Салоны вообще-то дамское изобретение. Утверждают, что первый салон завела еще в XVI веке Маргарита Наваррская, будущая королева Франции. Однако скорее всего это был все же салон мадам де Рамбуйе. Открытый ею в 1617 году недалеко от Парижа, в родовом замке мужа, он стал не просто местом беспечного времяпровождения, но местом встреч и бесед известных людей того времени, обмена мнениями, новостями, демонстрацией новинок поэзии и музыки. Салоны изначально славились своей утонченной атмосферой, особой аурой непринужденности, домашности. По-французски salon означает гостиную. А со времен мадам Рамбуйе это значило еще и «высшее общество». Стоит напомнить, кто бывал, например, у мадам Рамбуйе: драматург Корнель, философ Ларошфуко, писатель Малерб, поэт Боссюэ... Именно здесь зародилось то, что позже стали называть «высшим светом». |
|
В России салоны появились во времена Екатерины II, а расцвет их пришелся на первую половину XIX века.
| Так сложилось, что более всего славились в России салоны женские. Обмен мнениями и новостями за картами и шоколадом, или обсуждение политических вопросов за чаем и трубкой... Каждому свое... Очень точно охарактеризовал эти уютные вечера князь Вяземский, завсегдатай самых известных домов, который назвал российские салоны «всемирная изустная разговорная газета». В России салон стал местом, где двигали прогресс и культуру. В гостиных не только беседовали и спорили, но играли и читали новые произведения, здесь обсуждались насущные вопросы литературы, живописи, музыки, а порой и политики. Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Вяземский, Глинка, Даргомыжский, Брюллов, Берлиоз, Шуман, Гумбольдт — всегдашние гости на домашних вечерах. |
В Петербурге известнейшие салоны — у дочери фельдмаршала Кутузова — Елизаветы Хитрово, у Софьи Пономаревой, у графини Дарьи Фикельмон. Завсегдатаями этих вечеров были Дельвиг, Плетнев, Гнедич, Пушкин с Натальей Гончаровой, Жуковский, Вяземский. Весь цвет русской культуры собирался тут. В начале «мудрого и чувствительного» XIX века лучшие петербургские салоны сосредоточились на Михайловской площади. Это место стало вскоре своеобразной «культурной Меккой» Петербурга. Здесь в новом здании Дворянского собрания, построенном по проекту архитектора Росси, выступали известные европейские артисты. Здесь открылся в 1830-х возведенный Брюлловым Михайловский театр. А дом братьев Виельгорских на углу Итальянской улицы, где проходили музыкальные и литературные вечера, приезжавший в столицу Гектор Берлиоз назвал «маленьким министерством изящных искусств». |
|
Дом Жукова (№ 4) на Михайловской площади.
Здесь держали салоны Смирнова-Россет, Карамзина, в доме правее располагался салон Виельгорских.
Акварель Ф.Ф.Баганца
| учшие гостиные Петербурга располагались здесь. В доме генерала Кутузова, возле Михайловского театра, поселилась Екатерина Андреевна Карамзина (вдова историка Николая Михайловича Карамзина). Ее салон был одним из самых привлекательных в столице. В Михайловском дворце собиралось общество великой княгини Елены Павловны. Чуть позже Карамзины перебрались на другой угол площади, в дом Жукова, на втором этаже которого селится Александра Осиповна Смирнова-Россет. Интеллектуальная жизнь Петербурга кипела здесь. Историю словно творили женские руки. Трудно переоценить то влияние, которое оказали эти исключительные женщины на музыкантов и поэтов. Может быть, без них, этих «богинь света», был бы не так пылок Пушкин. И не имел бы достаточно душевного покоя Глинка, которому всю жизнь не хватало семейного уюта... И не чувствовал бы себя свободнее стеснительный до робости Дельвиг. |
Или одинокий и замкнутый «бобыль» Николай Гоголь... А может, и вечный холостяк Даргомыжский, всегда, тем не менее, обожавший женщин, только у Карамзиной или у Смирновой, или у Елены Павловны ощущал себя самим собой.
Казалось, творцам изящной словесности, философам и музыкантам не хватало мягкости, нежности. Женщина в петербургских салонах становится частицей интеллектуальной жизни. Ее присутствие оттеняет контрастность взглядов и мнений. Ее пластичность сглаживает жесткий конструктивизм мужского мышления.
Ах, салоны с их уютом, ощущением задушевности! Сколько было спето и сыграно там, сколько читано, сколько высказано мыслей!
Так вышло, что один из первых салонов на Михайловской устроила у себя артистка — польская пианистка Мария Шимановская, в 1828 году поселившаяся в Петербурге. Ее дом стали называть «петербургский польский дом». Здесь бывал цвет польской диаспоры — художники Орловский, Ванькович, Олешкевич, поэты Ходзько и близкий друг Шимановской — Адам Мицкевич. Но частыми гостями были также Пушкин, Вяземский, президент Академии художеств Оленин, композитор Глинка, будущий автор народного русского гимна «Боже, царя храни!» — Алексей Львов. В доме Шимановской царствовали музыка и поэзия. Особенно привлекал завсегдатаев своими поэтическими импровизациями Мицкевич... |
|
А в 1830-е годы «самой остроумной и ученой гостиной в Петербурге была гостиная госпожи Карамзиной, — вспоминал писатель Соллогуб. — Все, что носило известное в России имя в искусстве, непременно посещало этот радушный, милый, высоко эстетический дом».
| Карамзины не отличались ни большим богатством, ни обильными застольями. Тут почти не танцевали, как часто случалось у Елены Павловны или изредка у Смирновой. Все было по-домашнему. Дом Карамзиных был самый скромный, «с патриархальной обстановкой, с мебелью, обитой красным шерстяным штофом, сильно обветшавшим... Гостиная освещалась яркой лампой, стоявшей на столе... Угощение состояло из очень крепкого чая с очень густыми сливками и хлеба с очень свежим маслом». Но что-то влекло сюда Пушкина и Глинку, Брюллова и Даргомыжского, Лермонтова и Хомякова. «Трудно объяснить, откуда исходило то обаяние, благодаря которому, как только вы переступали порог салона Карамзиных, вы чувствовали себя свободнее», — писал Соллогуб. |
Разгадка была проста — обаяние хозяйки салона, женщины, перед которой благоговели многие умы. «Серьезный и радушный прием Екатерины Андреевны, неизменно разливавшей чай за большим самоваром, создавал ту атмосферу доброжелательства и гостеприимства, которой мы все дышали» (Соллогуб).
Что же за женщина была та, о которой Пушкин писал Вяземскому: «Передай мне ее слова — они нужны моему сердцу» — и которую одну звал, умирая? «Карамзина была женщина умная, характера твердого и всегда ровного, сердца доброго», — вспоминала спустя много лет Анна Тютчева, знавшая ее уже в старости. Обаятельная, радушная, обладающая магнетической силой личности, магией женственности. Кроме нее «умной и вдохновенной руководительницей и душой этого гостеприимного салона была, несомненно, София Николаевна — Софи, дочь Карамзина от первого брака, — писал Соллогуб. — В Софии Николаевне... скрывалась какая-то обаятельность, какая-то женственная грация или, лучше сказать, грация мотылька». Софи в альбом писали Баратынский и Пушкин. Лермонтов посвятил ей знаменитое «Любил и я в былые годы».
Александра Осиповна Смирнова-Россет, фрейлина двора, очаровывала другим. Эта женщина всего три года царила в доме на Михайловской. После брака с чиновником Министерства иностранных дел Николаем Михайловичем Смирновым в ее фамилии появилась приставка, она стала Смирновой-Россет. Но еще как Россет ее знали и весь свет, и весь двор, и сам император. Она поражала и увлекала умом, красотой, чутким сердцем, прямотой. Жуковский даже пустил «словцо»: «россетство ума». Ее мнение высоко ценили философы- интеллектуалы Алексей Хомяков, Иван Аксаков. Соболевский, друг Пушкина, писал ей: |
|
В доме ее «сквозила изящная роскошь», бывали важные персоны. Смирнова славилась как незаурядная личность — мадам де Сталь, Жорж Санд и мадам Рекамье в одном лице. Неуемного характера, энергичная, с массой талантов, эта женщина, как комета, неслась по жизни. «Оседлость» Карамзиной ей претила. «Я провела самую кочующую жизнь и редко доводилось пожить два года на одном месте», — отмечала она в «Воспоминаниях». Она не просто «держала салон», она была предана свету всей своей душой.
Александра Осиповна была очень сложным, неуравновешенным человеком, была едкой на язык. Любила говорить правду в глаза. Пушкин писал ей в альбом:
«Я сохранила ум холодный.
..................................
И правды пламень благородный
И как дитя была добра...»
Но в том же стихотворении прибавлял:
«И шутки злости самой черной
Писала прямо набело».
«Она была смесь противоречий», — писал о ней Вяземский. Славившаяся красотой, умом и светскими манерами, Смирнова любила казаться, наоборот, и некрасивой, и грубоватой. В этом была какая-то злая бравада, насмешка над этикетом — и над своей, не сложившейся в общем-то жизнью. Неудачная любовь и неудачное замужество (мужа она не любила), неудачные первые роды и серьезно подорванное здоровье. Судьба не была к ней благосклонна. Друзья прозвали ее «донна Соль» — по имени героини драмы Виктора Гюго «Рюи Блаз» (Соль — значит «солнечная»). И язвительный Вяземский не преминул обыграть это в стихах:
«Вы донна Соль, подчас и донна Перец...»
А поэт и философ Хомяков спрашивал в письме к приятелю:
«Все тот же ли голос у Александры Осиповны, приятный и вредный, как италианская опера?..»
Она легко завязывала связи — и легко рвала их. Но если верила в человека, то становилась ему самым верным другом. Гоголю она пишет: «Моя душа едва ли кому раскрыта, как вам». Вяземский, Жуковский, Пушкин дорожили ее дружбой, как никакой иной. Жуковский к ней сватался...
В эти же годы в Михайловском дворце принимала гостей великая княгиня Елена Павловна. Здесь собирались «небольшие» вечера, на которых иногда бывало «по сто человек и более». И все же это был салон. Гостиная великой княгини отвергала чопорность дворцовых императорских раутов. Здесь царила атмосфера задушевности. В чести были музицирование, чтение стихов, умная беседа. Со временем салон уступил место публичным концертам с участием как знаменитых, так и малоизвестных артистов. Елена Павловна оставила память о себе как один из значительных деятелей русской музыкальной культуры.
| Властная красавица, женщина широкого ума, необычайной образованности, она была весьма харизматичной личностью. И великой интриганкой. Что еще отличало Елену Павловну и от Смирновой, и от Карамзиной, и от других славных женщин — ее могущество, ее веское царственное слово. Она знала, как ей легко стать законодательницей художественной моды — и она вполне пользовалась этим правом. Елена Павловна привечала и призывала к себе все талантливое и оригинальное. На ее вечерах бывали Лермонтов, Брюллов, Глинка, Берлиоз, Лист, Pубинштейн, Липиньский, Клара и Роберт Шуман. Именно здесь, в одной из роскошных гостиных дворца, получил известность юный Даргомыжский, эпатировавший салонную публику своим цветным фраком. Здесь он раскрылся как блистательный пианист-виртуоз, а позже — автор и исполнитель романсов. |
Есть предположение, что именно у Елены Павловны в 1838 году Даргомыжский познакомился с Лермонтовым. Елена Павловна следила за развитием таланта Антона Рубинштейна. В течение нескольких лет он играет и дирижирует в Михайловском дворце. Много позже, как организатор (не без помощи Елены Павловны) Русского Музыкального Общества (РМО), он дирижирует во дворце его концертами. Из музыкальных классов РМО еще позже вырастет Петербургская консерватория (опять же не без помощи Елены Павловны), и Рубинштейн встанет во главе. А вот еще любопытный факт: здесь, в салоне Елены Павловны, состоялся дирижерский дебют студента консерватории Петра Чайковского...
Дамские петербургские салоны были удивительным явлением в русской жизни. В них творились история и культура России.
