Дата появления придворных мундиров неизвестна. Н.Е. Волков, специально изучавший в конце XIX в. историю придворных мундиров, констатирует в своей книге, что самое раннее упоминание в источниках о существовании «мундира придворного кавалера» относится к 1802 г. Однако известен указ от 30 декабря 1796 г., озаглавленный «Описание мундиров придворным чинам и служителям». К сожалению, в нем ничего не сообщалось о том, как выглядели эти мундиры. Изображения придворных мундиров дошли до нас лишь с начала XIX в. На портретах придворных того времени мы видим мундиры почти в точности такие, какие известны на основании законов от 11 марта 1831 г. и 27 февраля 1834 г.
Не были обойдены вниманием императора и женщины. 27 февраля 1834 г. Николай Павлович утвердил описание эталонного дамского придворного туалета. После его смерти и вплоть до 1917 г. в форме этих туалетов никаких принципиальных перемен с того времени не последовало. Наряд состоял из бархатного «верхнего платья» с откидными рукавами и со шлейфом, имевшего «разрез спереди, к низу от талии», который открывал юбку из белой материи, «какой кто пожелает». По «хвосту и борту» платья шло золотое шитье, «одинаковое с шитьем парадных мундиров придворных чинов». Такое же шитье полагалось «вокруг и на переде юбки».
Выбор такого кроя женского придворного платья, видимо, обусловлен несколькими причинами. Во-первых, традиционализмом русского Императорского двора. Такие платья были в ходу при Дворе со времен Екатерины II. Во-вторых, отчетливым стремлением Николая I усилить национальную составляющую при Императорском дворе, будь то в языке или одежде. В-третьих, для формы, особенно для изменчивой женской, требовалось нечто прочно-устойчивое, чем по мысли Николая I и был «русский» традиционный крой женских платьев.
Дочь императора, описывая события 1834 г., упоминает, что «по обычаю в 11 лет я получила русское придворное платье из розового бархата, вышитого лебедями, без трена». В последующие годы парадные придворные платья в семье называли «императорскими доспехами», поскольку эти платья шили и из серебряной парчи, дополняя наряд бриллиантами и жемчугами.
Согласно императорскому указу, все должностные нюансы должны были легко «читаться» по цветам. Статс-дамы и камер-фрейлины получали бархатное зеленое платье с белой юбкой. Наставница великих княжон была одета «по форме» в бархатное платье синего цвета с белой юбкой. Фрейлины Ее Величества, в бархатное платье пунцового цвета с белой юбкой.
Фрейлины великой княгини имели платье также пунцового цвета, как и у императрицы, только шитье было серебряным. Фрейлины великих княжон были одеты в бархатные платья светло-синего цвета с золотым шитьем и белой юбкой. Гофмейстрина при фрейлинах носила бархатное платье малинового цвета, украшенное золотым шитьем, соответствующим шитью первых чинов Двора и украшенное портретом императрицы с бриллиантами. Дополняла наряд белая юбка. Часто в повседневной жизни их называли «малиновыми фрейлинами».
Была определена и форма головного убора для придворных дам. Замужним дамам предписывалось носить «повойник или кокошник произвольного цвета, с белым вуалем, а девицам повязку произвольного цвета с вуалем». Фрейлинский бриллиантовый шифр императрицы носился на голубом банте на левой стороне форменного платья. Описанный наряд получил в официальных документах название «русское платье».
Малейшие отступления от установленной формы одежды, как придворными кавалерами, так и дамами, жестко пресекались Николаем I. Барон М.А. Корф упоминает, что когда на большом придворном бале 6 декабря 1840 г. «некоторые дамы позволили себе отступить от этой формы и явились в кокошниках, которые, вместо бархата и золота, сделаны были из цветов. Государь тотчас это заметил и приказал министру Императорского двора князю Волконскому строго подтвердить, чтобы впредь не было допускаемо подобных отступлений». Князь П.М. Волконский передал повеление царя Санкт-Петербургскому военному генерал-губернатору графу Эссену, после чего последовал «набег квартальных с письменными объявлениями помянутой высочайшей воли и с требованием расписаться на этом листе». Когда об этом непомерном усердии губернатора доложили царю, тот только посмеялся, но распоряжение свое оставил в силе.
