Вера вылетела в холл, заметив, что Николай Михайлович спешно куда-то собирается.
- Куда вы так срочно, папенька?! Что произошло? – в звонком голосе девушки послышалось беспокойство. Ее папенька редко вел себя столь торопливо, и посему у юной Литвиновой не возникало сомнений в том, что свершилось нечто плохое.
- Не сейчас, дорогая. – Николай Михайлович махнул рукой, будто бы сей жест мог успокоить его непутевую дочь и заставить ее не обременять папеньку лишними расспросами, когда он так спешил.  Однако же, заметив, что Николай Михайлович берет в руки свой чемоданчик с медицинскими инструментами, Вера легко сделала вывод о том, что папеньку вызвали по работе, и оттого ее интерес лишь разгорелся с новой силой.
- Я поеду с вами! – твердо выговорила Литвинова. Она даже хотела топнуть ножкой, дабы слова ее никто не подвергнул сомнению, но не стала; не стоило причинять Николаю Михайловичу лишние расстройства своей вредностью. Папенька сокрушенно покачал головой, но не изрек ни слова. Если Вера что-то решила, ее было тяжело уговорить отказаться от своих намерений, и сейчас был тот самый случай, когда время не позволяло спорить с дочерью.
Экипаж уже ждал Литвиновых на улице, чтобы отвезти в нужное место. Николай Михайлович ушел в свои тяжелые думы, не отвечая на расспросы дочери, и вскоре Вера бросила все попытки что-то выведать у папеньки. Вся дорога прошла в гнетущем молчании. К тому моменту, как экипаж остановился возле поместья Шуваловых, девушка уже устала гадать о том, что же произошло, и перебрала в голове множество невеселых вариантов событий, из-за которых мог бы столь срочно понадобиться ее отец.
- Вера, ты уверена, что хочешь пойти со мной? – спросил Николай Михайлович перед входом в дом. – Зрелище может быть…
- Я уверена, папенька. Идем же, нужно торопиться!
Если срочность и впрямь была столь сильной, то не стоило тратить время на пустые слова. Однако, какой бы решительной и смелой не пыталась предстать Литвинова, сердце ее, будто бы, рухнуло от страха. Дверь открылась, позволяя Николаю Михайловичу стремительным шагом войти в холл поместья. Вера скрылась за его спиной, внезапно став незаметной и притихшей.
Встречал ее папеньку Михаил Андреевич Шувалов; мужчина с добрыми глазами, который был столь любезен, что начал учить ее искусству рисования. Вера несколько облегченно вздохнула, убедившись, что с Михаилом все в порядке, но страх не спешил уходить, ведь папеньку вызвали не просто так. Беспокойство вызывала и бледность Михаила Андреевича; он выглядел так, словно встретил привидение.
Случилось нечто ужасное.
- Будьте столь любезны… - Николай Михайлович вручил свое пальто Семену.  В этот момент Вера услышала вопрос, адресованный ей добрым другом. Она запоздало приветственно кивнула.
- Я… я с папенькой, Михаил Андреевич, - поспешила ответить Вера, чуть сбиваясь и заметно нервничая. – Я решила, что чем-то смогу помочь. И попросту беспокоилась...
- Идемте, граф. Мне нужно срочно его осмотреть. – Николай Михайлович очень вовремя вступил в разговор, избавив дочь от необходимости рассказывать, как она увязалась за ним следом. – Веди себя тихонько, если хочешь остаться, - строго добавил мужчина, повернувшись к Вере. Она утвердительно кивнула два раза, чтобы подтвердить серьезность своих намерений.
Наконец, все перешли в гостиную, где на широком письменном столе лежал раненый человек. Литвинова вздрогнула, когда он застонал. Вглядевшись в бледное измученное лица, девушка узнала Леонида Андреевича – старшего брата Михаила и лучшего друга Сергея. Памятуя о том, что она обещала папеньке вести себя тихо, девушка подавила вскрик, но приложила ладонь к губам.
Николай Михайлович поспешил осмотреть раненого и принялся раздавать короткие указания слугам. Кому-то он велел принести теплой воды, чтобы промыть рану, другого послал  за чистыми тряпками, дочери же он велел стоять на приличном расстоянии, как бы она не порывалась предложить свою помощь.
- Что произошло? – сдавленным голосом спросила девушка у Михаила, не отрывая испуганного взгляда от Леонида Андреевича. Она запомнила его, хотя и не могла сказать, что Леонид вызывал у нее симпатию прежде. Тем не менее, видеть его столь беспомощным было ужасно. Веру пугал вид чужих страданий, и теперь руки ее дрожали.
- Подержите его, - вдруг приказал Николай Михайлович, обращаясь к Вере и Михаилу. – Нужно промыть рану. Тогда я смогу понять, каковы масштабы ранения.
Литвинова тут же кинулась к Леониду, наваливаясь на его плечо всем своим весом.
- Все будет хорошо, Леонид Андреевич. Папенька вас спасет, - зачем-то проговорила Вера. Успокаивала ли она Леонида в бессознательном состоянии, или саму себя, или вовсе Михаила - было не понятно.

Дуэль!
Вера никогда не поощряла подобный метод выяснения отношений. Нежная девичья душа не считала правильным любое кровопролитие, будь оно даже в защиту чьей-либо чести. Сама Литвинова искренне верила в то, что любую ситуацию можно разрешить словами, не прибегая к столь жестоким и неприятным методам, как дуэль. К величайшему ее сожалению, большинство мужчин считали иначе, и даже ее собственный брат был в их числе.
Николаю Михайловичу не впервые приходилось заниматься ранениями, полученными в ходе дуэли. Как истинный врач он всецело разделял мнение дочери о вреде и бесполезности дуэлей, но сейчас не смел сказать ни единого обвинительного слова, когда положение Леонида Андреевича было столь зыбким.
- Папенька, у него жар, - проговорила Вера, внимательно глядя на отца. Срочно промыть рану было невероятно важно, но жар тоже осложнял ситуацию. Нужно было торопиться, но одного Николая Михайловича не хватало на то, чтобы заниматься сразу множеством проблем. Пока Литвинов удалял ненужную повязку, Вера повернулась к слугам и скомандовала: – Намочите тряпку холодной водой и положите ему на лоб!
Пока папенька наказал ей держать Леонида Андреевича, она не могла отойти ни на мгновение. Хрупкой девушке приходилось прикладывать все свои силы, чтобы немного удержать плечо мужчины.
Вера всегда была внимательна, наблюдая за работой своего отца. Сама они никогда не смогла бы стать врачом в будущем, но, отчего-то, всегда грезила о том, что знания папеньки ей пригодятся. В своих фантазиях Вера неизменно была уважаемой и известной женщиной-врачом, но мысли эти так и оставались фантазиями. Сейчас же, когда она наяву столкнулась с чужими страданиями, Вера не понимала, как ей удалось сохранить ясность рассудка. Вид больного заставлял ее руки трястись и холодеть. Тонкие пальцы теперь были той же температуры, что лед зимой.
Николай Михайлович достал из своего чемоданчика опий и отмерил нужную дозу. Боль Леонида Андреевича была столь сильной, что ее нужно было облегчить, чтобы заняться последующей обработкой раны, что не терпело отлагательств.
- Опий поможет ему справиться с болью, когда я займусь раной, - проговорил Николай Михайлович, внимательно глядя на младшего брата Леонида. Мужчина говорил уверенно и властно, обращаясь непосредственно к Михаилу. Вера знала, что ее папенька делает так, когда хочет вселить уверенность в человека и заставить его сохранять трезвость ума.
Однако не успел врач начать промывать рану, как Леонид вырвался из рук Веры, да столь сильно, что она невольно отступила на несколько шагов. Литвинова хотела было тут же вернуться на место, но Михаил отстранил ее и сам принялся держать брата. Но стоять в стороне и молча наблюдать за этим кошмаром девушка тоже не могла; ей было необходимо делать хоть что-то, оказывать любую посильную помощь, даже если мысли ее в тот момент обуревал страх.
- Я пока... сменю... тряпку, - выговорив это дрожащим голосом, Вера убрала примочку со лба мужчины и опустила ее в небольшой тазик с водой, заботливо принесенный Марфой. Выжав тряпку и оставив немного влажной, девушка вернула ее на лоб Леонида и тут же положила свои прохладные ладони на горячую шею мужчины.
Как же сейчас девушка отчаянно желала, чтобы рядом был Сергей! Уж он бы сумел вселить в нее уверенность и поддержать Леонида, когда тот на краткие мгновения приходит в себя. О чем только думал Шувалов, соглашаясь на такое безумие, как дуэль?! 
- Насколько все плохо, папенька? – спросила девушка, внимательно глядя на Николая Михайловича, словно тот был волшебником, что лишь наложением рук может исцелить любую болезнь. Отчасти таковым его и видела Вера.
- Внутренние органы не повреждены, да и повязка была качественно наложена, - Литвинов качнул головой и поцокал языком. – Мой вердикт таков: жить Леонид Андреевич будет.
- Слышали, что папенька сказал? - шепнула Вера над головой лучшего друга собственного брата. - Теперь вы просто обязаны выжить. И больше никаких дуэлей!

Вера держалась молодцом, стойко выдерживая вид страданий и крови. Быть может ей было страшно настолько, что она чувствовала, как трясутся коленки, но девушка ясно понимала, что сейчас должна быть сильной. Раз уж она увязалась за папенькой, то теперь не имела права быть обузой, ведь Леониду Андреевичу все еще требовалась помощь. Но сердце упрямо отказывалось подчиняться и стучать спокойнее, даже напротив - оно колотилось так сильно, будто пыталось вырваться из груди. И зачем только Шувалов решился на эту злосчастную дуэль, подвергнув себя столь великой опасности? Вероятно, ни для одной девушки невозможно было понять подобные мужские порывы; вот и сама Литвинова всецело осуждала кровопролитие, к которому эти дуэли вели.
Наконец, опий подействовал, позволив Николаю Михайловичу полноценно заняться раной. Леониду стало легче, и тело его обмякло под чужими руками. Вера почувствовала ладонями, как мышцы мужчины расслабились. Боль отступила. Шумно выдохнув, девушка позволила себе отступить на шаг. Ее папенька уже закончил промывание раны, осмотрел ее, и теперь вытаскивал шовный материал.
Сама Вера, между тем, ощутила слабость, накатывающую на нее волнами. Борясь с нею и усталостью, девушка устремила свой взор на Михаила, все еще бледного, будто полотно. Литвинова не узнавала графа, которого знала уже некоторое время. Сегодняшний день помог ей увидеть его с новой стороны, хотя она и прежде замечала в нем доброту, тщательно сокрытую за тяжелым характером художника.
- Все будет хорошо, - выговорила девушка, не отрывая взгляда от Михаила Шувалова. Отчего-то, видя страх мужчины за брата, Вере хотелось его поддержать. Пусть слова ее и были обычными, какие часто говорят, чтобы ободрить, но в голосе звучала настоящая уверенность.
Наконец, отведя взгляд от друга, Вера перевела его на папеньку, занимающегося зашиванием раны Леонида. Наблюдение за этим процессом подействовало на Литвинову сильнее всего. Девушка вдруг почувствовала, как к горлу подкатил противный комок, а в животе все сжалось. Сколь бы она не силилась сконцентрировать взгляд, ничего не выходило; перед глазами все завертелось в настоящем хороводе, показалась белая пелена. Тем не менее, Вера хорошо помнила наказ папеньки, что вести себя нужно тихо, и оттого девушка не произнесла ни слова о том, что ей вдруг стало дурно. Несколько мгновений спустя Литвинова бы уже и не сумела изречь ни слова. Сознание заволокло туманом, и перед глазами померкло. Мысли девушки провалились в пустоту, а сама она рухнула на пол в обморок.

Пожалела ли Вера, что увязалась за папенькой следом и стала свидетелем сего ужасного события? Нет. Девушка не могла жалеть о подобном, ведь оказалась полезной. Ей всегда казалось, что когда наступит надобность, она окажется совершенно бесполезной, но жизнь показала ей, что суждения ее были ошибочны. И даже напротив, Вере удалось сохранить самообладание, когда жизнь человека, близкого ее брату, а, значит, отчасти и ей самой, оказалась на волоске от смерти. Литвинова была удивлена, что сумела бороться со страхом, когда ей казалось, что ноги подчас и вовсе перестанут ее держать.
Но все вышло куда лучше, чем она рассчитывала. Ситуацию омрачила только потеря сознания под самый конец. Если бы Вера могла, тот тут же извинилась перед папенькой за причиненные неудобства, но мысли ее улетели куда-то далеко и там потерялись. Не видела она, как Николай Михайлович закончил зашивать рану, и не знала, что Михаил перенес ее в другое место - подальше от ужасного зрелища.
Сны Веры были беспокойными и тревожными. Ее буйная фантазия визуализировала дуэль, свидетельницей которой Вера вовсе не была, но картинки в мыслях девушки были столь яркими и живописными, что Литвиновой казалось, будто все взаправду. В своих снах Вера неизменно предотвращала кровопролитие, и никому не приходилось страдать. Жаль, что в настоящем мире, а не мире ее грез, все было совершенно иначе, и Леонид Андреевич все еще находился в плохом состоянии.
Еще Вере казалось, что она слышит неодобрительные реплики папеньки, недовольного ее обмороком. Ведь если дочь решилась пойти с ним и помогать, то должна была быть сильной. На самом деле, Николай Михайлович никогда бы не бросил ей подобных обвинений, но в голове перемешались все переживания и страхи, представив в видениях именно такую невеселую картину.
Наконец, придя в себя, Вера обнаружила, что лежит на кровати в чужом поместье. Должно быть, после ее обморока, кто-то перенес ее сюда, но кто именно был столь добр, Вера не знала. Поместье было знакомым, но не родным - значит, она все еще находилась у Шуваловых.
Шувалов! Леонид!
- Как он?! - спросила она, едва приподнялась.
- Уже все хорошо. Леонид Андреевич - человек сильный, он справится, - улыбнулся папенька. - Я отойду переговорить с Михаилом Андреевичем, а ты отдыхай пока.
- Конечно, папенька.
Вспомнив о ранении Леонида Андреевича и своих переживаниях, Вера тут же подскочила на ноги, стоило только Николаю Михайловичу выйти. Выйдя в коридор, Литвинова оглянулась. Вокруг никого не было, и девушка тут же принялась думать, куда могли перенести Леонида Андреевича, пока она пребывала без сознания. Не оставлять же его было на столе, право. Однако бездумно проверять все комнаты не пришлось, потому что из одной двери неожиданно вышла Марфа и, не заметив Литвинову, пошла вниз. Девушка на цыпочках проскользнула в комнату графа, надеясь, что никого там более нет, кроме самого больного, которого она хотела проведать. Ее желания сбылись - и в комнате не оказалось никого лишнего. Кроме нее самой, конечно же.
Леонид Андреевич выглядел несколько лучше, и Литвиновой даже показалось, что он уже не спит. Чтобы проверить свою догадку, она скромно присела на стульчик рядом, точно и не носилась только что сломя голову, и тихонько спросила: - Граф, вы меня слышите?

Отредактировано Вера Литвинова (2015-03-26 21:33:51)

Видеть графа живым и пришедшим в сознание было чудесно. Еще с утра Вера с трудом могла представить, что он столь быстро пойдет на поправку, но жажда жизни в Леониде Андреевиче била через край. Он выкарабкался оттуда, где многие уже опускали руки и поддавались смерти. Если бы теперь Литвинову попросили бы описать графа, то первым словом, пришедшим в ее светлую головку, стало бы "волевой". Оно полностью отражало то, каким сегодня предстал перед ней этот человек.
- Я рада, что вы пошли на поправку, - тихонько проговорила Вера, услышав голос Леонида Андреевича. Быть может, голос мужчины был слабым и хрипловатым, но, все же, сейчас он звучал. Граф говорил - и это было большим шагом в сторону выздоровления.
Теперь Вера с трудом могла представить, что когда-то относилась к этому человеку с толикой неприязни, и уже даже не могла вспомнить, что вызвало столь неприятное отношение; девушка переживала за Леонида как за родного человека. Возможно, вид страданий измученного графа пробудил в ней не только сочувствие, но и уважение, признание, и даже некую симпатию. А еще Шувалов вдруг напомнил ей Сергея - такой же стойкий и сильный, рвущийся к жизни, оптимист, любящий этот мир. Вере оставалось только признать, что первоначальное ее суждение относительно личности графа было ошибочным: недостойным ее и обидным для него.
- Мне... мне было интересно, чем папенька будет заниматься. Мне нравится иногда наблюдать за его работой, - Литвинова потупила взгляд, точно призналась в чем-то зазорном, хотя, по сути, так оно и было, ведь юным девушкам было не пристало увлекаться медициной. - А потом уже не могла вас оставить, ведь я могла хоть чем-то помочь. И я хотела остаться, чтобы следить за вашим состоянием. За дверьми беспокойство лишь сильнее, чем когда все наблюдаешь воочию, - с запинками договорила Вера. Далеко не каждый мужчина посчитает правильной ее поступок и желание помочь папеньке, но где-то в глубине души Литвинова надеялась, что Шувалов окажется исключением.
- Как вы себя сейчас чувствуете? Может, мне принести вам воды? - заботливо поинтересовалась Вера.

Удивление, вызванное ответом Веры, легко прочиталось на лице графа, но, нужно признать, подобная реакция была вполне ожидаема. Большинство из тех, кто окружал Литвинову, никогда не смогли бы понять ее стремления понять действия папеньки, интереса к его профессию. Даже сама Вера порою жалела, что ее интересы столь широки, в отличие от других дам ее возраста. Ах, как жаль, что чтению любовных романов девушка предпочитала медицину, а вышиванию - рисование на большом холсте. Зато, в этот раз, при виде раненого графа Шувалова, девушка сумела помочь хоть чем-то, чем теперь гордилась, ведь оказалась полезна папеньке, пусть и потеряла потом сознание.

- Если вы не захотите, то я ничего не расскажу Сергею, но, боюсь, слухи все равно могут поползти. - Вера неодобрительно покачала головой. - Как только можно называть подобное происшествие весельем? Чего же хорошего в дуэли и кровопролитии? Должно быть, мужчины как-то иначе мыслят, но мне никогда не понять этих порывов немедленно стреляться по любому поводу. Надеюсь, вы тоже понимаете, как неосмотрительно поступили. Вас же могли убить! - слова девушки как-то подозрительно стали напоминать нравоучения старшей сестры, но, если бы ей было все равно на человека, лежащего перед нею, то Вера ничего бы не произнесла. Нотация была лишь последствием проявления заботы со стороны Литвиновой. Живя в семье, состоящей из одних мужчин, волей-неволей Вере приходилось быть той самой рассудительной женщиной, раздающей нравоучения.
- Я попрошу вас пообещать мне - и моему папеньке, как врачу, приложившему все усилия дабы спасти вас, - что впредь вы будете осторожны, - серьезно проговорила Вера, но тут же в ее голосе послышались озорные нотки. - А иначе я приеду, и лично буду ругаться! И заставлю вас сидеть неподвижно целый день, чтобы нарисовать портрет! - Угроза была шуточной, но Вера и впрямь была готова приехать и потратить несколько часов, чтобы отругать Шувалова за неосмотрительность. Ведь Сергей может лишиться лучшего друга! Как так можно?!
Девушка поерзала на стуле - природная энергия не давала ей сидеть спокойно.
- Может, вам нужно что-то еще? Кроме воды? - участливо спросила Вера, но в голове ее мелькнула мысль: К примеру, несколько подзатыльников за такую неосмотрительность! И еще один за то, что скрыл от друга! И еще десяток за то, что заставил переживать ее саму и заставил бы переживать его собственных сестру и мать!
Вслух девушка ничего не сказала, но хитро прищурилась, едва сдерживая полуулыбку.

Отредактировано Вера Литвинова (2015-11-13 16:57:37)

Что-то подсказывало Литвиновой, что ее слова пролетели несколько мимо ушей Шувалова. Впрочем, это была привычная ситуация для девушке - сколько раз ей не удавалось образумить брата или даже отца. Пожалуй, в подобной ситуации можно было посетовать, что большинство мужчин такие. Их взгляды столь разительно отличаются от женских, что порою становится совершенно невозможно объяснить свою точку зрения. Вот и сама Вера не знала, какие подобрать слова, чтобы рассказать, как замирает душа и обрывается сердце от волнения при виде чужих страданий. Бесчетное количество раз Литвинова оставалась дома и была вынуждена томиться в ужасном ожидании новостей от мужчин своей семьи.
- Хорошо, что ваша ошибка не оказалась роковой, граф, - уже мягче откликнулась Вера. Возможно Шувалов и не совсем поймет, что дуэль была в высшей степени поступком безрассудным и бесполезным, но, быть может, будет с большим уважением относиться к чувствам родных и близких. Вера хорошо представляла, каково будет его сестре и матушке узнать о случившимся.
- Знаете, граф, я очень за вас переживала, - вдруг призналась Литвинова, когда Леонид отказался от воды, но договорить свою мысль до конца или же позволить ответить Шувалову не позволил звук открывающейся двери. В комнату вошел папенька Веры и Михаил Шувалов. Литвинова даже замерла от неожиданности. Надо признать, она искренне думала, что они будут еще некоторое время обсуждать произошедшее, да и Николаю Михайловичу требовалось ввести окружение Леонида в курс того, как ухаживать за раненым графом. Вера не могла представить, что папенька и Михаил появятся столь скоро. И они, вероятно, так же не ожидали увидеть ее рядом с больным.
- Вера, что ты здесь делаешь? - удивился Николай Михайлович, считающий, что дочь все еще спит в соседнем помещении. - Тебе не стоило так быстро подниматься.
- Я хотела проведать графа, - откликнулась Литвинова таким тихим голосом, будто ее уличили в чем-то неправильном. Не выдержав тяжелого взгляда папеньки, вынужденного беспокоиться еще  и за ее собственное состояние, Вера отвернулась и вновь взглянула на Леонида. Казалось, что графу стало хуже. Возможно, на него накатывали волны боли и усталости, вернувшиеся из-за раны. Едва заметно Литвиновала подвинула руку, чтобы коснуться прохладными пальцами лежащей руки Шувалова. Отчего-то сейчас у Веры уже не осталось тех чувств, что она испытывала к Шувалову прежде, и сейчас ее отношение полностью изменилось. Как могла она прежде не видеть в этом человеке его доброты и внутреннего света? Как же Вера могла оказаться столь слепой? И почему стоило произойти такому ужасному случаю, чтобы она вдруг поняла, какой же глупенькой была? Сейчас же она испытывала к Леониду чувства схожие с теми, которые питала к Сереже. Шувалов вдруг показался ей кем-то вроде старшего брата, и беспокоилась Вера за него так же. 
- Поправляйтесь быстрее, Леонид Андреевич, - прошептала Вера так, чтобы ее услышал только Шувалов.