Свернутый текст
Агнесса Людвиковна, я понял, кто предатель, можете теперь смело обзывать его по имени-отчеству (:
- Что поделать, граф, - ответил на реплику о министре Кантемир. – Тайные советники не приспособлены для исполнения желаний военных министров. У них для сих занятий имеются вполне себе занятные польки. Так что ежели Вы оных будете привечать меньше, то минёт Вас чаша гнева нашего добродушнейшего Александра Ивановича. Что же касается Вашего полка, то не имея намерения принижать чьи-либо заслуги, я рассказываю Вам, как будут развиваться события. При запрете Высочайшим Указом на экспедиции всякий доброволец будет нарушителем сего Августейшего документа. При переходе к полномасштабной обороне военное ведомство оставит здесь лишь регулярные гарнизоны, остальных отправят по квартирам. Так что при всем уважении к храбрости Вашего полка, можете смело собирать вещи и готовиться к отзыву. Я бы тоже занялся подобным нужным делом, ежели имел бы в распоряжении что-либо помимо на меня надетого: при отсутствии военных действий полномочный представитель на Кавказе не нужен, - Николай Иванович умолк, внимательно слушая более необходимые ему сведения о шрамированном абреке, и едва ротмистр завершил недлинный рассказ, крепко задумался, успев перед сим заметить: - Не шепчите, Леонид Андреевич, сию мерзкую харю знают все, кто вернулся живым из ичкерийского пекла. Наш преданный проводник воскрес и ныне не оставляет любимый гарнизон, заботливо навещая Герзель ночами. Что за сволочь! – треснул князь по столу кулаком и тут же извинился, заметив, как побагровел фельдшер. Все правильно – не у себя в Димитровке порядки наводит. Нелестный отзыв относился не к Хасаеву, а его пособнику. Он вертелся рядом, его слышат, его видят, его почти узнают, но все время не замечают. Оставаясь на виду, подлец научился быть невидимым. «Как?», - спросил сам себя светлейший, треснув ладонью по лбу. «Думай, дубина стоеросовая. Думай, не зря ж харчи Государевы жрешь! У него должна быть самая заурядная личность. К ней привыкаешь настолько же, как к дворнику… он - часть окружения офицеров, он примелькался настолько, что его присутствие не вызывает внимания. Влоцкая еще… Уж ей-то свой кусок грех выпускать. Вот любопытно: выла драной кошкой, когда был обстрел, зато при освобождении ни крику, ни слез. Так…»
-Так…, -повторил вслух князь, заметив, что остался наедине с вытиравшим руки фельдшером, собиравшимся выставить гостя вон и наконец-то прилечь поспать после бурной ночи. – Яков Георгиевич, сегодня двое офицеров успели побывать в плену и крепко получить там по маковкам. Господа Ветров и Неволин Вас уже посещали?
-Неволина перевязал, отдохнет, выспится, отойдет. Ветров ко мне за помощью не обращался, - недовольно буркнул эскулап, указав глаза на дверь. Князь немедленно исполнил молчаливую просьбу спасителя тел человеческих и по дороге завернул к коменданту крепости, на правах секретаря по дипломатической части выклянчив у того чернильное перо и лист бумаги. Устроившись на каменной лестнице крепости Кантемир принялся сочинять донесение для Нессельроде, кратко обрисовав сложившуюся ситуацию и не став церемониться с министром: «… Александр Иванович, да простит Господь мою душу грешную, позорит себя непониманием ни местных настроений, ни решительности Шамиля, ни обстановки в армии. Перевести войска в исключительно оборонительную позицию – значит, позволить абрекам резать нас в любое удобное для них время». Изложить мысль – дело нехитрое, а вот как передать послание, куда следует, здесь уже наблюдается закавыка. Николай Иванович, не смотря на позднее, вернее, уже раннее время, когда до рассвета оставались считанные часы, направился к Граббе, теперь обитавшему в холодной, сырой цитадели, уступив свое прежнее жилье Александру Ивановичу с «супругой». Во дворе стояла оживленная суматоха, из Внезапной прибыли казаки с посланием и провизией. Овцы истошно орали, не желая идти под нож к оголодавшему гарнизону, лишенному пропитания Шуайб-муллой в приснопамятной провальной битве.
-Павел Христофорович, казаки барантуют, вражьи дети, - зайдя в низкое помещение с одним узким оконцем и едва не ударившись о притолоку, высказал свое возмущение князь. – Местные и без того с нами на ножах.
-Что Вы от меня-то хотите, Николай Иванович? – развел руками генерал. – Отправить их на глазах всего голодного войска искать посреди ночи хозяев отары? – и указал на стол, где растекались грязно-желтым воском свечи. – Не побрезгуйте.
Кантемир обернулся и едва не захлебнулся слюной, увидев миску с кусками мяса. Обычная, вареная, пресная баранина сейчас выглядела царской трапезой. Те, кто перебирают в Петербурге вина и сорта сыра, навряд ли поймут, как сногсшибательно вкусен после нескольких дней лебеды и сморщенных луковиц сей дымящийся светло-розовый шмат счастья. Светлейший не обладал запасом силы воли, способной заставить его отказаться от столь роскошного дара. Подойдя ближе и уже протянув руку к сладчайшему блаженству, князь заметил на столе исписанную почерком Граббе бумагу. Он невольно пробежался взглядом, и аппетит пропал, как корова языком слизала. «Войска Вашего Императорского Величества потерпели в Ичкеринском лесу совершенное поражение. От генерала до солдата все сделали свое дело. Виноват во всем один я. Повергаю себя Вашему правосудию»*.
-Павел Христофорович, что же Вы… так? - князь не находил слов, глядя на пока еще командующего Кавказом.
- Так оно всем покойнее будет. Козлов отпущения ищут с ветхозаветных времен. Вы кушайте-кушайте, - Граббе присел на лавку, заменявшую ему постель.
-Да, благодарствую, как-то оно… кусок в горло не лезет, - Кантемир снова ощутил то неприятное щемящее чувство в груди, первый раз появившееся, когда из-за бесконечных жалоб Паскевича сняли Ермолова. Истинные воины уходили с достоинством, оставаясь верными Государю, не смотря на Его немилость к ним. Сие было и горько, и обидно. – Вы отдадите письмо Чернышёву?
- Не до курьерства ему сейчас, -отвел глаза генерал. – Кто-то из наибов лихачествует у Внезапной. К морю, что ли, хотят прорваться? На север их потянуло: то мы, то Внезапная. Министр нынче уезжает туда, вот хочу, дабы казачок один бойкий по дороге письмецо мое куда следует передал, а там уж оно и дойдет шустрее.
-Раз такая оказия, то не возьмете от меня весточку до Карла Васильевича? – на стол лег скрученный тонкой трубкой, небольшой лист бумаги, склеенной воском. – Гонцы-то у Вас надежные?
-Обижаете, князь. Все доставим, -кивнул Граббе. – Отчего Вы все-таки не кушаете?
-Я к Вам по делу, Павел Христофорович. Скажите мне, как на духу: кто Вам рекомендовал Мусу Хасаева? –Николай Иванович невольно потянулся к куску мяса и одернул руку: неча есть, когда дело застопорилось.
-Покойный Денисьев, Царствие ему Небесное, - перекрестился генерал, а светлейший при сем едва не сплюнул на пол. Вот, значит, кто сбежать из плена помог! Подсадили к нему с виду простоватого мужика, дабы и мысли дурной не возникло, и вот нате вам фунт изюму: все случайности оказались спланированными. Кантемир должен был попасть под подозрение. Хитро, хитро… Зато теперь подробности узнать не удастся, путешествия на тот свет чреваты невозвращением. Военный министр был прав, подозревая умышленное убийство. Иудушка подчищал за собою следы, видимо, намылился сбегать.
-Что же получается. Урядник запросто так подошел к Вам и предложил проводника? – на всякий случай, уточнил светлейший. –Или Вы ему сами поручили?
- Не совсем так. Вы же знаете, как оно все вышло: помучили меня в столице, и время ушло. Как вернулся в Герзель, собираться надо было спешно походом на Дарго, особо перебирать некогда, а Алеша мне и говорит – вот, мол, Денисьев с местными много перезнакомился, может, он кого и присоветует.
-Я так понимаю, Алексей Ветров, Ваш адъютант, проявил себя столь заботливым попечителем наших войск? – князь все же хапнул небольшой ломоть баранины и, медленно жуя его, возвел очи горе. Истинно пища богов!
-Да, Алеша, а что, князь, Вы ж неспроста все спрашиваете? – настала очередь интересоваться у Граббе.
-Каждый из нас несет свою службу, Павел Христофорович, - у Кантемира в голове начала выстраиваться вполне себе складная картина. – Уважьте меня, не говорите никому о нашем разговоре.
Торопиться радоваться не стоило. Пока одни догадки, а ловить нечистого надо за руку. Николай Иванович нашел себе в крепости старый пыльный ковер и утащил его в свободный же угол, где вознамерился поспать ближайшие три часа, пока солнышко не встанет. Ловить хитрую рысь надо с умом и толком, дабы не ошибиться в персоне. Отдохнуть светлейшему опять не дали, подозреваемый христопродавец явился к нему лично, изображая агнца Господня и протягивая письмо, испускавшее аромат какого-то гадостного французского салона.
-Вам чего не отдыхается, Ветров? – полюбопытствовал князь, пробегая взглядом послание. – У всех была тяжелая ночь. У Вас - особенно.
Адъютанта тут же как ветром сдуло, и Николай Иванович с удовлетворением отметил промах предполагаемого предателя. Морду умыл, а башку не перевязал, хотя там, у скал, вся харя в крови была, будто проломили ему думалку. Вот Неволину досталось, так досталось, хотя его проверить тоже не мешает. Ну что ж. Ветров всегда находился в свите Граббе на положении «подай-принеси», он все видел и все слышал, но всерьез его, разумеется, никто не принимал, обращая внимание не более чем на шавку, вертящуюся под ногами, и, судя по принесенному посреди ночи письму, он крепко спутался с Влоцкой. Кантемир прекрасно был осведомлен о связях пани с польским подпольем, смотрящим на британцев, как на своих спасителей от «гнета» Империи. При подобном раскладе героический подвиг спасения походил на явный фарс, дающий возможность Ахтверде увести своих людей без лишней крови, а он еще, как последний идиот, напоминал наибу об адатах. Вот рыжая паскуда! Поди, все сейчас сидят и довольно похихикивают в кулак или потирают ладони, мол, как ловко удалось объегорить и русскую армию, и русскую разведку. Николай Иванович всерьез разозлился. Агнесса желает его видеть? Замечательно, у него тоже есть некие вопросы к ней, на коии следует дать ответы. Шувалова князь нашел там, где и следовало искать настоящего кавалериста, - рядом с лошадьми.
- Леонид Андреич, доброе утро, - поприветствовал ротмистра светлейший, стряхивая с расстегнутого чекменя соломины и пух. – Я вновь пришел Вас просить об услуге. Карабахов более не имею, но надеюсь на Вашу добрую волю, ибо Вы уже в сей истории участвуете. С одной стороны, мне неприятно впутывать Вас в чужие дела, а с другой - Вы один из немногих, кому вера есть, - князь оборвал рядом растущую тростинку и меланхолично зажевал ее стебель с краю. - Меня графиня нынче на свидание позвала к башне у Аксая. Открою Вам величайшую тайну, хотя Вы ее уже знаете: Агнесса Людвиковна - не трепетная лань, посему разговор пойдет не о любви. Многих вещей по государственной нужде я Вам поведать не могу, и все же прошу Вас, вот так, вслепую, мне помочь. Неким заинтересованным личностям крайне важно видеть меня в домовине при параде. Ежели я пойду сейчас вокруг да около места романтической встречи оглядывать, то спугну важную птицу. Не могли бы Вы при карабине осторожненько бочком да по кустам поучаствовать во встрече? Ежели увидите нечто подозрительное, стреляйте без раздумий. Доброму человеку на заре скрываться нечего. Ежели откажитесь, пойму. Дело-то темное, ротмистр, и весьма неприглядное, - Кантемир сплюнул стебель на землю и направился по тропе вниз к реке, где виднелось кособокое здание недостроенной сторожевой башни.
__________________________________
* выдержка из донесения Граббе к Императору Николаю I (Источник: Русский архив, 1884 г. выпуск № 2, стр. 333)