Едва холодное зимнее солнце стало опускаться за горизонт, погружая усадьбу  Бутурлиных в серебристо-серые сумерки, как размеренный сонный дух, с самого утра витавший в апартаментах, занимаемых графинями Браницкими, свернулся клубком, и кувыркнувшись, укатился в самый дальний угол. Не до него было. Да и какая может быть скука, когда две дамы, желающие поразить всех своими нарядами, собираются на бал-маскарад?..
Словно натянутые струнки были нервы Катаржины. Ещё со вчерашнего дня её беспрестанно преследовало необычное предчувствие – будто бы этим вечером обязательно должно случиться нечто, что резко повернёт ход её жизни. От этого ей становилось, и страшно, и весело одновременно. Но в глубине души Ката догадывалась с чем, или точнее сказать кем, связаны её странные ощущения – с князем Ромодановским. Она затруднилась бы ответить, если кто-то спросил бы её, как давно родилось в ней чувство к Сергею Александровичу – месяц, два, полгода? Или же оно жило в ней всегда?.. Но с некоторых временём Катаржина стала зависима сначала от его писем, а потом и общества. Одно лишь случайное упоминание о нём заставляло учащаться сердцебиение и бросало в лихорадочный жар. Сейчас Кате казалось непонятным, что Сергей не привлекал её внимания на протяжение стольких лет, во время весьма частых визитах в особняк на Невском проспекте. Она поняла, что влюблена не однажды и не вдруг, это происходило постепенно – историю развития  их любви хранили письма, полные взаимной нежности и подчас почти признаний. Катаржина хранила эти письма в шкатулке из слоновой кости, а одно из них она всегда носила с собой, пряча в складках юбки, и украдкой постоянно перечитывала. Она знала наверняка, что и князь тоже очарован ей – после своего возвращения в Петербург, исподтишка Катаржина не раз замечала на себе его долгий взгляд, встречающий и провожающий её, полный теплоты, следующий за ней неотступно. В минуты скуки или тоски она беспрестанно вспоминала  его смеющиеся глаза, бархатный тембр голоса, от которого по спине предательски пробегал холодок, а ладони становились влажными, сильные руки, заботливо поддерживающие её в танце…
Упоённая собственными мыслями, Ката не сразу услышала стук в дверь, но, взглянув на часы, выпустила изумрудную брошь из рук. Через мгновение Агата уже докладывала хозяйкам о том, что князь Ромодановский ожидает их за дверью. Ката почувствовала головокружение и резкую слабость в ногах. Это было для неё совсем несвойственно, но сегодня всё было не так, как обычно. Всплеснув руками, камеристка закрепила брошь, ныне выступающую в роли украшения для прически, и отошла подальше, давая возможность маленькой графине хорошенько рассмотреть своё отражение в зеркале.
На маскарад девушка выбрала образ Лиха. Ей показалось это весьма забавным – её станут искать под какой-нибудь красивой маской Царевны-Лебедя, Жар-Птицы, Марьи Моревны и прочих прекрасных барышень из русских народных сказок. Побыть Лихом представлялось ей куда более занимательным. Её костюм состоял из платья светло-зелёного открытого платья, переделанного из старого бального, покрытого множеством слоёв газовой ткани различных оттенков и длинной мантии из парчи, расшитой золотом. Светлые волосы были собраны на затылке небрежным пучком, а несколько прядей кокетливо спускались к лицу. Маска, закрывающая верхнюю часть лица, была довольно необычной – со стороны казалось, что она одноглазая. Но вся хитрость была в том, что одна из прорезей была затянута плотной сеткой, сквозь которую нельзя было увидеть  внимательный синий глаз Катаржины, но при этом она сама видела достаточно хорошо для того, чтобы не чувствовать неудобств. Графиня Браницкая-старшая стала на этот вечер Василисой Премудрой – рядом с Катаржиной стояла совсем не Роза Станиславовна, а настоящая героиня русских сказок – в парчовом сарафане расшитом жемчугом и кокошнике, при взгляде на который резало глаза от блеска драгоценных камней.
Набрав в грудь побольше воздуха, Ката резко выдохнула и твёрдой походкой направилась к двери, поймав по дороге ободряющий взгляд Агаты.
Её появление, кажется, произвело на князя Ромодановского впечатление куда большее, чем предполагала сама Катаржина. Но Ката ничуть не расстроилась, наоборот, такая  реакция вызывала у неё радостную улыбку. Сам князь примерил маску богатыря и в своём костюме, с элементами традиционного русского орнамента органично смотрелся рядом с Василисой Премудрой. Едва лишь она почувствовала прикосновение к своей руки Сергея Александровича, как сердце уже привычно забилось часто-часто, но тщетно Катаржина пыталась его успокоить.
Не теряя времени зря, маленькая процессия, отправилась вниз, в Бальную залу, где уже во всю гремел бал. Мимо Катаржины проплывали невиданные сказочные существа в самых разнообразных костюмах. На входе в залу их встречала хозяйка дома, Антонина Денисовна, и её подруга, Дарья Петровна, переодетые в мифологических существ – Гагану и Гарафену. Чтобы пройти дальше, нужно было разгадать их загадку:
- Она хотела навязать свои законы
И покорить северные острова;
Собрала оттуда все сокровища,
Но половину растеряла.
Сергей Александрович был готов уже шепнуть ей на ухо ответ, но Гагана пригрозила ему пальцем, и он был вынужден отойти.
- Должно быть, это Англия? – предположила Катаржина.
- Нет. Сбиваешь людей с пути истинного, а теперь запуталась сама, - ответила Гарафена и протянула руку с корзиной, в которой уже лежали самые разнообразные вещи, оставленные теми, кто точно также как и она, попались на каверзных вопросах. Вздохнув, Ката стянула с руки браслет из терновых ветвей и положила его в корзину.
И наконец, сопровождаемая крепок держащим её под руку Сергеем Александровичем, Катаржина оказалась в зале. Танец только что закончился, и царил обыкновенный хаос праздника, который тут же захватил и Катаржину. Заметно оживлённая, она почти пританцовывала на месте от нетерпения поскорее присоединяться к веселящимся. Графиня Браницкая-старшая удалилась к своим подругам, оставив её на попечение князя Ромодановского, не замедлившего с приглашением на тур вальс. Конечно, никакого другого ответа, кроме, как положительного быть не могло, но из-за неожиданного появление княжны Урусовой, переодетой Лисичкой, Ката только и успела, что кивнуть головой.
- Ma chere, как я тебе рада! Какой у тебя чудесный наряд! Ты уже успела потанцевать? –  завалила её вопросами девушка. Ольга была единственной, кто видел её костюм и маску до маскарада, и поэтому легко узнала в толпе.
- Ах, милая, ты сейчас с потрохами нас выдашь, если будешь так кричать! – Катаржина наклонилась к подруге и расцеловала её в обе щеки, - Твоё платье тоже просто прелесть! – оглянувшись на Сергея Александровича, она  с заговорщическим видом обратилась к Ольге, - Нет, мы только что пришли. А ты, наверняка, уже успела перетанцевать со всеми кавалерами?

Отредактировано Катаржина Браницкая (2013-10-26 10:29:50)

Нарушить все мыслимые и немыслимые правила? Что может быть проще? Быть вызванным на дуэль-это полбеды, но не быть уверенном в своем противнике – это другое дело. Он был более, чем уверен, что стреляться ему предстоит с Михаилом  Карницким. Кого же еще кроме своего брата так будет защищать Аннет? Только его! Но этот поборник морали и приличий даже не соизволил снять маску. «Ничего. Как говорил это цыган? У всех людей кровь красная? Вот на дуэли мы это и проверим!» Он не собирался ждать день-другой, его кровь кипела в жилах и требовала мести. «Назначить дуэль на завтра. После завтра крайний строк» - нахмурившись думал граф. Он помнил, что по правилам ответа ждут до двадцати четырех часов, не в первый раз его вызывают на дуэль. Но Костя хотел покончить с этим делом как можно скорее и что-то ему подсказывало, что в этом они с противником сойдутся. Хмурый, а в своем костюме он выглядел еще более мрачным.
Сумароков был зол и в то же время растерян. Неужели цыганка была права и та беда, что сулила она ему его настигла? Он задумался и не заметил, как чуть было не сбил с ног мужчину изображавшего какую-то то-ли лесную, то ли домовую нечисть. В этом Костя был не очень силен, да и по правде не до того ему было. Извинившись, он же хотел побыстрее уйти, но знакомый голос остановил его:
- Сумароков! Константин! И ты здесь? Удивлен! Сколько мы уже не виделись?
- Старые друзья узнают в любом виде? – улыбнулся Костя. Он не мог не улыбнуться строму другу, с которым они оценили ни один трактир и продегустировали ни одну бутылку вина и еще чего покрепче, - или же у моего друга третий глаз открылся? – он ухмыльнулся, - здравствуй, Алексей! Сколько не виделись? С тех пор как князь N проигрался тебе в пух и прах? – он снова улыбнулся, но вскоре его лицо сделалось серьезным, хоть в с его маской это выглядело, так, словно он снова нахмурился и вот вот начнет всех частить на чем свет белый стоит. Недавние события возвращали графа на грешную землю. «А ведь не зря я его встретил» - сказал себе Сумароков и подумал, что это судьба. Столкнувшись с ним, граф понял, что не будет просить об этой услуге ни Дмитрия, ни Владимира. Его секундантом должен стать Орлов. Отойдя в сторону, где их никто не мог слышать, Сумароков сказал:
- Алексей, у меня к тебе есть разговор. Меня вызвали на дуэль. Сказав это он замолчал и выжидательно стал смотреть на друга, - ты ведь знаешь, о чем я тебя сейчас попрошу? Будешь моим секундантом?

Любимым предметом Катерины в Смольном была, конечно же, история. Бутурлина заслушивалась рассказами профессоров, и, несмотря на свою, что называется, «девичью память», продолжала помнить их лекции, особенно те, что касались совсем уж седых веков российской истории. И когда перед девушкой встал вопрос - кем же нарядиться на маскарад? – Катя недолго искала на него ответ. Ладо, или, в женском варианте – Лада, богиня весны, веселья и любви – давным-давно один из преподавателей рассказывал про нее в одной из лекций. И эта прекрасная, добрая – в самом деле, какой же еще может быть богиня весны и любви? - показалась Катерине самым интересным вариантом. Девушка приготовила для себя нефритово-зеленое платье, покроем похожее больше на народный сарафан и расшитое золотистой нитью; черные сапожки на небольшом каблучке, в которых, как сказала Катина горничная «хоть сейчас «барыню» плясать!». Голову Катишь украшала плотная, сделанное из золотистого бисера повязка, которую бывшая Катина нянюшка, старуха Савельевна, называла «очельем». Маска Китти, скрывавшая лицо до кончика носа, была сделана в цвет платью. Черные длинные косы девушки змеями лежали на ее плечах – только по ним одним и можно было узнать Катерину. В последний момент, крутясь перед зеркалом, девушка поняла, что цвет волос и их длина выдают ее «с потрохами», но переделывать прическу было уже поздно. А у Кати перед балом было еще одно дело, куда более важное, чем забота о своем маскарадном костюме.
Лизавет, неугомонная младшая сестричка... Антонина Денисовна строго-настрого запретила Лизоньке быть на маскараде, но та отчаянно хотела туда попасть. И Катерина решила: не будет много зла от того, что сестра тайно посетит свой первый в жизни бал-маскарад и немного развлечется. Катя поняла, что ее задумке благоволит судьба, когда к затее сестричек присоединилась Керолайн Монтес – красавица-подруга Катиной знакомой, Эмилии. Эта невероятно умная леди помогла девушкам продумать все до мелочей.

Когда все приготовления были закончены, три таинственные дамы – Ворожея-Керолайн, Золотая Рыбка-Лиза и Лада-Катерина направились к бальному залу. Катя всю дорогу пыталась подбодрить сестру, но у нее это плохо выходило. Когда же они подошли к дверям, Катишь поняла, что Лизавета совсем скисла от страха.
Антонина Денисовна вместе со своей подругой, Дарьей Петровной Урусовой, стояла в дверях и встречала гостей. Мать и Дарья Петровна в костюмах Гаганы и Гарафены показались Кате самыми грозными стражами, которых она когда-либо видела в своей жизни. В сравнении с ними меркла даже суровая дворцовая гвардия! Но делать было нечего. Чернокосая Лада потянула Золотую Рыбку за собой.

- Ох вы, гой еси, верные стражи Алатырь-камня! Сразу признала я вас! А вы меня, верно, не признали, ибо давно не видели? Я - Лада, та, кому девушки весной поют хвалу, призывая к себе любовь, веселье и счастье, - зычным голосом, на одном дыхании, произнесла Катиш.

«Боже мой! Что я говорю?», в отчаянии подумала Катерина. У нее за спиной словно бы стоял проказливый чертик, остреньким кулачком подталкивающий девушку в спину и подначивающий её нести чушь. Сил девушке придавало также и то, что рядом, наверняка еще более испуганная, чем сама Катя, стояла Лизавета. Необходимо было любым способом отвлечь от нее внимание матушки и Дарьи Петровны.
- Здравствуй, Ладушка, - улыбаясь произнесла Гарафена. – Припозднилась ты, мы уж думали, не навестишь нас.  Слушай нашу загадку.
– Сверкают, как алмазы,
Они в ночной дали
Чтоб странники в дороге,
Свой путь по ним нашли.
То ли Дарья Петровна подыграла девушке, то ли у «стражниц» закончились сложные загадки – ответ пришел Катерине в голову настолько быстро, что та даже немного опешила.
- Звезды! – Катишь на радостях выпалила это так громко, что стоявшая рядом Лиза подпрыгнула. Катерина, впав в эйфорию, не обратила на это внимания и направилась было к двери, потянув сестру за собой.
- А что же твоя спутница, Рыбка Золотая, будет отвечать на наши загадки? Без ответов мы ее в зал не пустим, или пусть отдаст нам какую-то свою вещь,– сказала Гагана-маменька, как-то подозрительно посматривая на молчащую Лизу. Катя, полагавшая, что ее ответа на двоих будет вполне достаточно, немножко струхнула. Maman могла не узнать лица дочери в маске, наглухо скрывавшей ее лицо; но голос мог выдать Лизу. Тут Катерина поняла: сейчас она либо выкрутится неким непостижимым образом, либо и ей, и Лизе придется очень плохо.
- Она же Рыбка, она не может и не умеет говорить! – воскликнула Катя, откалывая от своего платья оранжерейную розу и аккуратно кладя ее в корзинку Гаганы.
Не считая нужным дольше оставаться под прицелом слишком уж подозрительного взгляда маменьки, Катерина цепко схватила сестру за руку и потащила ее за собой, не оглядываясь на Гагану и Гарафену. И только, когда Лиза и Катя затерялись в толпе, Катишь сумела перевести дух. Неужели, получилось? Их затея и впрямь удалась?
– Вот видишь, ma cherie, все хорошо. Веселись сегодня, сколько тебе вздумается! Только будь осторожна и обходи маменьку стороной, – улыбнулась она сестре, отпуская ее руку.

Орлов от души рассмеялся и хлопнул друга по плечу, оставив, впрочем, без ответа его вопросы касательно того, каким чудесным образом был так легко разгадан. Алексей редко задумывался о подобных мелочах, предпочитая доверять своему чутью и интуиции. Вот и в этот раз оно его не подвело, уловив такие характерные черты, как походка, осанка,стремительность движений. Судя по реакции Сумарокова, он был искренне рад встрече с ним. Орлов уже предвкушал, как они вдвоем придумают что-нибудь этакое, что непременно останется в памяти у всех гостей этого бала, ведь раньше им это с успехом удавалось, но внезапный вопрос графа заставил его на несколько мгновений потерять дар речи.
"Дуэль? Я, конечно, не удивлен, Константин просто притягивает их к себе, но не пора бы уже одуматься? Разве мало неприятностей он уже пережил?"
Взяв друга за локоть, Алексей отвел его в сторону, подальше от шума и любопытных глаз и ушей. Конечно, он видел, каким был взгляд Сумарокова: прямой и пронзительный.
- Мог бы меня и не спрашивать,- ровным, мгновенно ставшим серьезным голосом ответил Орлов,- я всегда готов тебе помочь. Но, послушай, неужели нельзя решить конфликт мирным способом. Понимаю, что выбранный путь тебе близок и знаком, но стоит ли и теперь рисковать всем. Не пора ли остановиться?
Граф Сумароков никогда не был для Орлова таким другом, как Бутурлин, но неизменно он вызывал в нем симпатию своей решительностью и смелостью, способностью идти до конца, не заботясь о том, чем это обернется для него впоследствии: очередным разжалованием или ссылкой, не говоря уже об осуждении со стороны света. Он казался более свободным от мнения общества, и это делало его особенным. Но всякий раз рисковать всем вовсе неразумно. Орлов понимал, что на сей раз это может завершится плачевно, и хотел сделать все, чтобы избежать этого.

С Алексеем они никогда не были такими близкими друзьями, как с Владимиром, (Да и кто сравнится с Вольдемаром?) однако они были добрыми друзьями и не раз сиживали вместе и за ломберным столом, и за бутылкою вина, и у прелестниц на Ореховой. Они были из одного теста, хоть Костя и считал Орлова романтиком до глубины души. Сумароков со всей его циничностью порой даже завидовал другу. И сейчас граф строго и внимательн осмотрел на него, будто бы пытаясь понять, шутит тот или успел набраться.
- Полно на меня так смотреть, не дядюшка мой, - ухмыльнулся в усы Сумароков. Он помнил, как каждый раз старший Сумароков, сплевывая говорил ему, что горбатого могила исправит, после чего отправлялся по своим делам. 
- Мог бы меня и не спрашивать,- ровным, мгновенно ставшим серьезным голосом ответил Орлов,- я всегда готов тебе помочь. Но, послушай, неужели нельзя решить конфликт мирным способом. Понимаю, что выбранный путь тебе близок и знаком, но стоит ли и теперь рисковать всем. Не пора ли остановиться?
- Коли бы я вызвал, - снова ухмыльнулся он, - меня обвинили в том, что мне нужно преподать урок общения с дамами. Я желаю преподать ему свой урок. И чем раньше, чем лучше. Какая это у него была дуэль по счету? Не уж то пятая? Или шестая? С первой его дуэли минуло почти тринадцать лет, а с последней более двух лет. Но держать пистолет в руке он не разучился. Стрельба по мишеням по-прежнему оставалась его излюбленным занятием.
- Моим противником будет граф Карницкий. По мне так он на языке мастак больше, нежели в нашем деле. Что ты скажешь про него? Если он не попадает в туз с двадцати шагов, то я спокоен. Костя растянулся в улыбке настолько, насколько позволяла маска, - он даже не изволил снять маску, когда бросил мне вызов, - он улыбался одним уголком губ. Какой бал без обморока и какой маскарад без дуэли? Все это ему представлялось не более, чем забавной игрой. Орлов не отказал ему, но Костя видел в его взгляде осуждение этого поступка. Почти таким же взглядом награждал его отец всякий раз, как прознавал про дуэль. Вообще Константину начинало казаться, что взгляд друга намерен выражать эмоции его немногочисленный родственников, пока он не решит отказаться от этой затеи. Но, зная Сумарокова, можно было не сомневаться в его упрямстве.
Обсудив все детали с другом, Константин положил руку Алексею на плечо и сказал:
- Спасибо тебе, Леший этого не забудет. Он улыбнулся. Распрощавшись с другом, граф ушел в снежную ночь.

Право слово, если бы Александра никогда не знала мук ревности, то решила бы, что с ней сделалась горячка: сердце билось часто-часто, по телу разливался болезненный жар, а пальцы нестерпимо болели, словно какой-то изверг вдруг взялся выламывать их, один сустав за другим. Но это была ревность, самая пошлая и глупая ревность женщины, вдруг оказавшейся в незавидном положении человека, обманутого своим сердцем и воображением. И графиня была совершенно здорова, если только не считать болезнью колючее чувство, которое она была намерена изжить в ближайшие мгновения, но Саше всё-таки было досадно. Немножко, самую капельку - оттого, что князь Неверовский так быстро принял её решение исчезнуть из той нелепой фигуры, в которую они трое оказались вдруг связаны в вечер первого дня в Двугорском. Но что ещё ему оставалось делать? Если бы Володя вдруг вздумал делать и говорить глупости, то ей пришлось бы играть ненавистную La Belle Dame sans Merci, хмуриться, сжимать губы в тонкую злую нить и терпеть презираемый образ до того мгновения, когда всё успокоится. Не забудется, но станет безразлично и начнёт вызывать беззлобный смех. Александра Кирилловна не хотела терять подругу из-за такой малости, как мимолётное увлечение, пусть даже убедить себя в "мимолётности" и в том, что Владимир Андреевич был всего лишь увлечением, было непросто. Слова князя были ей приятны, но не более: они друзья теперь, им теперь дружить семьями... Спохватившись, Саша пожурила себя за то, что слишком торопит события и покачала головой, отвечая одновременно себе и партнёру.
- Вы говорите: перебирать красавиц, а я скажу: не вздумайте, - графиня Воронцова-Дашкова на мгновение опустила глаза и вновь посмотрела на собеседника, но теперь её взгляд был привычно ласков. Вот и пойми тебя, Саша: то злишься на невнимание, то радуешься ему! - Не лишайте Елену Григорьевну удовольствия быть особенной, угадайте её с первого взгляда.
Ей в кои-то веки было легко и уютно рядом с этим человеком, словно бы принятое решение в один миг вознесло её на недосягаемую высоту, где ничто не могло потревожить её покоя. Какое счастье - вновь быть самой собой! Равно дарить каждого улыбкой, беззаботно наслаждаться всеобщим обожанием, а не выискивать его в ком-то особенном, не тревожиться и не бояться язвительных реплик, будучи под защитой самого справедливого и неподкупного стража - своей совести. Неожиданно Александра подумала о том, что неприятная и неожиданная декабрьская поездка, кажется, многим помогла ей, научила мириться с неудобствами и не унывать из-за досадных мелочей, к которым теперь - в силу безмолвной договорённости, так кстати подтверждённой торжествующими аккордами музыки - следовало относить того, кто задал ей вопрос.
- Увы, князь, - женщина с улыбкой покачала головой. - Я не знаю костюма княжны Вяземской и ещё не видела её. Спросите у Григория Петровича или его жены, они должны вам ответить...
Шаг, поворот, вздох, взгляд, улыбка - бесконечно любимый Сашей ритуал танца подходил к концу. Мелодия была ей незнакома: что-то новое, удивительным образом напоминающее стихи Пушкина и пушистый затылок сына. Ей вдруг нестерпимо захотелось домой, к детям и мужу, растерянно приговаривающему "Ну, что ты, что ты, матушка" на всякую шалость Александры Кирилловны, к шумным объятиям и сухим, частым поцелуям, которыми Ирина всегда одаривала мать после долгой разлуки, к любимым книгам и нотам, под сень расписных потолков парадных комнат, чьи окна выходили на скованную льдом Неву. В Двугорском могло быть уютно, но всё пошло наперекосяк, и большое внутреннее напряжение не дало Саше ни мгновения отдыха, а о веселье и вовсе думать не приходилось, если только маскарад не затмит своим великолепием и пышностью беспокойство, преследовавшее её эти дни.
- Владимир Андреевич, - Александра залилась румянцем, но договорила, повинуясь внезапному порыву: - Обещайте мне беречь Элен. Она... Я не хочу видеть её несчастной.

Константин был настроен решительно. Только слепой этого не заметил бы. Орлов только покачал головой, понимая, что его слова так и останутся лишь словами.
"Отчего-то я почти не удивлен. Константин, ты же всегда говорил, что в отличие от многих чаще руководствуешься доводами разума, а вовсе не чувствами ... Почему же ты так легко поддаешься своей гордыне?"
Нет, Алексей вовсе не осуждал своего друга, но искренне полагал, что пришло время учиться решать конфликты более дипломатическими методами. А услышав имя противника Сумарокова, Орлов опешил второй раз за этот не такой уж длинный разговор.
- Михаил?
Граф Карницкий был дружен с Бутурлиным, поэтому и Алексей питал к нему дружескую симпатию. Они оба были чем-то схожи: тягой к приключениям, безумствам и постоянно старались вовлечь в это их "честь и совесть" графа Дениса Алексеевича. Потому эта новость не добавила оптимизма Орлову. И, конечно же, Константин не мог этого не почувствовать, но поддаваться этим чувствам значило бы проявить слабость, недостойную офицера. С другой стороны, то можно было бы назвать благоразумием, но проявлять его всегда было привилегией Бутурлина.
"Бутурлин ... Наверняка, вторым секундантом будет он. Вот и встретились ... Ох, не так я нашу встречу представлял, не так ..."
Далее последовали тонкости, касающиеся дуэли, после чего Сумароков попрощался и спешно удалился. У Орлова и самого настроение заметно ухудшилось. От былого веселья и задора не осталось и следа. В разговоре с Константином он благоразумно воздержался от комментарий касательно умений Михаила, но сам то он знал, что Карницкий был прекрасным стрелком.
"Нужно отыскать Дениса и поговорить с ним. Может быть, он сможет найти какой-то иной выход ..."

Князь слушал Александру и слышал её, но всё же он отказывался верить тому, что сейчас происходило с ним. Слова графини, сплетаясь в одно предложение? обрели свой невысказанный смысл. И пусть в них не было ни упрека, ни намека на грубость, лицемерие и других мерзких качеств, всё же в них ощущалась прохлада, навеянная суровой реальностью. Не было и не могло быть той Саши о которой грезил юный Володя и к которой временами возвращался уже возмужавший Владимир. Мечта превратилась в утопию и если не отречься от неё, то можно погубить не только свою, но и множество других жизней.
"Почему же Вы вновь появились в моей жизни? Отчего Богу было угодно свести нас снова и сохранить те чувства? Позволить быть ей особенной... Особенно были Вы... и навсегда останетесь..." - невысказанные мысли обжигали горло и говорить о чем-либо казалось невозможным, а предательски изощренный ум уже нарисовал в памяти образ другой женщины, и её лицо не принадлежало ни Александре, ни Елене. Видение так скоро возникшее в его непослушном воображении улыбалось тихой и кроткой улыбкой, но князь помнил насколько опасными были глаза её обладательницы. В ангельском облике жил неукротимый пленительный демон. Она тоже была особенной, её можно было узнать из миллионной толпы. Она была настолько особенной и такой прекрасной, что становилось больно. И да, он мог гордится тем, что стер её, сделал безликой жалкой тенью, превратив в ничто.
А Елена? Она тоже была особенной, Владимир и сейчас помнил её лицо, освещенное вспышками салюта. Эта картинка запечатленная в душе князя не раз будоражила его кровь и заставляла его замирать, останавливаться на пол слове и задумчиво вглядываться вдаль, словно заприметив дорогой сердцу силуэт. Несомненно она была особенной. Князь Неверовский влюблялся только в особенных девушек, способных затмить собой весь остальной свет. И как жаль, что он зачастую не умел ценить этого, а оценив не умел удержать...
Коварная мелодия, заплетаясь в танце и словно спотыкаясь в нём, неловко совершила свой последний аккорд и смолкла... Или нет, напротив, всё было слишком совершенным: музыка, танец, девушка. Всё было настолько совершенным, что стало противно страшно, когда вдруг мир танца оборвался, словно на полуслове, возвращая двоих в реальность.
Владимир Андреевич вдохнул полной грудью и ему казалось, что он никогда доселе не дышал, никогда не знал робкого голоса Александры Кирилловны и не слышал своего собственного.
- Даю слово офицера, что никогда не осмелюсь обидеть её, - обещание само сорвалось с губ Неверовского навечно обрекая мужчину следовать ему. - Но и Вы... - Владимир поник, так и не договорив то, что грезилось. Горло вновь обожгло огнём и чтобы скрыть паузу, готовую черной пропастью возникнуть между ними, он обратил внимание своей спутницы на  небольшую суету возникшую возле одного из окон.
- Саша, Вы любите заглядывать в будущее? Или Вы считаете это страшным грехом?

Наряд, за которым пришлось отправить этого упрямого и вредного старикашку, слугу  барона, привезли уже тогда, когда маскарад был в самом разгаре. Жаннет притопывала от нетерпения, слушая звуки музыки, гремевшей внизу. Ягори она сама помогла одеться, чтобы Алевтина ничего не увидела. Горничная весь день крутилась возле комнаты Эдуарда, изредка прибегая к Жаннет с докладом. "Господину графу лучше", "господин граф выпил немного воды, но есть не стали", "господин граф уснули"... Жаннет решила, что Алевтина не столько старается успокоить её, сколько шпионит для опекуна. Маркизу немного мучили угрызения совести - она ведь собирается веселиться в то время, когда опекуну так плохо, да ещё и снова против его воли. Но не пойти она не могла. С тех пор как Жаннет увидела Алехандро в лесу, раненого, и поняла, что он мог умереть, в ней что-то изменилось. Она ещё не умела объяснять себе свои чувства, она только знала, что сегодня вечером должна быть рядом с ним. Видеть его взгляд, улыбаться его шуткам, чувствовать тепло его руки - чтобы потом, когда вернётся в Останкино на неопределённый срок, снова и снова вспоминать каждый момент этого вечера. Когда он был рядом...
А она ведь тоже не безразлична ему. Жаннет улыбнулась, глядя на себя в зеркало и пристраивая в ушах самые крупные свои серьги, какие только отыскала в шкатулке. Конечно, небезразлична! Он ведь сам пригласил её - значит, тоже хочет, чтобы она была рядом. А вдруг он прямо сегодня вечером признается ей в любви? Нет, невозможно влюбиться за такой короткий срок!.. Ну а вдруг?
Жаннет вспомнила, как сверкал его взгляд сегодня, когда она пришла к нему рано утром. Он обнимал её... почти поцеловал... это почти... такое мучительно-сладкое почти...
Нет-нет, только не краснеть! Жаннет закончила навешивать на себя украшения и посмотрела на Ягори. В белоснежном наряде красота девушки засияла ещё ярче.
- Ты очень красивая, ты затмишь там всех сегодня! - искренне сказала ей Жаннет. Ну где же Марсель?
Наконец стук в дверь, протянутый свёрток и слова: "Вот то, что Вы просили, мадемуазель!"
Переоделась Жаннет так быстро, что даже сама удивилась. Навертела первый попавшийся газовый шарф на лицо и, посмотревшись, осталась довольна результатом. Главное - теперь и Эмилия её не узнает, если увидит, в этом девушка была уверена. Она и сама себя узнавала с трудом.
Жаннет отослала Марселя с запиской о том, что она готова пойти на маскарад, к барону и стала ждать. Каждая секунда ожидания казалась ей целой минутой, а минуты вообще превратились в часы. Но барон, к счастью, не заставил себя долго ждать.
- Мадемуазель Жаннет, прошу вас, будьте осторожны - Жаннет бережно и невесомо положила свою руку на руку барона, стараясь почти не касаться её и, не удержавшись, слегка погладила кончиками пальцев его кисть. Эти перчатки! Кто только их выдумал! Прикоснуться бы сейчас к его коже, дотронуться до него настоящего, а не до этой равнодушной ткани...
- Я постараюсь не причинить Вам боли, барон! Вы так бесконечно добры ко мне, я очень благодарна Вам за приглашение! - шепнула она тихонько, чтобы услышал только он.
Услышав, как он назвал Ягори, маркиза лукаво улыбнулась.
- Эта девушка - моя подруга, но её имени я Вам не скажу - мы ведь идём на маскарад!
Жаннет готова была съехать по перилам, так не терпелось ей поскорее попасть на бал. Но у входа в зал вдруг обнаружилось странное препятствие в виде двух женщин. А, загадки! Жаннет едва не захлопала в ладоши. Загадки она любила. Барон разгадал свою так быстро, что Жаннет даже не успела подумать над отгадкой. Затем настала её очередь.
Он вышел в море в непогоду, Напрасно сын его искал. Он от чудовища сбежал И сам себе вернул свободу. - сказала ей дама в зелёном, и Жаннет задумалась. В непогоду? От чудовища? Что-то знакомое зашевелилось в голове маркизы, какой-то похожий эпос она читала, но то было так давно... А вдруг речь о каком-нибудь герое русских сказок, в которых она не так уж и сильна?
- Если не знаешь ответ, отдавай залог! - сказала ей вторая маска, преграждающая вход в зал. Жаннет хотела было отцепить одну из своих серёжек, которые уже порядком оттянули ей мочки ушей, и попробовала размотать свой шарф, как вдруг вмешался Алехандро.
  - Не портите костюм. - сказал он и взял её за руку. Жаннет несколько мгновений провела вдали от бала и от этих строгих дам с их загадками - где-то на седьмом небе, или повыше... Он! Взял! Её! За руку!
Но вот Алехандро отпустил её руку, а в ладони что-то осталось. Маркиза, возвращаясь в реальность, поднесла ладонь к глазам. Кольцо. Красивое кольцо с тёмно-красным камнем, в глубине которого танцуют искорки, совсем как в глазах Алехандро... Да что это с ней?
Жаннет выпрямила спину и тряхнула головой, от чего на ней зазвенели все её украшения.
- Благодарю Вас. Оно такое красивое, его даже отдавать жалко, но раз таковы правила...

Маркиза протянула кольцо той, что была в зелёном.
- Вот, возьмите...
Но как же это было символично... Теперь Жаннет почти не сомневалась, что барон в неё влюблён. Он ведь отдал ей кольцо, а в каких случаях дарят кольца? Да-да, пусть на маскараде, и пусть как бы игра, но разве это не намёк? Скорей бы танцы, он наверняка пригласит её, на вальс, и там, в танце, обязательно что-то скажет ей такое, чего она уже давно неосознанно от него ждёт...

Отредактировано Жаннет де ле Шенье (2013-11-24 20:41:04)

Проснувшись на следующее утро после насыщенной событиями охоты, Глеб первым делом еще раз вспомнил о перипетиях вчерашнего дня, как они с Дашей вернулись с охоты, как нашли сияющую Аню. - Вот уж у кого все хорошо. - Подумал князь, постучав по деревянному столику что стоял рядом с ним, затем он оделся и стал не спеша готовиться к балу, для чего распаковал тщательно завернутые вещи и тихонько улыбаясь, внимательно осмотрел их и довольно хмыкнул, найдя костюм в превосходном состоянии, после чего принялся в него облачаться, стоя перед зеркалом и подгоняя каждую деталь так, чтобы ничего не отвалилось, не сползло и не привело к его узнаванию. Где-то через полчаса в комнате вместо князя стоял человек в закрытом шлеме на голове, плаще и в черном костюме с нашитыми на него белыми, имитирующими кости деталями. - Ну что, Кащея Бессмертного ждали? Нет?! А он явился. И только попробуйте его не пропустить. - Подумал он и, улыбнувшись (все равно под маской не видно) глянул на часы. Пора. Князь вышел из комнаты и направился в сторону бальной залы, откуда уже доносился веселый смех. У входа в залу, стояли две маски: Гарафена и Гагана, Гагана держала в руках корзинку, наполненную разного рода предметами, в то время как в руках у Гарафены был агенд, завидев его, обе маски встрепенулись и преградили ему дорогу.
- Стой, Кащей! - Воскликнула Гарафена. - Прежде чем ты войдешь, ответь нам на один вопрос.
- Нашли у кого спрашивать! - Делано возмутился "Кащей", стараясь придать своему голосу властность и грозность, подобающие статусу. - Сам Царь-Кащей соблаговолил почтить своим присутствием сей праздник, а ему загадки загадывать вздумали!
- Правила едины для всех, - улыбнувшись возразила Гарафена и продолжила: - Сверхъестественное для смертных, Оно является достоянием богов, Таких, как Юпитер, А также всех великих. Что это? Отвечай же.
- Солнце. - Не задумываясь ответил Глеб и досадливо закусил губу, увидев отрицательное покачивание головой, со стороны "стражей"
- Это Бессмертие. - Ответила Гарафена, - Кому как не тебе знать об этом? -0 С легкой укоризной сказала она, а Гагана протянула корзинку. Повозмущавшись для проформы еще немного, заодно еще повеселив "стражей", князь все же достал из-за пазухи рубин, сапфир и изумруд, специально для этой цели взятые им из дома (в конце концов он Кащей или как?!) и положил эти камни в корзинку Гаганы. - Берегите их как зеницу ока! - Значительным тоном провозгласил он. - Самое дорогое на сохранение отдаю! - И, не удержавшись, проворчал. - Дожили, самому Кащею загадки загадывают. не царское это дело загадки отгадывать. - Повеселив таким образом маски у входа, Глеб нырнул в залу и принялся величественно расхаживать, выискивая ту, кто не испугается танца с самим Кащеем. Проходя мимо танцующих и веселящихся пар, молодой человек загляделся по сторонам, выискивая свободных девушек, кого можно было бы пригласить и не заметил как уперся в дверь, машинально повернув ручку, он вошел и увидел белокурую девушку, сидевшую в кресле, маска ее лежала рядом на столике. Черты ее лица показались князю смутно знакомыми, и молодой человек припомнил, что видел эту девушку в декабрьский день во дворце. Да-да, в тот самый день, когда он искал там принца Гессенского, а заодно познакомился и с самой Великой Княгиней Марией Александровной. Девушка выглядела усталой и, по-хорошему, князю следовало бы удалиться так же тихо и незаметно, но он промедлил, дождавшись когда девушка, почувствовав чужое присутствие, повернула голову в его сторону. После этого безмолвно уходить было уже невежливо и, юный князь мысленно вздохнув, спросил. - Сударыня, простите что я потревожил Вас... - Глеб снял с себя шлем-маску, посчитав невежливым разговаривать в ней с человеком без маски (тем более с дамой). - Вы выглядите чем-то обеспокоенной, может я могу чем-то помочь? - Право слово, последний вопрос прозвучал глупо. Надо было извиниться и покинуть помещение, где присутствие да Кащея было неуместным в данный конкретный момент, но... Как всегда разумная мысль в голову пришла с большим опозданием, а может напротив он правильно сделал, что остался и заговорил с незнакомкой?

Отредактировано Глеб Разумовский (2013-11-28 21:44:30)

- Ну что ж, вроде не рассердилась или умело скрыла это. - Подумал Разумовский, впрочем все сомнения в искренности незнакомки отпали, едва он увидел открытую улыбку на ее лице. - Нет, глупости, конечно же она не рассердилась. Когда надевают маску на душу так светло не улыбаются. - Девушка улыбалась так заразительно, что Глеб поневоле расплылся в ответной улыбке. - Я вас прекрасно понимаю, сударыня, и не считаю это странным. Балы, безусловно, дарят, по крайней мере должны дарить, хорошее настроение, но при этом они сильно утомляют. - Ответил молодой человек. - Не стоит благодарности, сударыня, я просто случайно оказался рядом. Могу ли я узнать, что вас тревожит? - Поинтересовался он, рассудив, что девушка не заговорила бы с ним об этом, если бы не видела в нем того, кто может ее выслушать и кому она может довериться, посему, Глеб нисколько не сомневался задавая свой вопрос и в свою очередь представился. - Чрезвычайно рад знакомству с вами и тому доверию, что вы мне оказываете, открывая свое имя. Открою же и я вам свое. Князь Глеб Александрович Разумовский, к вашим услугам, впрочем, здесь вы можете называть меня Кащеем. - Юноша, снова почувствовавший себя уже достаточно раскованным, озорно подмигнул. - Могу ли я дерзнуть, и попросить прекрасную деву подарить танец Кащею Бессмертному?

Отредактировано Глеб Разумовский (2013-11-29 15:22:12)

- Сударыня, только красивые создания, могут позволить себе быть хитрыми и ехидными. - Улыбка юноши была под стать улыбке юной княжны. - А я Кащей. - Подбоченился он гордо, принимая предложение новой знакомой и усаживаясь на диван и расслабляясь, чувствуя удобное сиденье и спинку. - Только бы не заснуть. - Мимолетно подумал он
- Ну что же, - Улыбка молодого человека стала понимающей. - В таком случае могу пожелать вам счастья. И да, я ни в коем случае не передумал танцевать с вами. В конце концов, мы не так хорошо с вами знакомы, чтобы вы со мной откровенничали, на личные темы, тем более, что главное для меня вы все же сказали. - Улыбка не сходила с его лица. - Главное, что с вами все хорошо. - С этими словами Глеб подал Ольге руку, - Вы правы нам следует поторопиться, иначе могут не то подумать, вы же знаете этот высший, прости меня Господи, свет. - Разумовский досадливо поморщился. - А скомпрометировать Вас мне не хотелось бы. - Взяв девушку за руку, молодой человек помог ей подняться, и открыл перед ней дверь комнаты. - Прошу, сударыня, только после Вас. - Молодой человек улыбнулся и взял со стола маску скрывая свое лицо

Ольга Дмитриевна окинула взглядом залу, заполненную многочисленными гостями в самых разнообразных костюмах.
"Как интересно ... Здесь присутствуют те же лица, что и на большинстве столичных балов, но отчего-то этот маскарад лишен наигранности, чопорности. Здесь все по-настоящему: и радость, и улыбки, и грусть ... Быть может, дело еще и в том, что это маскарад: надевая внешние маски, мы можем скинуть маски невидимые, что вынуждены носить ежедневно."
Ольга ждала, когда заиграют первые аккорды, но музыка так и не зазвучала. Княжна в недоумении взглянула на своего спутника, а затем посмотрела на гостей, стараясь понять, чем же объясняется происходящее. Прислушавшись к разговорам гостей, она, наконец, предположила, что пришло время для какой-то забавы. Оленька не смогла сдержать улыбки и слегка покачала головой:
"Ай да, Антонина Денисовна! Ай да, матушка! Затейницы какие! И впрямь, время не властно над вами."
Обернувшись к князю, княжна Урусова произнесла:
- Кажется, пришло время для игры. Мы с вами обязательно потанцуем, но чуть позже. А пока, если вы не против, разделите со мной время забавы. Уверяю вас, это будет очень весело.
В глазах девушки разгорелся задор и неподдельный детский интерес. Сейчас она меньше всего походила на блестящую выпускницу Смольного института благородных девиц, фрейлину Великой княгини. Все-таки она была еще слишком молода, неопытна, не испорчена высшим светом, потому умела радоваться обычным, но таким приятным вещам. Одарив князя Разумовского очередной солнечной улыбкой, способной покорить ни одно сердце, она перевела свое внимание на ту часть зала, где находились княгиня Урусова и графиня Бутурлина, и вся превратилась в слух.
Скоро всем стали понятны правила затеянной игры, и Оленька, хоть и не оставляла своего фанта Гагане и Гарафене, решила непременно принять участие. Когда всем гостям был продемонстрирован следующий фант и был озвучен вопрос о задании для него, громкий нежный голосок княжны пронесся над пестрой толпой и достиг слуха Гарафены:
- Пусть поцелует первого вошедшего в зал!
Это и правда казалось Ольге забавным заданием. Подчинившись своему первому, в чем-то детскому порыву, она совсем не подумала о том, что может поставить кого-то в неловкое положение.
"Это же просто игра",- позже подумала она,- "на маскараде и не такое случается."

Оказавшись в бальной зале, Жаннет поняла, что поступила правильно, вновь ослушавшись опекуна. Неважно, какое наказание он придумает, если узнает, что она здесь была. Как же она соскучилась по балам!..
После Рождественского бала прошло не так уж много времени, но для маркизы оно показалось вечностью.
"И он хотел, чтобы я пропустила всё веселье?" - озлобляясь, подумала Жаннет, забывая о том, что Эдуарду сейчас плохо из-за её необдуманного поступка. "Не уйду, пока не начнут гасить свечи", - твёрдо решила маркиза, жадно разглядывая танцующих, обсуждая с Ягори понравившиеся костюмы и пытаясь угадать их названия. Ярко-оранжевое - может быть, Солнышко? Какой-то старец... Белое-белое, невероятно изысканное - Снежинка? Человек в чёрном с белыми костями - а это-то кто? Скелет, который у англичан в шкафу? А почему в шлеме? Кто-то в ярко-красном... Иванушка-дурачок, наверное? Этот персонаж - один из немногих, который был ей знаком по русским народным сказкам. А вон там - Василиса, точно - потому что перепутать фасон её платья с каким-нибудь другим невозможно...
- Ой, Ягори, смотри - Кот! - мало того, что на мужчине был костюм Кота, он ещё и двигался, словно самый настоящий кот, так же плавно, мягко, легко... Завораживающее было зрелище, но вскоре Кота скрыли другие маски. Мелькнуло мрачное чёрное платье, но его непраздничный цвет компенсировала его изысканность. "Надо же, даже чёрное бывает красивым... А какая необычная причёска..."
Тем временем полонез закончился, наступило короткое затишье, во время которого Жаннет беспомощно оглядывалась, не желая и следующий танец простоять в сторонке. Ей очень хотелось танцевать, однако её никто не спешил приглашать.
"Я разве некрасивая? Ну пусть, за этой накидкой не видно лицо, но всё остальное-то видно!"
Жаннет как можно незаметнее оглядела себя. По её мнению, платье было выше всяких похвал. Но, может быть, другим оно не нравится? А может, на ней слишком много украшений? Или волосы не стоило распускать?
Музыканты заиграли вновь, и Жаннет чуть не заплакала от отчаяния. Вальс! И она будет стоять и смотреть, как другие счастливицы кружатся в этом прекрасном танце, её самом любимом!
"Ну почему мне так не везёт? Весь смысл бала - в танцах, а весь смысл танцев - в вальсе!"
Наверное, всё-таки Бог решил её пожалеть, потому что сеньор Алехандро обернулся к Жаннет и пригласил на танец.
Маркиза согласилась, не успев даже подумать о том, как же он будет танцевать - он ведь ранен. Лишь выйдя с бароном почти в середину зала, она  вспомнила - и то, после того как он сам заговорил об этом. Счастливая и преисполненная благодарности к барону, который сегодня, казалось, был её ангелом-хранителем, исполняющим каждое её желание, Жаннет старалась, танцуя, как можно меньше причинять ему неудобства. Сосредоточившись на этом, она почти не рассматривала другие пары. Да ей и не хотелось смотреть на других. Жаннет танцевала с бароном впервые и нашла, что он - удивительный партнёр. В его руках - вернее, в его руке - ей было очень легко. Он чувствовал и слышал музыку, танец с ним превратился в невесомый сказочный полёт.
"А если бы он не был ранен, как бы тогда он танцевал? Наверное, просто свёл бы меня с ума... Хотя я и сейчас близка к этому..."
Музыка закончилась слишком быстро, и это было обидно. Жаннет хотела танцевать - только вальс и только с Алехандро, весь вечер. Но, к сожалению, так не бывает...

Отредактировано Жаннет де ле Шенье (2013-12-02 20:01:56)

- Бал?! –   цыганочка, прокрутившись вокруг своей оси, радостно захлопала в ладоши. Всем существом выражая  согласие и удовольствие от предстоящего действия.  – Ты действительно хочешь, чтобы я пошла на праздник? – уточнила   Ягори, проверяя, не ослышалась ли она.  Не ослышалась. Сегодня вечером она будет  танцевать на балу. Ах, как должно быть это прекрасно и увлекательно.
Нет, бывать на приемах и балах, для хоровой цыганочки, было не в новинку, но до сих пор, она знала лишь одну сторону  пышных приемов и подумать не смела, что однажды ей выпадет шанс вот так легко вписаться в круг благородных гостей.
На смену всепоглощающей радости пришла глубокая задумчивость и сомнение: А справится ли она?  А ежели, кто на танец пригласит? Играть  благородную и быть ею вовсе не одно и тоже, черноокая  хорошо осознавала это. Но искушение.. Искушение в виде маскарадного костюма, мирно покоилось на кровати, приковывая к себе взгляды и думы девушки. Она осторожно дотронулась до  атласной ткани. – Мне? В этом? – как зачарованная переспросила она Жаннет. – Это не шутка?
Маркиза де ле Шенье  была весьма настойчива, а Ягори  так хотелось пойти на праздник, что в итоге она дала себя уговорить, а также уговорить послать старого слугу  барона в табор за  своими вещами.  Цыганочка рассматривала себя в зеркало, словно видела первый раз.
Ты очень красивая, ты затмишь там всех сегодня! – ободрила юную Лебедь маркиза.  Ягори смущенно улыбнулась в ответ. Хотела бы она также ободрить маркизу, но увы, из-за проволочек с костюмом та еще не была готова. Наконец в дверь постучали, и Жаннет  получила долгожданный сверток.  Время ожидания истомило  юную маркизу, поэтому она очень быстро и ловко справилась со своим маскарадным костюмом.
Вот теперь можно и на праздник! – подытожила  цыганочка, оценив безумное творение  подруги. -  Никто не узнает! Спасенный накануне господин, Ягори узнала его по голосу, зашел за ними,  то есть, зашел то он за Жаннет, а  Лебедь была скорее довеском к ней.    Странно в обществе этих двоих Ягори   чувствовала некоторую неловкость.  И в ответ на слова барона смогла лишь учтиво  склонить голову.  Ну, ничего вот окажемся в зале… мысленно успокаивала она себя.
Перед входом в зал их ждало еще одно препятствие два мифологических существа и загадки.

- Все люди равны перед ней. Одна лишь мысль о ней приводит в смятение. Мы всю жизнь идём к ней, Вместо того, чтобы просто ожидать её? – услышав свою загадку, девушка почувствовала как скрутило живот, как  к горлу подкатывает комок, она судорожно  обхватила горло руками. Только не сейчас… Только не здесь…. Дурное.. дурное…
- Смерть? Еле выдавила она,  надеясь, что ответ окажется не верным. Но она не ошиблась. Ей бы насторожится, прислушаться  к внутреннему голосу,  ведь почувствовала дурное  сразу. Но нет…
Оказавшись в праздничной зале в разгаре веселья,  среди ярких костюмов, громкой музыки, изысканного угощения, и вот она уже считает, что та минутная слабость, не более чем суеверие.