Больше всего Ксюша любила Суханово летом, в ту пору, когда теплый ветер с востока приносит ароматы роз и гиацинтов, а по утру в поместье до одури пахнет яблоками и корицей, и запах этот, казалось, проникает в каждый укромный уголок двухэтажного дома- Глаша стряпает свой знаменитый пирог.
В такие дни хотелось подыматься рано, и впитывать в себя все эти звуки и запахи, дышать полной грудью, словно впрок, чтобы холодной Питерской зимой лелеять в себе эти моменты.
Княжна пребывала в отчем доме уже целую неделю - наконец-то в поместье собралась вся семья, включая дядюшек, тетушек, их отпрысков, и внуков, и поместье напоминало вечно гудящий улей. Такое, увы, случалось не так, чтоб очень часто, но повод нашелся достойный: юбилей хозяина дома.
Завтра вечером он наполнится музыкой и смехом приглашенных гостей, ну а пока поместье словно дремало вместе со всеми своими обитателями.
Княжна поднялась сразу, как только первые лучи солнца робко скользнули по ее подушке. Наскоро оделась, и была такова.

Старый конюх по началу и не признал свою любимицу, но что поделать: не любила Ксения дамское седло, оттого и была сейчас в мужском платье.
-Маменька Ваша осерчать изволит, барышня, коли узнает, что вы опять спозаранку ускакали...да еще и вырядились,словно юноша,- в словах слуги была своя правда. В прошлый раз очень уж княгиня бранила дочь за сей фокус, но не могла же Ксюша знать, что искать ее будут по всей округе разве что не с собаками?
- Они еще почивать изволят, да и папенька мне вчера разрешил.
Конюший, покачав головой, и чуть слышно причитая в седую бороду, поплелся в свои владения.
- Снежка запрягай, Фомич!,- крикнула во след ему Ксюша, вызвав тем самым новый поток стенаний.
Несколько лет назад князь на Рождество сделал своим детям  роскошный подарок: Ксении- вороную Ягодку, отличавшуюся спокойным и покладистым нравом, а Герману- жеребчика.
Это был не конь- загляденье. Статный, величавый, абсолютно белый, словно первый Снег. В него влюблялись все. И Ксюша не исключение. И хоть к своей кобылке она была очень привязана, иногда искала возможность пустить коня брата в галоп.
Фомич привел-таки Снежка, помог княжне взобраться в седло, и Ксюша, ловко пришпорив животное, ускакала вперед. Выехала через дальние ворота, и направила коня в сторону леса, через поле.

Мир еще только лишь просыпался: цветущие ромашки тянулись белыми головками к солнцу, ветер ласкал лицо, играя с кудрями княжны, крупные капли росы дрожали на сочно-зеленой траве, послушный Снежок мчался бодрой рысью, и жизнь была определенно хороша.
Ксения любила моменты такого одиночества. Она была наедине с ее родной землей, черпая здесь силы, а мир улыбался ей в ответ лучами солнца.
Княжна ехала куда глаза глядят, свернула в лесок, и пустила коня в галоп, наслаждаясь скоростью, гонимая азартом, она все подстегивала и подстегивала коня, до свиста ветра в ушах.
Случившееся дальше промелькнуло в сознании Ксюши короткой вспышкой: на дорожку, прямо под ноги лошади, выбежал то ли заяц, то ли еще какой мелкий зверь, животное, испугавшись, встало на дыбы, а наездница запомнила лишь чувство полета, перед тем, как упасть на землю.
А дальше свет погас и княжну окутала темнота.

Лошади. Кругом были лошади: вороные, гнедые, серые в крупных яблоках. Они перелетали через препятствия, едва касаясь копытами земли. Их было так много, что Ксения раз за разом сбивалась со счета. От стука подков о мерзлую землю нестерпимо болела голова. Право слово, будто гвозди в гроб вколачивают...

А потом все закончилось. В лицо ударил поток солнечного света и чьи-то руки нещадно вырывали ее из объятий уютной темноты.
Потребовалось пара долгих мгновений, чтобы прийти в себя.
Первым, что увидела девушка, очнувшись- озабоченное лицо Разумовского. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - мельком пронеслось в голове княжны, прежде чем она сумела совладать с эмоциями. - Глеб? Откуда, бога ради, ты здесь?
На галлюцинацию друг детства похож не был, однако для Ксюши он сейчас больше походил на чертика из табакерки, нежели на старого приятеля.
Княжна, поморщившись от резкой боли, попыталась сесть, прислонившись к камню. Со второй попытки ей это удалось, однако выводы были весьма плачевные: боль в голове была почти ничтожной по сравнению с тем, как болела лодыжка и ребра. Да и вид у блондинки был несколько не презентабельный: волосы растрепанны, и в них запутались травинки, костюм испачкан, а кое-где даже разорван, руки в царапинах и ссадинах.
Последний раз я падала с лошади, когда мне было девять лет, - чуть слышно пробормотала княжна.
Ситуация была двоякой и комичной, что не умаляло трагизма.
Что может подумать общественность, если хоть кому-нибудь доведется увидеть картину, развернувшуюся сейчас на лесной полянке? Привильно, ничего хорошего. Ибо молодой девушке на выданье категорически возбраняется появляться наедине с мужчиной, если он ей не отец и не брат. На худой конец- жених. Но даже на такое уединение старая гвардия смотрит с опаской и тихими перешептываниями. Ксения гордилась тем, что никогда не была предметом сплетен матрон: появлялась везде с братом или подругами, не обещала никому больше двух танцев за вечер, да что сказать, целовалась то всего пару раз, проиграв поцелуй в фанты Юсупову. Но это было совсем давно и оттого не может быть правдой. Нет, она не была образчиком добродетели, но старалась вести себя достойно.
В этих же обстоятельствах любой невольный зритель сделает весьма определенный выводы. Неутешительные для Ксюши. Она своими же руками сгубила свою репутацию.
-Помогите мне, пожалуйста, взобраться в седло, князь. Я должна попасть домой прежде, чем меня начнут искать.

Отредактировано Ксения Волконская (2014-08-12 09:41:14)

Ноябрь 1846.
Глеб качается на стуле – дрянных привычек не изжить; лист перед ним испещрён цифрами, понятными только ему одному (и жена, и кузины, и, в общем-то, все остальные смотрят на это увлечение расширенными от почти суеверного ужаса глазами). Свеча роняет на столешницу свои горячие восковые слёзы, бьют часы в холле, и удары гулко отдаются в недрах поместья.
Ксения возвращается продрогшая и утомлённая, она кидает на пол домашний халат и прижимается к поднявшемуся навстречу Глебу. От её ледяного прикосновения он вздрагивает и улыбается. Ксения-Ксюша, сонная кошка, преддверие лиловых дурманных грёз, диадема из дождевых капель на золотистых волосах.
Она привычно греет ладони, положив их ему на плечи, под ткань полурасстёгнутой рубашки. Потом милостиво разрешает себя уложить.
Уже почти засыпая, Ксения вспоминает что-то и спрашивает, щурясь оценивающе и пытливо:
- Как считаешь, что главное?
- Жизнь, конечно, - рассеянно, не задумываясь, отвечает Разумовский.

Есть дни, которые сложно описать: вы мучительно размышляете, как передать это ускользающее в белёсый неяркий свет чувство, сонность и бессонницу, спокойствие и тоску. В конце концов вы утомляетесь и обозначаете это каким-то субъективным ассоциативным понятием, которое уже давно появилось у вас в голове, но подавлялось логикой, говорившей, что оно не имеет к настроению никакого отношения. Ну, не имеет – это верно, зато похоже. Ксения могла бы охарактеризовать этот день как судный. Все, чего она так долго добивалась, рухнуло в один миг.
В порядке...наверное.- внешне, если не считать синяков, ссадин, и ушибов все было более менее нормально, но в душе Ксения корила себя и свою беспечность на чем свет стоит.
-Нога очень болит, но это, Глеб, такие пустяки...
Утренний туман впитывает в себя жемчужный цвет травы и листьев, превращая воздух в сепию старой фотографии. Причудливо изогнутые ветви деревьев раскинулись руками безмолвных стражей, охраняющих покой этих мест. -Я и сама, право не поняла, как так вышло князь,-Ксения сокрушенно покачала головой.- конь испугался чего-то...то ли заяц, то ли еще кто выскочил нам наперерез. Итог Вы изволите лицезреть самолично.
Про другие итоги сегодняшнего вояжа говорить не хотелось вовсе. И пусть прав Разумовский в том, что наездник из нее сейчас немногим лучше, чем из ее прадеда жених для молоденькой девицы, Ксения во что бы то не стало должна добраться до Суханово самостоятельно. Да если надо она проползет эти семь верст, но не опозорит честное имя Волконских.
-Глеб, так нельзя. Никак нельзя... если нас кто-нибудь увидит, то слухи до Петербурга долетят быстрее, чем мы успеем объяснить домашним, что вы не покушались на девичью честь.-Ксения упрямо поджала губы, и даже попыталась самостоятельно встать, но сеи попытки пришлось оставить, - боль была нестерпимой.
А над головой было небо. Такое, словно незримый Заведующий Цветом всю ночь толок в чашке васильки, крошил лазурит и сцеживал воду с изображающей море детской картинки, а потом, всколыхнув недвижный воздух взмахом шёлкового рукава, выплеснул этот коктейль на послушное ему полотно. И дела миру не было для чьих-то бед и печалей.

Только на одну разновидность брака высшее общество всегда смотрело с одобрением.
Счастливые браки пошлы, поскольку супружеские восторги остывают быстрее, чем свежеприготовленный пудинг. Несчастливые браки и того пошлее; они – все равно что камень на шее у упавшего с лодки неудачника. Страшно сказать, но очень многие знают о них не понаслышке.
Нет, единственный союз, которому нипочем житейские бури, – это благопристойный брак.   Ксении доводилось такие видеть нечасто. Но один пример был всегда у княжны на виду.
За почти тридцать лет супружества ни один из ее родителей не помянул другого недобрым словом ни при детях, ни при родственниках, ни в беседах с закадычными друзьями, ни с незнакомцами. Более того, по свидетельству слуг, они никогда не ссорились – ни по пустякам, ни по делу не ставили друг друга в неловкое положение и, в сущности, жили в мире и согласии. Договорной брак стал счастливым, пополнив копилку исключений. Так везло далеко не всем, и видит Бог, Ксения не хотела оказаться в числе этих прочих. Враки все это, что каждая девочка мечтает поскорее выйти замуж. Княжна грезила совсем о другом. Сначала стать фрейлиной императрицы, теперь же и вовсе мечты ее ограничивались новым платьем или эфемерным принцем, что прискачет на белом коне по ее, Ксении, душу.
Всем остальным Волконская просто не давала надежды. Но теперь, теперь то уж папеньку точно слезами не разжалобить. Как миленькая согласится.
Эх, так не кстати это падение.
-Расшиби я голову, проблем было бы гораздо меньше. - парировала Ксюша, предпринимая еще одну попытку встать, которая, впрочем, была столь же неудачна, сколь и первая. - Глеб, Вы не хуже меня должны понимать, чем все это может закончиться. Право слово, меньше всего мне хочется, чтобы Вам пришлось расплачиваться за мою беспечность.
Когда Ксения только начала выходить в свет, мать не уставала твердить ей, что нужно как можно скорее найти себе мужа. Отец же рассуждал более прагматично. Его малышка была хороша собой и не глупа, у него самого достаточно денег и душ, дабы обеспечить Ксении достойное приданое, оттого она может выбирать себе друга по сердцу, благо холостых и достойных мужчин в Петербурге хватало. Меньше всего отец хотел видеть дочь несчастной. И когда Ксюшиной руки попросил заезжий князь, он позволил дочери сказать свое слово. Княжна тогда замуж выходить не пожелала. Право слово, что за дикость? Она и видела то горе-жениха всего трижды.
Сейчас же выхода не было.
- Ваша взяла, князь. Везите меня домой. Но не говорите потом, что я не оставила Вам других вариантов.
Ксения перестала упрямиться и позволила усадить себя на лошадь. Какой смысл барахтаться, словно муха в варенье, если нет никакой мочи вырваться. А Разумовского, пожалуй, даже забавляла эта нелепица.
Пожалуй, обратный путь мог бы даже быть приятным, если бы не приходилось воровато оглядываться и вздрагивать от каждой тени. И домчали бы они без приключений, не встреться им на пути импровизированный пикник, устроенный соседями.
Глупо было так попасться. Теперь вся округа узнает, что по утру Разумовский с Волконской были замечены вместе, и вид у княжеских отпрысков был весьма характерен. Скандал, неминуемый скандал. Средь бела дня такое непотребство на виду у людей.
- Даже не хочу думать о том, что теперь будет...как думаете, мы успеем доехать до Суханово прежде, чем от моей репутации останутся лишь воспоминания?

Не успели. На подъезде к поместью их встречала целая делегация: княгиня, затянутая в черное комкала в руках носовой платок, хмурый Герман принял из рук князя сестру, и отнес ее в дом, куда тут же засеменила и мать, явно намеревавшаяся задать дочери хорошую трепку. Пожалуй, только вывихнутая нога спасла Ксюшу от неминуемой расправы.
Ну а что до князя, они-с прошествовали в кабинет вместе с Разумовским, закрыли за собой дубовые двери, и приказали никого не впускать.
В гостиной же, Ксения, которую удобно уложили на софу до прихода доктора, пыталась отбиться от нападок матери. Но человек всегда больше верит глазам, нежели словам.
Прошел час, прежде чем в гостиной появился Глеб в сопровождении князя.
Ну, по крайней мере, все живы. Это обнадеживало.
Вы хотите мне что-то сказать, отец? - произнесла Ксюша, и сама испугалась своего вопроса.
Князь же, поманив домашних за собой, предоставил право объяснения Глебу.
Ксении осталось лишь сохранять остатки достоинства и спокойствия, что в данной ситуации было весьма непросто.

Отредактировано Ксения Волконская (2014-08-14 11:15:54)

Ноябрь 1846
В ноябре расцветают на окнах хрустальные цветы, и тысячи крошечных льдинок трепещут в воздухе крыльями ломких стеклянных бабочек, и на озябшем закате небо превращается в огромный молочно-аметистовый купол.
Глеб играет на вишнёвой скрипке; топлёный мягкий свет раннего вечера заливает его лицо. Ксения сидит на старинном ковре ручной работы - чёрное, бордовое, золотистое - с книгой в руках. Её глаза скользят по строчкам, но разум не воспринимает слов. В конце концов она опускает ресницы.
Ксения машинально разглаживает складки на юбке бежевого домашнего платья - сосредоточенно сведённые брови, прикушенный уголок губ; золотистый блеск в рассыпавшихся по спине локонах.
Его адажио умеет быть тактильным, тактильным до изнеможения - и последняя, полоснувшая бритвой нота мучительно резко обрывает прикосновение.
Она поднимает голову.
- Когда-то я слышала, что вы опасный человек. Теперь я знаю, что это не так. Вы - очень опасны.
*****
Судьбе было угодно распорядиться так, что Ксения Волконская была удивительно хороша собой, когда нужно — Мила и обаятельна, любима друзьями, обожаема родителями, но при этом на мир она глядела с хладнокровием и уверенностью человека, с рождения облеченного богатством и высоким происхождением, и часто вела себя, как капризное дитя, обласканное фортуной и считающее мир лишь ареной для собственных удовольствий. Не случалось с Ксюшей в жизни такого, что заставило бы ее пересмотреть свои взгляды.
До сегодняшнего дня.
Битый час она изнывала от неизвестности и безделья, то и дело нетерпеливо поглядывая на настенные ходики.
О чем же можно толковать так долго?
Когда же в комнате появился Разумовский волнение ее лишь усилилось, и если бы он присмотрелся внимательней, мог бы заметить, как дрожат ее руки.
- Мне лучше, Глеб Александрович, благодарю за заботу. Надеюсь, я не причинила Вам слишком много хлопот?
Все молодые люди видят лишь черное и белое, все хотят знать наверняка, ищут однозначных ответов на «проклятые вопросы». Со временем понимают, что абсолютных истин не существует.
Ксения сейчас рассматривала Глеба так, словно никогда не видела прежде, пытаясь в выражении его лица отыскать ответ на самый главный свой вопрос. Он же зачем-то возвращал ее в прошлое...такое далекое, что ни будь старого Гектора, который почти в тот же момент проскользнул в гостиную и улегся рядом с Ксюшей, она бы усомнилась в реальности того, что это все когда-то и правда было.
- А вот и Гектор, князь. Время его не пощадило, - княжна машинально погладила четвероногого друга, превратившегося с годами в абсолютно седого пса. Спаниэль поднял голову, и поднял на хозяйку уставшие, печальные глаза. Словно знал что-то такое... Непостижимое для других.

Человек состоит из мелочей - из неприметных привычек, из оттенков и полутонов, из манеры наклонять голову, из красивых и уродливых пристрастий. Когда ты собираешь эти мелочи, заново вылепляя образ, когда понимаешь, что даже самая неприглядная деталь мозаики приносит тепло - тогда это и есть любовь. Поэты , разумеется, утверждают другое, но они известные любители придать всему трагическую окраску.
В Глебе нет ни одного холодного оттенка - такие для времени- редкость.
Дорога в ад вымощена желтым кирпичом, а цена благородства-собственная жизнь. Слишком велика плата за спокойствие.
-Глеб, я очень благодарна тебе за то, что ты поступаешь так, как велит долг и совесть, но на одном этом счастья ну никак не построить...и ежели в Вашем  сердце другая, то я решительно против того, чего вы там с папенькой удумали. Мне проще снести позор, чем просыпаясь каждое  утро своей жизни знать, что Вы не любите меня.
Искусство обольщения требовало от мужчин большого умения. Надо быть доходчивым, но не примитивным, надо заставлять себя шептать восторженные комплименты искренне и убедительно, надо вежливо улыбаться, делая вид, что с благоговением принимаешь то, что на самом деле отдается с большой охотой. И уж, безусловно, не стоит поддаваться угрызениям совести. Ксения не раз слышала об этом из уст Германа. От души смеялась над теми, кто попадался в сети, не убедившись в серьезности намерений, но больше жалела тех несчастных, кого выдавали замуж насильно.

Сентябрь 1842

Тысячи свечей, заточённых в хрусталь, зажигаются нынче в шахматном зале поместья Горчаковых. Водопады светло-серого атласа, берилловый кант плащей и незримые звуки клавесина наполняют полупризрачной жизнью тяжёлый воздух под романскими сводами.
Восхитительный брак, восхитительный расчёт - белое к белому, лёд ко льду. Оленька- хрупкий цветок выстуженного февраля, глоток северного ветра, обжигающий лёгкие; звёздчато-восковые лепестки, ломкие и неподвижно-прекрасные. Она стоит рядом с мужем - касание плеча плечом, мешаются в одно золотисто-молочные длинные пряди. Не холодность и не страсть - гармония, "мы-заодно".
Ну, назовите нас клубком змей и сборищем лицемеров. Вы, наследники рыцаря Львиное Сердце, поколение романтиков, танцующих рок-н-ролл под прокуренными звёздами, вы так любите говорить, что мы очертили круг, и не пуская никого за линию, поим друг друга ядом...Вы живёте напоказ и чувствуете напоказ, но если вы выглядите одинокими, вы и есть одиноки. Если выглядим одинокими мы, то это ничего не значит - на самом донышке наших сердец лежит по звену от общей цепи. Мы одни - может быть, в целом мире; но никогда не одиноки. Посмотрите на Горчаковых, чтобы понять: мы заодно.
Сотни трепетных ирисов белыми бабочками застыли, приколотые к настенному шёлку. Километры прозрачного тюля вспархивают в воздух, вздрагивая под фантомным дуновением южного ветра. Гаснут свечи, и в дымно-синем осеннем полумраке, опустившемся на усадьбу, медленно проявляются зеленоватые колдовские огни светлячков, отбрасывающие изумрудные тени на лепестки цветов, играющие светом в гранях бриллиантов на обнажённых плечах.
И не было свету никакого дела до того, что в толпе затерялась девушка, утиравшая горькие слезы носовым платком с вышитыми инициалами ее кузена.
Та, которой он отдал сердце, но не смог предложить руки.
И даже несмотря на то, что Ксения обожала жену Андрея и маленького племянника, ни за что не хотела бы повторить его судьбы.

Отредактировано Ксения Волконская (2014-08-16 20:54:17)

Август 1843
Тот августовский вечер был дивно хорош. Так хорош, что хотелось выйти из душного дома в полный вечерней прохлады сад, пройтись сквозь густые сплетения ветвей яблонь и вдохнуть дивный аромат цветника, так сладко дурманящий голову. А если прислушаться, то можно было услышать тихие и слегка грустные напевы крестьянских девушек, прогуливавшихся стайками у речки после дня жатвы в поле.
— Ой, гулены-гулены, — укоризненно качая головой, вздыхала, всякий раз услыхав их голоса, Аграфена Тихоновна. — Абы ни нагуляли бы сябе чаго.

— Прикуси язык, Аграфена, — следовал всякий раз за репликой старой няни строгий выговор от Елизаветы Алексеевны, а молоденькие барышни при этом тихонько хихикали над своим рукоделием и переглядывались, потому уже знали, что речь идет о «жутко непристойном». Лишь Ксения не поднимала головы от рукоделия, никак не реагируя на происходящее. Ведь повторялось это из вечера в вечер уже почти две недели и она просто-напросто привыкла к этому ежевечернему ритуалу.
Ксения сделала последний стежок на вышивке и отложила ее в сторону.

— Маменька, позвольте мне удалиться, работа закончена.

Княгиня подняла голову от книги и внимательно посмотрела на дочь. Та не отвела глаз, глядя матери в лицо. Они обе знали, что ей  до смерти надоело сидеть здесь и рукодельничать, что она с большим удовольствием убежала бы в дышащий вечерней прохладой в сад. Тем паче, недавно с почтовой станции привезли письмо для не от Глеба, вот и торопилась княжна скрыться от лишних глаз.

На какое-то мгновение девушке показалось, что мать не позволит ей удалиться, придумав какое-нибудь новое задание, но вот он — короткий, прямо царственный кивок, и она свободна. Просияв, Ксюша пошла в столовую, где на подносе лежало столь желанное письмо Разумовского. Кузины Ксении, оставшиеся на веранде прыснули, но тут же уткнулись в вышивание, ибо княгиня наградила их тем взглядом, после которого хочется разве что в преисподнюю провалиться.
Схватив заветную бумагу, Ксения уже не стала сдерживать себя и короткими шажками, насколько позволял кринолин, побежала через сад в свое любимое местечко — на качели у старой березы. Она обожала это тихое место в саду, где она была скрыта от глаз маменьки и дворни густо разросшимися кустами жасмина и сирени. Только здесь, на этих качелях, она могла остаться наедине со своими мыслями, где она либо просто читала, либо вовсю предавалась мечтам...
На удивление быстро ее сердце согласилось с тем, что выбор этот единственно верный и правильный. Совсем скоро Ксюша возвращалась в Зимний...

Июнь 1843.
Признание Глеба ошеломило ее. Потрясло. Удивило. Нет, это все были не те слова. Оно просто на просто разрушило все бастионы, которые княжна так упорно возводила вокруг своего сердца.
Она пропала, вверив отныне и навсегда свою жизнь другу детства. Впервые она не нашлась с ответом. Да и что нужно было говорит? Княжну с головой выдавали ее глаза.
Глеб любит ее. Любит. А значит она согласна с тем, на что они условились с papa. Однако она так и не успела расспросить Разумовского о том, что происходило за закрытыми дверями кабинета. Ксения готова была биться об заклад, что все в доме об этом уже знали. Да и не удивилась бы и сейчас, обнаружив за дверью излишне любопытных слуг. Слухи по округе распространялись со скоростью лесного пожара. Ксения отчетливо расслышала, как в сенях звякнул колокольчик.
Вон, принесла уже кого-то нелегкая
Как вы думаете, князь, сколько правил хорошего тона мы сегодня нарушили?  - девушка лукаво улыбнулась юноше, -- думаю нам простят еще одну вольность, и вы не откажетесь, если я приглашу Вас отобедать с нами. Все равно княгиня Вас никуда не отпустит. Ну а пока, расскажите мне, на чем вы условились с Батюшкой...