Часть 1 - Прелестная невеста
Насмешка истории: в России правили два царя по имени Николай и жены обоих были крещены в православием под именем «Александра Федоровна». Но, если о второй Александре Федоровне, о супруге Николая II, обожаемой мужем и ненавидимой народом, трагически прожившей в непрекращающихся тревогах сначала о рождении, а потом – о здоровье наследника, и в конце концов трагически погибшей в подвале Ипатьевского дома, — об этой Александре Федоровне в последние годы писалось очень много, то жизнь первой Александры Федоровны – супруги Николая I – рядовому читателю не известно почти ничего.
Может быть, потому, что она была любима как мужем, так и народом, прожила счастливую жизнь и спокойно скончалась в своей постели, в покоях Зимнего Дворца с видом на Неву?
Трагедии чаще привлекают внимание писателей и читателей, чем сладостные истории о счастливых принцессах…
А Шарлотта-Фредерика-Луиза-Вильгельмина Прусская была воистину счастливой принцессой!
Именно по этой причине она была не особенно популярна у писателей: зачем описывать историю женщины, у которой все и всегда складывалось хорошо?
И только Булат Окуджава ввел Александру Федоровну в свой роман «Путешествие дилетантов». В свое время эта нежная, пронзительная книга была более чем популярна… А Александра Федоровна там – персонаж далеко не симпатичный: она не любит главного героя, князя Мятлева, и отказывается просить за него перед царем, отказывается помочь ему и его возлюбленной Лавинии Ладимировской, когда они вместе бежали от ее жестокого мужа… Это исторический факт. И Окуджава объясняет его личной неприязнью Александры Федоровны к Мятлеву: «Несколько дней назад старуха Волконская, бывшая фрейлина покойной императрицы, доживавшая свой век в прежних своих апартаментах, просила ее за князя Мятлева, всем хорошо известного своей наглостью и многими скандальными выходками. Она просила Александру Федоровну повлиять на мужа и смягчить его, и Александра Федоровна, преисполненная добрых намерений, не смогла, как всегда, отказать старухе, но, пообещав, поняла, что взялась за невыполнимое. Невыполнимым это было потому, что хотя муж и обожал ее и она это ежеминутно ощущала, ибо любая ее прихоть исполнялась им мгновенно с расточительной щедростью любви и волшебства, однако это касалось лишь того фантастического карнавала, в котором она жила, и не должно было выходить за его рамки, а кроме того, все, в чем можно было бы усмотреть малейший намек на ошибочность его мнений, ожесточало и отдаляло его. И тогда он говорил в каком-то отчуждении: «Вы же знаете, что это не в моих правилах. Вы судите об этом под воздействием вашего доброго слабого женского сердца, я же руководствуюсь государственными интересами, и разве все вокруг не есть доказательство моей правоты?» И она, любившая мир и благополучие в своей большой семье, молча сожалела о легкомысленном своем обещании. Но даже если бы все было не так, и он, распространяя свое обожание на все, что находилось и за доступными ей пределами, снизошел бы к ее просьбе, то и тогда она не смогла бы просить за этого князя, потому что видела его не однажды и не могла одобрять его поведение, и просто он был ей неприятен — сухощавый, несколько сутулый, в очках, со взглядом не то чтобы дерзким, но недружелюбным, со странной манерой ускользать, растворяться, не дожидаться конца, примащиваться где-то сбоку, выискивать грязь и не отвечать за свои поступки».
Но мне видится причина безразличия Александры Федоровны к судьбе несчастных затравленных влюбленных не личной ее неприязнью к Мятлеву – вряд ли она вообще его помнила – а особенностью ее характера: крайний эгоизм сочетался в ней с любовью ко всему красивому, радостному, счастливому, а все несчастное, некрасивое, все могущее причинить боль или хотя бы смутить душевный покой, она попросту не замечала…
Она не желала верить, что в мире существуют несчастья. И потому не была способна на сочувствие.
Она жила в искусственно и искусно свитом золотом коконе.
Вся Россия считала, что этот ограждающий кокон свил для нее муж-император.
Но на самом деле Александра Федоровна сама создала его для себя.
Она желала быть счастливой – и добилась этого.
Будущая русская императрица родилась 1 июля 1798 года, сочеталась браком с великим князем Николаем Павловичем 1 июля 1817 года, а скончалась 20 октября 1860 года. Она действительно прожила очень легкую и веселую жизнь, полную любви и удовольствий. Мало кому удалось бы это в те времена в России, сотрясаемой бунтами, войнами и эпидемиями, а уж тем более — никакая другая женщина, будь она в те времена императрицей всероссийской и супругой такого сложного и жестокого человека, как Николай I, не удалось бы сделать из своей жизни сплошной праздник. А Александре Федоровне — удалось! Вернее, она поставила себя так, что праздник для нее делали другие, окружающие, ближние, которым хотелось ее баловать, лелеять и ограждать от всего неприятного, ведь Александра Федоровна была воплощением женственности со всеми плюсами и минусами...
Александра Федоровна оставила после себя мемуары, надеясь, наверное, сравниться с Екатериной Великой, написавшей “Роман одной императрицы”, но в этих мемуарах, как в капле воды, предстает весь ее женский характер, как сплав инфантилизма, эгоизма, легкомыслия и романтичности.
Александра Федоровна изо всех сил старалась представить себя романтической героиней, любительницей радостей духовных и уединения на лоне природы... Она пишет: “Мне немного требовалось, чтобы быть довольной: раз я могла быть с моим мужем, мне не нужно было ни празднеств, ни развлечения; я любила жизнь тихую и однообразную, даже уединенную; по моим вкусам я любила простоту и была домоседкою. Но когда нужно было выезжать в свет, то я предпочитала уж скорее веселиться, нежели скучать, и находила бал веселее вечернего собрания с придворными людьми, натянутыми и церемонными. Зато многие любезно отзывались обо мне, будто моя жизнь прошла в танцах, хотя я предпочитала хороший летний вечер всем балам в мире, а задушевную беседу осенью, у камелька, — всем зимним нарядам”.
Но на самом деле с каждой страницы на нас глядит кокетливая жизнелюбка, буквально помешанная на танцах и модах.
Удивительно, но эта женщина в подробностях помнит все свои туалеты, пусть даже сорокалетней давности!
Мемуары писались в 1857 году, а относились к первым годам ее жизни в России, начиная с приезда в 1817 году.
Вот как она вспоминает свое прибытие и первый день пребывания в кругу своей новой семьи: “Весь Двор был, кажется, собран в садике, но я ничего не различала. Помню только прекрасные розаны в полном цвету, а особенно белые, которые тешили мой взор и как бы приветствовали меня. Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого граденапля, отделанном блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода. Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении в этой галерее! Юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали. Но все любовались моей ножкой, легкостью моей походки, благодаря чему меня даже прозвали “птичкой”.”
Шарлотта действительно была очень мала ростом, очень изящна и казалась субтильной, несмотря на крепкое, в общем-то, здоровье. В годы ее юности в моде были женщины со статью и формами античных статуй и принцесса не считалась красивой, что причиняло ей немалые страдания. Если бы не необходимость породниться с Пруссией, вряд ли Шарлотту выбрали бы в жены великому князю Николаю Павловичу: при ее миниатюрности у нее могли быть проблемы с деторождением, тем более, что ее нареченный был высокого роста, очень крупный мужчина.
Впрочем, в то время, когда ее выбирали, еще и речи не шло о том, чтобы Николай Павлович наследовал трон. Император Александр I еще не потерял надежды получить сына, но даже если бы у него не было сына — все равно: между троном и Николаем стоял еще брат Константин, который в то время еще не заговаривал об отречении. Так что Шарлотту сосватали за Николая, несмотря на опасения, что наследника она дать не сможет.
Но, несмотря на хрупкость своего сложения и физическую слабость, которую будущая императрица Александра Федоровна любила подчеркивать, падая в обмороки во время долгих и скучных церковных служб — но, к слову сказать, слабость ничуть не беспокоила ее, когда она танцевала на балах ночи напролет или скакала верхом по пол дня! — несмотря ни на что, уже в первые три года супружеской жизни она родила троих детей. И при этом она продолжала танцевать на балах, пока фигура ей это позволяла!
Возвращаясь к мемуарам этой счастливой принцессы — произведению по-своему выдающемуся и очень интересному для любого, хоть сколько-нибудь интересующегося русской историей читателя — нельзя обойти вниманием несколько значительных эпизодов, особенно ярко характеризующих эту женщину. Итак, после приезда и выхода к обеду в шляпке с перьями марабу, от бедной маленькой Шарлотты требовалось переменить веру с лютеранства на православие, что, конечно же, явилось бы тяжелым потрясением для любой романтической героини, а уж тем более — для романтической принцессы!
Шарлотта очень страдала прежде, чем смогла смириться со своей печальной участью: “С этого дня вплоть до 24 июня я, когда оставалась одна, не переставала плакать — уж очень тягостна была для меня перемена религии — она сжимала мне сердце! В молитве, однако же, я нашла то, что одно может дать спокойствие, читала прекрасные назидательные книги, не думала о земном и была преисполнена счастием приобщиться в первый раз святых тайн. 24 июня я отправилась в церковь; ввел меня туда император. С грехом пополам прочла я символ веры по-русски; рядом со мною стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее, я имела вид жертвы. На следующий день, 25 июня, совершилось наше обручение. Я впервые надела розовый сарафан, брильянты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу. Горничная императрицы, Яковлева, одела меня, а ее парикмахер причесал меня; эта церемония сопровождалась обедом и балом с полонезами”.
