ИМИ ГОРДИТСЯ СТОЛИЦА

---------------------------------------
ЭПИЗОД МЕСЯЦА: «Ne me quitte pas»

ИСТОРИЯЗАКОНЫЧАВОРОЛИ
ВНЕШНОСТИНУЖНЫЕ

АДМИНИСТРАЦИЯ:
Александра Кирилловна; Мария Александровна.


Николаевская эпоха; 1844 год;
эпизоды; рейтинг R.

Петербург. В саду геральдических роз

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Петербург. В саду геральдических роз » Завершенные истории » Ноябрь 1838 г. В радости друзья узнают нас, в несчастье мы узнаем их.


Ноябрь 1838 г. В радости друзья узнают нас, в несчастье мы узнаем их.

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

I. Участники: Александр Романов и Александр Паткуль
II. Место действия: Зимний Дворец
III. Время действия: ноябрь месяц 1838 года; вторая половина дня
IV. Краткое описание сюжета: очередная ссора наследника престола и императора из-за всем известной особы и скорого отъезда Александра в Европу заставляет цесаревича стремиться совершить не самый обдуманный поступок, и граф Паткуль находит единственный способ образумить августейшего друга, путем небольшого поединка.

Отредактировано Александр Романов (2014-11-10 16:47:28)

0

2

Изо дня в день между августейшими отцом и сыном происходил один и тот же разговор, неизменно заканчивающийся суровым, не допускающим возражений запретом императора видеться цесаревичу с одной молодой фрейлиной, которая занимала все мысли будущего государя. Бесконечно уважающий своего отца, никогда не смевший дерзить или перечить ему, Александр Николаевич не мог сдерживать себя, когда речь заходила об Ольге. Почему все отчаянно не хотели его понимать? Зачем каждый раз твердили о том, что недопустимо, чтобы в устах высшего света имя наследника императорского престола связывали с фрейлиной, да еще и полячкой, но при этом никто даже не задумывался, сколь много она значит для цесаревича, и насколько ему неважно, кто она и кем были ее родители?
Все его слова разбивались вдребезги об стену непонимания. Любые его попытки убедить отца быть снисходительнее и понять его, находили в ответ лишь гневные вспышки и полное нежелание даже просто выслушать. Александр тоже начинал злиться. Сначала лишь злился в четырех стенах своей комнаты, выговаривая все своим друзьям и Жуковскому. Затем стал холоден с матерью, зная, что она полностью на стороне отца, хоть и сочувствует печалям старшего сына. Сегодня же настал апогей всего. В очередной ссоре с отцом, не стерпев очередной приказ – оставить мадемуазель Калиновскую и навсегда забыть про нее, в гневе Александр неосторожно выкрикнул всего несколько слов, а потом ушел под тяжелым взглядом отца, который был полон презрения и негодования.
Идя по коридору, Саша будто слышал эхо собственного голоса: «если мне нельзя жениться на ней, будучи наследником престола, я лучше отрекусь от всех прав и никогда не стану императором».
Было ли стыдно за слова? Думал ли он на самом деле так, или лишь выкрикнул в порыве злости то, что первым пришло на ум? Готов ли он был исполнить то, что так рьяно обещал отцу?
Цесаревич и сам не мог понять, что теперь он чувствует и что ему теперь делать. А времени до отправки в Европу почти не оставалось. Что будет, когда он покинет Дворец, что станет с Ольгой? Ее вышлют из России и выдадут замуж. В этом не было сомнений, особенно теперь, когда он ясно дал понять, что пока эта женщина так близка от него, покоя не будет.
«Единственный шанс быть вместе с ней, исполнить то, что заявил в отцовском кабинете…»
Не веря самому себе, боясь тех уверенных решений, которые возникали в его голове, цесаревич медленно шел по одному из коридоров Зимнего, пока глухой звук чужих шагов не заставил остановиться. Еще через мгновение перед ним возникла знакомая фигура. Цесаревич сразу подумал о том, что его физиономия, наверняка, вызывающая жалость, не оставит равнодушным человека, который теперь стоял перед ним. А человеком этим был Паткуль, друг детства, который слишком хорошо знал и его, наследника, и все, что происходило сейчас с ним из-за отца и Ольги.
-Aley… - уверенно начав, Александр тут же поник и отвел взгляд от друга. – Ты спешил куда-то? Не буду задерживать. Иди…

Отредактировано Александр Романов (2014-11-13 20:06:07)

+3

3

Напряженная обстановка во дворце возрастала каждый день. Aley казалось, что весь Зимний покрыт тонкой корочкой льда изнутри. Вот он открывает дверь, а она отдается скрипом в полной тишине, будто это какая-то деревянная, промерзшая и потрескавшаяся дверь, он делает шаг - под ногами что-то хрустит, еще шаг - еще хруст,  и с каждым шагом он слышит, как трещина бежит в дальний угол комнаты, раскраивая ее на несколько частей сразу.
Действительно, весь дом будто раскололся на эти самые части. Да, он привык называть дворец домом, вкладывая в это слово особый сакраментальный смысл, ведь дом - это то место, куда хочется возвращаться, откуда не хочется уезжать, дом - это люди, а не помещение. И сейчас эти люди были словно дикие животные, которых поймали и заперли по клеткам, каждый метался в своей. Aley не любил конфликты, но стоять в стороне, когда его друг, почти брат ругался с человеком, заменившим его отца, было практически невозможно. Так же тяжело было выбрать чью-либо сторону. С одной стороны был мудрый Император, отец, который знал, что нужно для Империи. Их с детства учили, что для правителя главным должно быть его государство, а не личное счастье и выгода. Aley в такие моменты подшучивал над Александром, но в то же время и жалел его, тогда еще не понимая, во что это может вылиться. И вот с другой стороны и был Александр - молодой, горячий и влюбленный друг Aley, которого он просто обязан был поддерживать и всецело быть на его стороне. В общем-то так оно и было, он совершенно не был против общения его с фрейлиной, напротив, она и казалась ему милой, да и кто такой Aley, чтобы мешать счастью друга? Наверное, была здесь и его ошибка, он просто видел счастливые и горящие глаза Александра, его улыбку и стремление покорить весь мир. Сам Aley еще не испытывал такого сильного чувства и не мог оценить того, что творилось в душе друга, однако он смог увидеть, как резко сменилось его настроение, когда в дело вступил Император. Такого гнева не видел, наверное, никто из домочадцев, поэтому дом погрузился в страх и тревогу.
Aley был совсем недалеко, когда в полной тишине раздались яростные крики Александра, где он порывался отказаться от престола.
О, как ошибался Aley!!! Как он ошибся, позволив Александру впутаться в эту историю с Ольгой. Ведь он, он не был влюблен, он не был ослеплен этим чувством и должен был предупредить цесаревича, помешать ему любым способом, будь то смерть или дуэль, или ссора, или даже ссылка. Для Aley семья всегда была, есть и будет на первом месте, а именно об этом он сейчас думал, о ссоре отца и сына, а не об отречении от престола. Естественно, что он побежал за Александром, когда тот скрылся за углом. Aley шел сзади мягкой поступью и видел напряженное состояние друга по одной лишь походке - отрывистая, нервная, твердая и решительная. О, Боже мой, что он решил..а он что-то решил. Он догнал друга и встал перед ним.
Ты спешил куда-то? Не буду задерживать. Иди…
-Я пришел, - Aley твердо стоял, преграждая ему путь, пытаясь заглянуть в глаза другу, но тот прятал взор, будто что-то скрывал. Зная вспыльчивую натуру Александра, он готов был биться об заклад, что тот уже что-то готов сделать. Дай Бог, чтобы это не было преступлением...Разве стоит она того, чтобы ломать семью? - Что ты надумал? - спросил он тоном без упрека, но с некоторым любопытством. Aley хотел знать, к чему ему готовиться, ведь он все равно останется на стороне Александра, но вот каким способом?

+3

4

Александр резко поднял глаза и уставился на лицо друга, бешенным лихорадочным взглядом. Паткуля он знал с детства, любил его не меньше, чем своих братьев, и едва ли мог бы соврать ему или что-то утаить, даже если бы этого очень хотелось. Ведь рассказывать об их очередной ссоре с отцом не было ни малейшего желания, поэтому за этот простой вопрос и позу полную уверенности и решимости никуда не уходить, пока не прозвучит ответ, цесаревичу хотелось накинуться на молодого графа с кулаками. Александр вообще в последнее время был весьма не сдержан в своих чувствах: то дерзил матушке, то огрызался Виельгорскому, то вот ссорился с отцом на радость всем придворным сплетницами. Теперь перед ним стоял Паткуль, и все существо рвалось выплеснуть очередную порцию гнева.
-Ничего, - все же сдержался и вновь отвел взгляд от друга. Теперь он уставился на одну из многочисленных дверей, за которой скрывался пустой зал. Тот самый, в котором, думая что о том никто не прознает, изображал балет юный Константин Николаевич, в этом же зале обычно цесаревич с друзьями упражнялись в фехтовании.
-С чего ты вообще решил, что я что-то надумал? – глубоко вдохнув и почувствовав, что ярость постепенно улеглась, Александр равнодушно пожал плечами, вновь смерив фигуру друга взглядом, упорно пытаясь придать себе вид непринужденный. А затем, почувствовав, что это стояние на одном месте выводит его из себя, Александр открыл дверь и прошел в зал, зная, что Паткуль, наверняка, неудовлетворенный его ответом, последует за ним.
-Почему всем так сильно хочется во всем меня контролировать? Все всё всегда должны про меня знать, даже мои мысли, а попутно и решать, что мне делать и как жить. С кем спать, кого любить, на ком жениться. За меня было решено, что я должен стать наследником престола и однажды унаследовать трон за отцом. А почему я? – резко развернувшись, Александр нервно хохотнул и развел руками. – Вот скажи мне, Aley, почему никого не волнует, хочу ли я стать императором, и вообще, смогу ли я править целой страной!? Да еще и ради этого я должен отказываться от той, которая мне дороже жизни! А почему? Потому что так хочет мой отец, но не я!

Отредактировано Александр Романов (2014-11-15 16:08:42)

+2

5

Голос Александра эхом раздавался в пустом и большом зале. Aley прошел за ним, глухо стуча каблуками по полу. Он остановился, внимательно слушая и внимая каждому слову друга. Он готов был ответить на все его вопросы, да только ему это не понравится. Они никогда раньше в открытую не разговаривали о нежелании Александра быть императором, но скрывать это было сложно, хотя с возрастом пришло смирение, но, видимо, ненадолго. Если бы он только сказал раньше, то Aley мог бы его переубедить.
Вы думаете, что он сейчас был на стороне Александра? Совсем нет. Вот уже долгое время он видит терзания своего друга, и вина целиком и полностью лежит на ней! В этом не было никаких сомнений. Aley мог бы сейчас помочь другу бежать, хоть во Францию, он мог бы стать государственным изменником ради него, но пойдет ли она за ним? Не за императором? Говорить об этом Александру было бы глупо, он слепо верит ей, а Aley совсем не может ручаться, что она бестия. Одно он знает точно - сейчас она виновата в его душевных муках, в ее руках было предотвратить это все, она могла бы освободить его от выбора между ней, государством и семьей, но отчего же она этого не сделала?
Aley сделал его пару шагов, скрестился взглядами с Александром, но все еще молчал. Он думал. "А кто, Саша? Константин? Или Николай с Михаилом на пару?" Спорить, однако ж, было бесполезно, Александр найдет тысячи причин, почему это должен быть не он, но есть одна совершенно явственная причина, которая сейчас встала перед Aley - император. Не потому, что он был сильно похож на отца, только сейчас он, наконец-то, увидел перед собою достойного правителя с решительным, властным и твердым голосом, со взглядом, полным уверенности и силы.
Разве мог он сейчас отпустить его совершить еще одну ошибку? Разве мог он сказать напрямую? Нет. Aley не мог начать даже разговора о долге, зная наперед реакцию своего друга, который скорее всего назовет его "навязанным долгом".
Aley стоял перед выбором - потерять друга или помочь государству лишиться императора. И он был готов принести в жертву даже свою жизнь, а потому долго думать не пришлось.
Aley вытащил две шпаги, все так же глядя цесаревичу в глаза.
-Так борись за свое счастье! Как можно доверить тебе государство, если ты себе отвоевать кусок не можешь? - Aley сверкнул глазами и кинул вторую шпагу в руки Александру. Вызов брошен.

+3

6

Все было слишком сложно и слишком просто одновременно. Александр никогда не чувствовал в себе стремления однажды занять место отца. Свое положение, свое будущее, он не воспринимал как благословение свыше или великую миссию, как обычно говорил Николай Павлович, но это было для него сравнимо с тяжелым бременем, которое однажды ляжет неподъемным грузом на его плечи. Миллионы жизни, огромная империя, - это слишком большая ответственность, чтобы смириться с неизбежностью ее принятия. Всю полноту страха Александр впервые ощутил, когда Жуковский начал читать им историю. Слова о том, что его, Александра, не минует возможность войти в историю пугала. Ибо запомниться потомкам можно как великий правитель, как бесстрашный полководец, а можно - как бездарь и тот, кого народ будет проклинать. Слишком страшно не справиться, слишком тяжело осознавать, что один твой неверный шаг может сделаться самой огромной ошибкой для целого государства, и лишь ты ответственен за все беды, смерти, пролитую кровь.
Александр уже тогда понял, что не хочет быть приколоченным к этому кресту. Но когда теперь еще и поднялся вопрос о том, что и быть с любимой женщиной – это не позволительная роскошь для будущего императора, все, что накапливалось временем, выплеснулось наружу.
И решение ясно и просто, как божий день – отречься от престола. И насколько же оно одновременно тяжело: разве этому его учили? Разве так поступил его отец? Разве имеет он право перекладывать свою ношу на младших братьев, которых готовят совсем к иной роли?

Паткуль молчал, и цесаревич воспринял это как признание друга, что Александр прав в каждом своем слове. Наследнику оставалось лишь напоследок обреченно улыбнуться, мол, я так и знал, что ты не сможешь мне ничем возразить, и отвернуться от друга, дабы уйти из зала, оставив графа одного. Ибо сейчас Александр больше всего хотел и сам остаться в одиночестве… или нет. Внезапная мысль об Ольге и о том, что он должен пойти к ней и все рассказать, заставила на мгновение его остановиться своей неожиданностью. Почему он раньше не подумал о том, что должен пойти к Оле и рассказать ей о том, чем грозил императору в его кабинете?
Но сколь внезапно эта мысль посетила разгоряченную голову, столь быстро она и улетучилась, ибо за спиной послышался голос Паткуля
-Ты понимаешь, что ты говоришь? Как я могу бороться с Его… - обернувшись лицом к графу, цесаревич увидел, что Aley достает две шпаги для их тренировок. Вызов в глазах друга и его слова привели наследника в полное недоумение. О какой борьбе может идти речь, когда твой противник - твой отец и государь.
Aley бросил одну из шпаг цесаревичу, и последний, поймав ее, вопросительно изогнул брови и сначала посмотрел на оружие, что теперь сжимали его пальцы, а потом на друга.
-Что ты хочешь этим сказать?

+1

7

Aley и подумать не мог, что Александр может неоднозначно расценить его выходку, а это была именно выходка, поскольку не каждый позволит себе вызвать цесаревича на поединок, однако ж  у него не было другого выхода. По крайней мере, он не видел его сейчас, возможно, потом, спустя какое-то время, он и нашел бы иной выход.
-Докажи мне, что ты, действительно, готов на какие-то действия, а не просто сотрясаешь воздух своими возмущениями, и тогда я тебе помогу, - голос Aley был твердым и неколебимым, взгляд жестким, неморгающим и даже острым, когда он говорил. Он понимал, что может проиграть, легко, но он не мог не попытаться остановить. Честно говоря, он надеялся, что Александр выпустит свой пар, освободит голову, а потом начнет думать и рассуждать трезво и здраво. - Если нет, то ты смиришься с тем, что ты не готов бороться и поедешь в Европу готовиться, - клинок почти касался своим острием носа адъютанта, готового принять бой. Он был сосредоточен и просто ждал решения Александра, хотя был более чем уверен, что масло, подлитое в огонь, уже зашипело, и вот-вот на Aley обрушится первый удар. Надо было лишь предсказать, когда..
Aley никогда не отличался особым рвением повоевать, но и цесаревич предпочитал именно подобное времяпровождение и в детстве и в уже более взрослом возрасте. И все же наступали моменты, когда свою мягкость нужно было убирать подальше, когда разговорами и уговорами делу не поможешь. Конечно, Aley думал о том, что это в общем-то не его дело, это дело семейное, жениться или нет, на ком? Кого любить? Сам, не будучи ни разу сильно влюбленным, он не мог сказать, возможны ли такие чувства, которые сейчас испытывает Александр, или он преувеличивает. как бывало не раз с его увлекающейся натурой?
Более всего его расстраивала ссора с Государем, ведь Aley, как никто другой, мог увидеть, насколько сильно отец любит сына, но дети не умеют этого узреть, они видят в каждом действии своих родителей какой-то подвох, какое-то желание загубить свое дитя, но почему? Александр хотел самостоятельности, но увы он был лишен ее, как и все императорские дети. Каждый день выслушивая слова "долг, Отчизна, преданность", волей-неволей начинаешь их ненавидеть, и все же здравый смысл никогда нельзя было отводить на второй план.
Но готов ли Александр к такой свободе? Что будет с птицей, что всю жизнь жила в клетке, когда ее выпустят наружу? Она погибнет, рано или поздно, она погибнет от слабости крыльев, ведь она не готова к тому ветру, который несется в облаках, она погибнет от когтей и клюва первого попавшегося коршуна, если ее некому будет защитить. Возможно, она погибнет счастливой, но гибели другу Aley не желал!

+1

8

Крепко сжимая шпагу, Александр усмехнулся. Холодно и с презрением. Не к Паткулю, а ко всему, что происходило в его жизни.
-Да что ты можешь сделать? – обреченный голос выдавал полное нежелание цесаревича играть в эти игры. Он слишком хорошо понимал, знал каждой клеточкой своей души, что все это бессмысленно, смириться придется в любом случае. Чтобы он не делал, а воле императора придется следовать. Как бы сильно он не хотел разорвать все цепи, сковывающие его, как бы сильно не мечтал изменить свою судьбу. Надо было смириться.
«Смириться» – только само слово, которое в последнее время слишком часто говорили ему, которое и сам мысленно стал нередко произносить цесаревич, вызывало в нем мерзкие, отвратительные чувства. Оно словно пахло гнилью, но этот резкий запах ощущал, будто, только наследник, для остальных – оно благоухало самыми приятными ароматами цветущей весны. Все видели в этом проклятом слове спасение едва ли не будущего целой империи, и только Александра рвало в клочья само звучание каждой буквы.
Вот теперь и его лучший друг, почти брат, так резко открыто бросает ему в лицо: «ты смиришься с тем, что ты не готов бороться, и поедешь в Европу готовиться». Каждое слово пронеслось в голове наследника, оставляя громкое эхо после себя. Внутри все вновь загорелось, как четверть часа назад в кабинете Его Императорского Величества. Вновь на языке завертелись колкие фразы, яростные крики.
«Смириться? Никогда! Поехать в Европу и оставить Ее? Ни за что на свете!»
Глаза наследника наполнились яростью, и рука резко дернулась, нанося первый удар.
-А не много ли, граф, Вы на себя взяли? – полетели слова параллельно уверенным движениям руки, умело владеющей шпагой. – И не переоцениваете ли свои силы, обещая столь много?
Уворачиваясь от ударов Александра Владимировича, и нанося свои, цесаревич выплескивал всю ту злость, что не давала покоя. Внутри все колотилось от напряжения, и удары каждый раз становились яростнее. Не ради победы, не ради мнимой возможности, которую обещал ему Aley. Наследник не был глуп и не был наивен, чтобы не понимать всей правды своего положения. Но он был влюблен. Безумно, страстно, как никогда до этого, хотя Ольга далеко была не первым увлечением молодого пылкого цесаревича. Но ведь все равно хорошо понимал, к чему все идет. Просто не хотел признаваться остальным в этом. Хотел доказать всем, а главное отцу, что он не бесчувственная и безвольная марионетка. А страх перед неизбежностью судьбы и боль от неминуемого скорого расставания с любимой женщиной лишь добавляли масла в огонь, заставляя совершать безрассудства, или стремиться как можно скорее таковые сделать всем назло.

Отредактировано Александр Романов (2014-12-01 20:34:04)

+2

9

Молчание. Нехватка слов? Нет. Сосредоточенность. Взгляд на шпагу, на цесаревича, затем снова на шпагу. Ему было сложно, но он держал удары. В основном, Aley лишь отбивался, но он и рад был этому, поскольку нападение не входило в его планы, да и атаки ему не так хорошо давались, как защита. Говорят, что шпага ведет себя так же, как и ее хозяин. Наверное, можно было с этим согласиться: решительный, твердый, смелый - это все было про цесаревича, но зато мягкий, плавный и изворотливый - это про Aley. Он ловко уходил от удара, и пусть ему хоть кто-то скажет, что быть отличным танцором плохо. Аккуратные движения рук передавались и шпаге. Конечно же, ему нельзя было бы поранить цесаревича, не только потому что он таковым являлся. Он его друг и товарищ, которого следует защищать, а не вызывать на поединок.
-Жаль, - наконец вымолвил Aley, когда Александр уже почти прижал его к двери, но Aley и не думал сдаваться, он пнул каблуком тяжелую дверь, которая со скрипом и медленно поехала назад, открывая им путь в коридоры. - Что Вы так низко меня цените, - выдал ему Aley и сделал первый в этом поединке нападающий удар, чтобы выиграть время и выйти в коридор. Собственно, Александра он там дождался, даже придержал ему свободной рукой дверь, попутно отражая его легкие на этот раз удары. Вряд ли цесаревич понял, о чем на самом деле жалел Aley. Совсем не о том, что Александр-цесаревич посчитал, что Aley- адъютант не сможет ему никак помочь. Жаль было, что Александр согласился на этот поединок. Что было такого в этой Калиновской, что Александр готов был отречься от престола, разругаться со своими родителями, поднять шпагу на друга? Было обидно, что его друг в него не верил, а ведь Aley готов был на многое ради Александра, ради того, чтобы тот был счастлив. И если он проиграет в этом поединке, то сделает все, чтобы помочь ему, чтобы сдержать свое слово, пусть это будет грозить ему пожизненной каторгой или даже казнью. Однако так просто он сдаваться не хотел, а в голове все сильнее и сильнее укоренялась мысль о том, что он прав - Калиновская его погубит. Не будучи еще его супругой, она уже управляет престолонаследником. Каковы были их перспективы? Ежели он станет императором, то лишится власти, ежели он отречется от престола, то лишится любви. Парадоксально, но эта женщина ведет его к неминуемой гибели, а Aley не хотел бы жить в том мире, где на руках его будет кровь Александра - друга, и черт бы с ним с императором. Именно эта мысль заставила его сделать резкий выпад и порвать шпагой мундир цесаревича чуть выше локтя. Aley испугался, но глаза его не выдали, разве что губы слегка дрогнули, но он надеялся, что его "противник" не заметил столь досадного проявления чувств.
-Вы все еще сомневаетесь, Ваше Высочество? - с долей ехидства обратился он к цесаревичу, ожидая ответного удара и слова.

Отредактировано Александр Паткуль (2014-12-28 14:21:58)

+2

10

Поначалу весь гнев, который скапливался внутри последние дни и даже недели, цесаревич вкладывал в свои удары. Словно забыв, что перед ним Паткуль – близкий друг, верный товарищ, почти что брат – Александр решительно управлял шпагой, не давая противнику передохнуть. Удар. Еще один. И еще. За Ольгу. За себя. За то, чего их лишали!
Но ярость не бывает вечной. Оставляя после себя привкус горечи и обиды, она постепенно выплескивается. Остаются лишь мелкие капли на самом дне сознания, а поэтому и удары стали слабеть к тому моменту, когда цесаревич и Aley оказались около двери. Граф открыл ее, и двое противников оказались в коридоре, в котором и начался их душевный разговор, закончившийся поединком.
- Низко ценю? Нет, Александр Владимирович. Я просто хорошо понимаю, что никто не осмелится пойти против воли государя. А если такой безумец все же отыщется… вряд ли им будешь ты.
Мягкая ироничная улыбка коснулась губ цесаревича, и на миг он застыл, забывая, что все еще находится «в бою».
И это было его ошибкой! Граф Паткуль не собирался отступать. Ни от своих слов, ни от этого дурачества со шпагами. Наследник престола, увернувшийся от выпада друга, недоуменно посмотрел на порванный чуть выше локтя мундир...
Мундир! Пожалуй, выше всех прелестей очаровательных дам, которые были слабостью императорского сына, Александр любил военное дело во всех его проявлениях, включая и внешние: элегантные мундиры, подтягивающие фигуры, делающие для окружающих тебя выше, чем ты есть на самом деле. За нанесенный ущерб не было бы грехом к черту бросить эту шпагу и собственноручно разбить Паткулю нос, чтобы неповадно было. Но Александр лишь поднял на друга свой взгляд, в котором граф мог отчетливо прочитать, что теперь наследник доведет этот поединок до конца.
-Однако, я не ожидал, - Aley ехидно улыбнулся, и цесаревич ответил ему такой же улыбкой, поднимая руку со шпагой и готовясь вновь нападать.
-Но, позволь тогда узнать, что же ты будешь делать, когда тебе придется сдерживать свое слово, после моей победы?
Чтобы перевести дух, прошло достаточно времени, и великий князь сделал решительный выпад вперед. Шпага взметнулась вверх, и вновь в ней стали блеском отражаться огни от свечей. Теперь два противника демонстрировали свое мастерство в коридоре дворца. Цесаревич своими ударами вел друга к одной из лестниц, его глаза задорно заблестели хищным огоньком. Не то чтобы он уверовал в возможность найти в лице Паткуля выход из сложившейся ситуации, но азарт захватил его в свой плен. Наследнику уже просто хотелось одержать победу, как в любой игре. Жажда одержать вверх вела его вперед, придавала силе в ударах.
-Я бы на твоем месте сдался, - когда противники оказались на одной из лестниц и расстояние между ними увеличилось достаточно, чтобы появился шанс вновь перевести дыхание, с ироничным смешком заметил цесаревич. – Ты же понимаешь, что одержать победу смог бы если только над Иосифом, но никак не надо мной?

Отредактировано Александр Романов (2014-12-19 19:14:30)

+1

11

Сосредоточенно глядя на конец своей шпаги, Aley молча выслушивал Александра, про себя отмечая, что когда-нибудь он просто и по-русски ему за это врежет. То ли цесаревич хотел побольнее задеть друга, то ли и правда так считал и не видел того, на что готов пойти ради него Aley. Однако это его не останавливало, он продолжал отбиваться, сдав несколько свои позиции на лестнице, поскольку Александр нападал, а Aley шел вперед своею спиной.
-Это уже моя проблема, а не твоя, - отбит удар, нащупана ногой ступень. - Ты же привык думать только о себе, - неуверенный укол. Он говорил в большей степени не о себе, а обо всей ситуации в целом. Александр никак не уяснит, что он не имеет права жить так, как хочется ему. Это была его трагедия, и Aley это понимал. Жаль ли было ему друга? Безусловно. С самого детства у них не было выбора, ни у одного, ни у другого. Их посадили за одну парту и сказали дружить. Разве у Aley не было друзей до знакомства с Александром? Что было бы, если бы он взбунтовался и не поехал никуда? Ему нашли бы легко замену, ведь он не такая большая личность, а вот если бы Александр не захотел с ним дружить? Тогда у них не возникло даже мыслей таких, они просто приняли данность и соорудили из нее что-то ценное. Жаль было видеть, что Александр сам лишает себя другой жизни.
С самого детства на него было давление, ему всегда говорили, как делать, что, зачем и почему, и он все принимал, и пришло время бунта, к сожалению, не вовремя, и Aley хотел это остановить.
Предложение сдаться было крайне неприятным для него, не из-за какого-то пустого самолюбия, которым он и не страдал, он знал, что Александр может победить, и все же не сдавался. Он не очень-то был готов пойти к государю с просьбой отпустить Александра, он так же был не уверен в своей победе. Странная русская душа, ступить ногой в болото по собственной воле.
- Я должен, Ваше Высочество, должен, - Aley был предельно серьезен, он резко перескочил через несколько ступеней вверх, оказавшись на одном уровне с Александром. Где-то сзади он услышал, как вскрикнула девушка, то ли фрейлина, то ли еще кто-то с кухни, он уже не видел, поскольку сделал еще пару резких выпадов в сторону наследника. - Капризный. Маленький. Мальчик. - всю злость он вкладывал в удар, а слова выходили на выдохе. Он выскажет ему все, чем проиграет. - Ради этой полячки ты готов бросить семью! Страну! Тех, кто в тебя верит! И черт подери, ты готов поднять шпагу на друга! - Aley повысил тон, хотя никогда себе этого не позволял. Он никогда не думал, что ему придется сражаться с Александром, которого слишком любил, он никогда не думал, что все это будет говорить и даже думать. Да, он проиграл, он проиграл собственного друга. Он хотел, чтобы Александр отказался от поединка, но тот взял шпагу. Aley ждал, что Александр одумается, из него выйдет вся злость, гнев, все плохие чувства, но он продолжал язвить и бороться за свою полячку, с каждым ударом больно раня душу своего друга.
Aley резко отвел шпагу в сторону вниз, он прекращает поединок, да он сдается, не видя больше смысла в том, что он затеял. Добавить было нечего, в глазах была обида, может быть, какая-то мальчишеская, глупая, но она была. Ведь Aley никогда ни о чем не просил, он никогда не обвинял Александра ни в чем, напротив поддерживал, а эта полячка сумела сделать так, что они пошли друг против друга. И быть может, он бы сейчас развернулся бы и ушел, бросил шпагу, если бы в этот же момент не раздался звук разрывающейся ткани.
Aley обернулся в сторону и с ужасом увидел перед собой лицо государыни Императрицы, перекошенной то ли гневом, то ли желанием его сейчас же казнить. Верхняя ткань юбки ее пышного платья была разорвана шпагой Aley, который попятился назад и чуть споткнулся на лестнице. Слов он пока не находил.

+2

12

Вскрикнувшую фрейлину, которая исчезла также быстро, как и появилась, Александр не заметил, как после он не обратил внимания и на то, что за спиной друга появилась фигура императрицы. Ее лицо не скрывало, сколь сильно женщина была напряжена и обеспокоена всем происходящим. Но сознание цесаревича было преисполнено яростью по отношению к другу, поэтому видел перед собой он только его.
- Как ты смеешь!? – самолюбие Александра было больно задето. В такие минуты он и вправду был готов забыть кто перед ним, но зато явственно вспомнить, что сам он – наследник российского престола, а кто-то смеет называть его мальчишкой и обвинять едва ли не в предательстве. Александр не мог вынести подобного оскорбления. То, что Паткуль делает это из самых благородных побуждений, нисколько цесаревича не волновало. Да и кто будет думать о мотивах и искать в них оправдания поступкам, если все внутри буквально кипит и проситься вырваться наружу бурным потоком гнева?
Слова Паткуля задели за живое. Разве он сам не думал об этом? Разве не мучился он и без слов друга, зная, что есть всего два пути: предать возлюбленную, или предать семью или, того хуже, всю империю? Убедить себя в том, что это никакое не предательство, ведь так поступил и его дядя, Константин Павлович, никак не получалось. Слишком часто Александру повторяли за его еще весьма короткую жизнь о долге и предназначении. Настолько часто, что он одновременно и ненавидел это, но и осознавал, что раз Господь даровал ему Судьбу наследника престола, то он не в праве сам распоряжаться своей жизнью и подводить тех, кто в него искренне верит.
Но отчего-то все вокруг считали, что он видит перед собой только Ольгу, забыв обо всех остальных. А Александр считал, что вместо поддержки, он сам получил предательство, и всех волнует лишь будущее престола, но никак не он сам и его чувства.
- Вы, граф, забываете, кто перед Вами… - голубые глаза наследника, обычно веселые и добрые, стали холодными. Голос его дрожал, а движения стали надрывистыми. Александр успел сделать шаг вперед, немного приблизившись к другу, но тут он услышал, как рвется ткань и по лестнице проносится встревоженный женский возглас.
Вслед за графом, наследник молча уставился на императрицу. Александра Федоровна судорожным движением провела рукой по юбке платья, на которой остался след от шпаги Паткуля, а потом посмотрела на воспитанника царской семьи, плотно поджав губы. Ее взор источал недовольство. Чем? Испорченным платьем, или тем, что двое молодых людей устроили такое безрассудство в стенах дворца? По глазам Государыни понять было сложно.
- Вы нашли неподходящее место для подобных развлечений, - сдержанно произнесла императрица через несколько устрашающих секунд молчания, переведя взор с графа на своего сына. – И время тоже весьма неудачное. Мне нужно поговорить с Вами, Александр. Я жду Вас в своем кабинете.
По движению императрицы стало ясно, что она собирается удалиться, но все же она задержалась и вновь посмотрела на Александра Владимировича.
- И с Вами тоже, но позже, - после тяжелого вздоха, который свидетельствовал о досаде императрицы, она еще раз взглянула на свое испорченное платье и стала подниматься по лестнице, оставляя противников вновь вдвоем.
Когда фигура Александры Федоровны скрылась, цесаревич облокотился на стену и прикрыл глаза. О чем государыня будет говорить с ним? Вряд ли о Паткуле и испорченном платье. Скорее всего, император уже сказал ей, что ее сын вздумал ему сегодня сообщить.
- Остановимся на ничье? – проговорил цесаревич, посмотрев на друга. Взгляд Александра стал каким-то вымучено равнодушным. – Я не хочу говорить об Ольге и о том, что с ней связано, - предвосхищая возможный вопросы графа о споре, который возник во время поединка, добавил наследник. – Не с тобой. Мне еще предстоит об этом говорить с матерью и отцом. Но если ими все уже решено, то какой в этом смысл?
Пожав плечами и чему-то улыбнувшись, Александр протянул шпагу другу.

Отредактировано Александр Романов (2015-02-17 20:07:47)

+1

13

То ли плакать, то ли смеяться, то ли тихо усмехаться. Как бы это не показалось странным, но цель свою Aley достиг.
Вы, граф, забываете, кто перед Вами… - в одной этой фразе было заключено столько смысла, то сам Александр, наверное, не до конца понимал, почему он так сказал. Между тем как раз Aley никогда не забывал, кем был Александр и зачем он рядом с ним. Мало кто знает, но Aley, как, наверное, и Барятинский, был подвергнуть самой страшной пытке, какая только бывает в детстве - двухчасовой нотации с рассказом о том, куда он едет, зачем, а потом ему периодически об этом напоминали. Было страшно? Конечно, но цесаревич оказался добрым и веселым, что, порой, действительно, начинаешь забывать, кто перед тобой стоит, но и он многое забывал, а потому приходилось напоминать радикальными способами.
Aley был рад, что цесаревич, наконец-то, обратил свои мысли на то, что он будущий наследник, а не на то, что он обиженный влюбленный. Меньше всего хотелось ему услышать от Александра, что друг его не понимает.
Взгляд императрица просто обжигал, и Aley не мог смотреть ей в глаза, ему было стыдно за содеянное, и он не хотел выдавать ей причину их "шалости", пусть она ею и останется. У него не хватило смелости даже извиниться перед нею, а потому он стоял молча в растерянности, искренне надеясь, что Государь Император об этом не узнает.
И они снова остались вдвоем. Ничья? Aley не считал себя побежденным, напротив, он знал, что настоял на своем. Он даже не собирался выигрывать этот поединок. Когда он брал шпагу, он знал, что проиграет, возможно, даже намеренно, но не для того, чтобы Александр восторжествовал, побежал к своей Калиновской. Это должна был стать самая мерзкая и противная для него победа, о которой ему стыдно было бы вспоминать. А теперь у Aley стоял выбор, принять свое поражение и довести свой план до конца? Или согласиться на ничью и уйти? Поражение означало бы необходимость выполнить условия - помочь Александру, но Aley знал, что он не будет ничего просить. Если же сейчас будет объявлена ничья, то все пойдет насмарку. Александр снова впал в свое фаталистическое состояние, когда все за него бедного решили, а он ничего не может с этим поделать. Aley все-таки хотел съездить ему по его почти царской морде, но сил уже не было. Не было сил бороться с человеком, который сам себя загоняет в тупик, в угол, когда ему весь мир пытается объяснить, что он нужен здесь больше, чем где бы то ни было.
Aley с ужасом думал над тем, как ослепляет людей любовь, и он еще долго будет молить Бога о том, что если когда-нибудь в его жизни появится девушка, которая заставит его сердце так волноваться, то она обязательно должна будет полюбить и Александра так, как любит его Aley. Он не мог представить себе, что ему придется становиться против друга.
-Да, нет, Ваше Высочество, Вы одержали заслуженную победу, - он забрал шпагу из рук Александра, он уже было развернулся и ушел, но это был бы не Aley, если бы в его груди не взъелась жалость и совесть, поэтому он повернулся вновь к другу и добавил. - Ты не бросался бы словами, Саша, за них же отвечать надо...- он похлопал его по плечу и ушел возвращать шпаги на место. Он не был уверен, что Александр понял, о каких словах, брошенных в гневе, говорил Aley, но зато у него есть пища для размышлений, по крайней мере, так полагал Aley.

+1


Вы здесь » Петербург. В саду геральдических роз » Завершенные истории » Ноябрь 1838 г. В радости друзья узнают нас, в несчастье мы узнаем их.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно