Иногда без всякой на то причины мы становимся злыми и до жути раздражительными, даже если до этого славились непостижимой по своим размерам доброте душевной.

Александр изо всех сил старался следовать заведенному распорядку дня – как он сам считал, лучшее, что он перенял от своего царственного родителя – в надежде, что за привычными занятиями он и не заметит, как на столицу опустятся сумерки и приблизится следующий день. Увы. Еще на утренней прогулке его изнутри стала съедать меланхолия и тоска. Но наследник продолжал следовать заведенной традиции. После прогулки он зашел в детскую пожелать доброго утра своей крошке-дочке, которая встретила отца звонким ауканьем. В детской же он встретился и со своей милой женой. Оттуда они вместе последовали к ней в кабинет, где уже был накрыт завтрак. Великая княгиня усердно пыталась выяснить, в чем же дело и почему ее милый Саша столь грустен в такой, казалась бы, чудесный день. Цесаревич все списал на дурной сон, потому что и сам не знал причины дурного настроения, и, по привычке пообещав Марии, что он днем зайдет к ней на чай, пошел к себе в кабинет, где в скором времени должен был появиться его лейб-медик. Александр Николаевич никогда не забывал той маленькой услуги, которую оказал ему Енохин в Риме*, и с тех пор каждое утро обязательно пил в его компании кофе. Этим утром беседа со старым другом показалась ему очень нудной и долгой. Иван Васильевич оставил его, в подавленном состоянии. Находясь в плохом настроении, Саша не смог удержаться оттого, чтобы не испортить его и другим. И, к сожалению, доктор Енохин оказался неединственным.
Но для начала можно вспомнить, что еще маркиз де Кюстин, посетивший Россию в 1839 году, отметил, что свита наследника российского престола не отличается дисциплиной. Наверное, дело было в том, что молодой Александр, такой же азартный, дерзкий и горячий по своей натуре, как и юноши в его окружении, принимал их скорее не за подданных, а за своих близких друзей. Вот и они тоже видели в наследнике товарища, который закроет глаза на провинности, поддержит веселую шутку, подставить дружеское плечо, если то понадобится.
Поэтому двое молодых людей, служивших адъютантами у цесаревича, после часа фехтования в компании друг друга, буквально ворвались в его кабинет, нарушив тишину громким раскатистым хохотом. Александр суровым взглядом обмерил своих друзей, которые не удосужились даже привести себя в порядок, перед тем как предстать перед будущим государем. Наверное, все, кто находился в эту минуту на половине великокняжеской четы, содрогнулись от того громкого крика, на который сорвался наследник престола, прогоняя «подлецов» из своего кабинета. 
-Не потерплю такой наглости! – кричал Александр, словно подражая своему грозному отцу. - Убирайтесь вон! – уже в закрытую дверь прокричал он. А потом резко схватил со стола первую попавшуюся книгу и уселся в кресло, раскрыв ее. Но не стал читать, мысленно он все еще отчитывал своих адъютантов, так поспешно и послушно оставивших его кабинет.

*Путешествуя по Европе, цесаревичу Александру хотелось провести зиму 1838-39 гг. в Риме, но по составленному Императором и Жуковским плану ему было уже пора покидать Италию, чтобы направиться в немецкие княжества. Лейб-медику Енохину удалось уверить императора в том, что если цесаревич не проведет эту зиму в Риме, то у него может быть чахотка. Цесаревичу было разрешено остаться, и он никогда не забывал этой услуги Енохина.

Саша был отходчивым. Не прошло и часа, как он уже и думать забыл о своих адъютантах, нарушивших дворцовый этикет. Хотя, когда Петр, успевший к тому времени привести себя полностью в порядок, и теперь чинно стоявший перед наследником, выражая всем своим видом почтение и уважение к августейшей особе, просил отпустить его, дабы повидать родителей, приехавших в столицу, Александр состроил такую гримасу, будто раздумывал, а заслуживает ли провинившийся его благосклонного позволения отлучиться из Зимнего дворца. Наследник, откровенно говоря, издевался над своим адъютантом, так как даже и не собирался наказывать его самого и его друга. Отпустить-то, конечно, отпустил, но видимо перестарался с лицедейством, раз Петр Урусов решил, что наказание все равно рано или поздно последует. Но Саша не предал значения тому взволнованному и мрачному лицу, с которым князь Урусов покидал его кабинет.
Далее наследник стал заниматься своими привычными делами, окончательно забыв и про Петра и про тот утренний неприятный инцидент. Еще раз посетил комнаты своей жены, вновь вернулся в кабинет и принялся читать корреспонденцию. Когда постучали в дверь, Александр как раз решил лично ответить на одно из писем и уже даже обмакнул перо в чернила. Настроение его было уже не столь хмурым, и он даже не почувствовал и капли раздражения, когда его отвлекли.
В кабинете появилось юное белокурое создание. Саша припомнил, что видел уже это миловидное девичье личико в той части Зимнего дворца, где располагались комнаты Мэри и ее мужа. Кажется, именно эта фрейлина как-то подавала чай, когда цесаревич изволил проводить свой досуг в обществе супругов Лейхтенбергксих. Вот бы еще вспомнить имя красавицы. Впрочем, фрейлина вскоре сама уже назвалась сестрой Петра. При этом брови наследника удивленно приподнялись.
Он никак не мог взять в толк, что же угрожает «несчастному» князю, что за него пришла просить его сестра.
-Княжна, я не… - было начал наследник, но тут же замолчал, вновь вспомнив, как кричал утром на адъютантов и каким поникшим покидал его кабинет Петр.
«Ах вот оно что!»
Уголки его губ дрогнули в усмешке. Александр убрал перо и скрестил руки на груди, откинувшись на спинку своего стула.
-Значит, пришли просить за своего старшего брата? – оценивающий взгляд Александра прошелся по хрупкому грациозному стану. Видно было, что она очень волновалась, если и вовсе ни боялась его. Это вызвало умиление. – Не стойте княжна, присаживайтесь, - взглядом он указал на стул, что стоял перед его рабочим столом. – Князь сам Вас попросил об этом?

Отредактировано Александр Романов (2013-09-06 16:37:05)

Будто невзначай проведя ладонью по губам, чтобы спрятать улыбку, наследник рассматривал юную княжну. В тот миг, когда она осмелилась все же посмотреть на него, Саша увидел, как в глазах молоденькой фрейлины невероятным образом смешались страх, смущение и стойкое желание не смотря ни на что идти до конца. Да и ее голос пусть немного и подрагивал от волнения, но, тем не менее, выдавал характер и темперамент этой девушки.
Александру это определенно нравилось. Пусть в силу возраста и неопытности она была очень наивной: право, если бы князь Урусов серьезно провинился, стал бы слушать наследник юную фрейлину, решая судьбу своего адъютанта? Она бы давно уже оказалась за дверью его кабинета, а ее брат в любом случае понес бы наказание. Но сам факт того, что девушка решила вступиться в защиту близкого и родного ей человека и сейчас изо всех сил пыталась храбриться, находясь под взором проницательных глаз цесаревича, восхищал его.
-Петр Дмитриевич, наверное, и не подозревает, что у него есть такая храбрая защитница, - будучи также старшим братом, Александр смог живо представить, как князь Урусов отчитывает свою сестрицу за безрассудство и глупость. Картинка, возникшая в его мыслях, была весьма забавной, и Александр еле сдержался, чтобы не посмеяться. - Вы бы, наверняка, не побоялись прийти и к самому Императору, чтобы просить за него?
Этот эпизод тоже был бы весьма любопытным. Интересно, как бы отреагировал Его Величество, явись к нему в кабинет юная девица уговаривать кого-либо не наказывать? Вряд ли Николай Павлович оценил бы, что его решения подвергаются сомнению.
-Кстати, Вам хоть известно, чем Ваш брат вызывал мое недовольство? - наследник сомневался, что юная княжна все выяснила, перед тем как явиться к нему в кабинет. Ведь не могла же она решить, что ее брат и вправду будет наказан за такую мелочь?

Отредактировано Александр Романов (2013-09-07 19:41:43)

-Вот как. Тогда все ясно, - отбив пальцами по деревянной поверхности стола, Александр поднялся со стула и прошелся по своему кабинету к большому окну. Небо за стеклом хмурилось, угрожая городу разразиться проливным дождем. Но теперь несносная осенняя погода ни капли не совпадала с настроением цесаревича, который все больше проникался симпатией к этой молоденькой белокурой фрейлине. А вот князь Урусов его немало удивил.
«Надо же какой оказывается Петр впечатлительный да чувствительный у нас, аки девица. И будто первый день у меня адъютантом!»
Развернувшись к девушке лицом, Александр оперся руками об подоконник и склонил голову набок. Фрейлина явно уже не чувствовала себя столь напуганной и смущенной, как в начале их беседы. И это подогревало азарт молодого наследника. Глаза его вспыхнули задорными искорками, которые усилием воли он смог тут же потушить, напустив на себя задумчивый вид.
-Но, мадемуазель, Вы должны понимать, что мне, как будущему Императору, не к лицу менять принятые решения, - серьезным тоном заключил Александр, с наигранной важностью приложив руку к подбородку. Мол, сейчас он находится в крайне двойственном положение и терзается выбором. – Что скажут, когда узнают, что будущий государь меняет свои решения, подобно юной барышне, что не может определиться в каком платье ей идти на бал? Боюсь, я не смогу Вам помочь… - вздохнув и пожав плечами, Саша убрал руку от лица и опустил взгляд, но все же исподлобья поглядывал на личико княжны Урусовой. Приняв поражение, оставит кабинет или не оставит попыток убедить его простить своего брата?

В одно мгновение вся эта ситуация перестала казаться наследнику забавной. Сначала, когда Ольга оказалась перед ним на коленях, он смутился и даже почувствовал укол совести. Но в следующую секунду на все это он посмотрел с другой стороны, и на лицо его набежала мрачная тень. За кого его приняли? Сумасброда, который развлекается, издеваясь над своими адъютантами? Или глупца, который не может определить, кто и за что заслужил наказания? И кто вообще позволил так просто врываться к нему в кабинет с просьбами, пусть даже и из самых благородных порывов? Каким бы отзывчивым и добрым ни слыл наследник престола, а все это больше походило на не позволительную со стороны фрейлины дерзость. И сейчас, когда была задета его гордость, Саша особо хорошо это видел, отбросив на задний план все умилительные чувства, которые он испытывал, когда Ольга только появилась в его кабинете.

-Княжна, поднимитесь, - холодно процедил цесаревич сквозь зубы, но все же помог подняться девушке с колен. – Не стоит устраивать здесь сцен. Это мой кабинет, а не театральные подмостки.
Наверное, из его уст сейчас это прозвучало слишком жестоко. Но злость с новой силой пробудилась в сознании цесаревича. Оскорбленный тем, что за маской не признали того, кем он был на самом деле, Саша вспылил.
-Если и правда, хотите помочь своему брату, то впредь будьте более благоразумны. Князь не зря не стал Вам рассказывать подробности своей службы. И если я посчитаю нужным наказать своего адъютанта, то я это сделаю. А если Вы сомневаетесь в справедливости моих решений, то Вам же хуже, княжна.
Резко отвернувшись от девушки, Александр вернулся за свой рабочий стол и взял письмо, на которое хотел отвечать до того, как в кабинете его появилась фрейлина герцогини Лейхтенбергской. Плотно сомкнутые губы, свидетельствовали о том, что он все еще крайне зол. Но чуткое от природы сердце уже скулило, подсказывая, что он совершенно зря сейчас сорвал свою злость на этой молоденькой фрейлине, которая всего лишь очень сильно любит своего старшего брата.

Отредактировано Александр Романов (2013-09-12 15:23:14)

Александр медленно поднял глаза и в очередной раз внимательно посмотрел на девушку, что теперь неподвижно стояла, не смея поднять головы, и ждала, когда ей позволят уйти. Взгляд его вновь был задумчивым, но в этот раз задумчивость эта была совсем иного характера. Миловидное личико с большими выразительными глазами, обрамленное пшеничными вьющимися локонами, теперь вызывало не умиление, а желание узнать, что таится за этой холодной маской почтительности. Страх? Или дерзкие мысли маленькой глупенькой девочки, которая кажется так до сих пор всего и не поняла?
Цесаревич предпочел, чтобы это было ни то и ни другое. Он вообще откровенно жалел, что позволил себе в начале их разговора шутливую легкость. Правильнее было бы сказать ей сразу, как на самом деле обстоят дела с ее братом и попросить немедленно покинуть его кабинет.
А еще лучше просто приказать оставить кабинет без лишних разговоров: пусть Урусовы сами разбираются со своими вымышленными наказаниями.   
-Вы еще, конечно, очень юны, но раз уже состоите при дворе, то, будьте добры, не забывайте, что имеете честь служить августейшей семье, и в Ваши обязанности отнюдь не входит возможность пререкаться и оспаривать решения мои, моей сестры или самого Государя, - если бы не оставшийся осадок злости, который горьким привкусом осел во рту, Александр Николаевич даже подивился бы тому, что говорит сейчас назидательным поучительным тоном. Подобно тому, как говорил покойный Карл Мердер, когда маленький Саша набезобразничает.
-Я и не думал наказывать князя Урусова. И если бы Вы, перед тем, как позволили себе отвлекать меня от государственных дел, узнали бы у него, что же произошло, то убедились бы, что Ваш старший брат не нуждался в попытках защитить его. Похвально, конечно, что Вы так привязаны к своей семье, что готовы ради брата пойти на все что угодно, но я не намерен каждый раз, когда Петр получить от меня неодобрительный взгляд,  наблюдать у себя в кабинете подобные сцены.
На столе перед наследником вновь оказался чистый лист бумаги, кончик пера опять был опущен в чернила, чтобы все же написать ответ на то письмо, содержание которого уже давно улетучилось из головы будущего императора, но, к счастью, он помнил ту пару стандартных милостивых фраз, которыми хотел начать свой ответ.
-Вы можете идти, - напоследок бросил цесаревич своей посетительнице, и чистый лист бумаги стал наполняться словами, выведенными аккуратным красивым почерком.