Наконец, всем пассажирам было разрешено покинуть каюты и выйти на палубу. Элен, взяв под руку отца, с большим энтузиазмом приняла его предложение сойти на берег, а Наталья, которая была ещё до смерти перепугана, наотрез отказалась покидать каюту. В этом-то и была разница между двумя сестрами: Элен была менее пуглива и гораздо более отходчива, в отличии от Наташи, которая одно происшествие могла вспоминать месяцами.
- Натали, ну перестань! Идем, – Лена потянула младшую сестру за руку, призывая проследовать с ними, - Всё закончилось, идем же! Papa, она невыносима, скажите же ей, что бояться больше нечего!
Григорий Петрович лишь расхохотался, глядя на дочерей, а после кивнул Наташе, давая понять, что старшая сестрица права. Воле отца, даже выраженной в просьбах, ни Элен, ни Наталья противиться не привыкли. Так уж повелось с раннего детства: если кто и пытался перечить, то это всегда был Андрей, но он, впрочем, был мужчиной, а оттого отец многое прощал ему.
Вяземские поднялись на палубу, которая была залита лучами июньского солнца. Элен сладко улыбнулась, подставляя личико лучам, разглядывая потрясающие пейзажи, вид на которые с палубы открывался просто потрясающий.
- Волшебный город, – негромко обратилась девушка к сестре, которую, кажется, мало интересовали живописные виды Неаполя. Наташин взгляд был обращен совсем в другую сторону. Элен тут же повернулась и еле удержалась от смеха: взгляд младшей княжны был прикован к компании молодых русских офицеров, видимо, с тех самых кораблей, что пришли им на помощь. Незаметно Элен пнула сестру локоточком – негоже молодой девушке так рассматривать молодых людей, но Наталье было четырнадцать, она лишь недавно стала общаться с людьми, не принадлежавшими ни к их семье, ни к штату гувернеров, так что её интерес к молодым людям был вполне понятен.
Один из них, видимо, бывший старшим по званию, уже поднимался к ним на юту, поприветствовал капитана Лэмпарда, Григория Петровича и кивнул девушкам. Элен присела в легком реверансе, отметив про себя, что это офицер был настоящим красавцем.
Когда капитан Воронцов закончил разговор с Лэмпардом, князь Вяземский шагнул вперед и протянул офицеру руку для пожатия.
- Князь Григорий Петрович Вяземский. Вы оказали нам неоценимую услугу, капитан.
С первого взгляда было понятно, что отец проникся к капитану Воронцову самой искренней симпатией, которую имел обыкновение питать ко всем отважным молодым людям, начиная от собственного сына и заканчивая детьми своих друзей. Сам, будучи бывшим военным, участником кампании 1812 года, князь Вяземский превыше всего ценил отвагу и преданность Родине. Кстати говоря, исходя именно из этих своих принципов, Григорий Петрович намеревался найти дочерям женихов. Собственно говоря, он это уже сделал для старшей. Элен предпочитала не вспоминать о том, что через годик-другой ей предстоит стать женой князя Неверовского, которого она и в глаза-то ни разу не видела, но зато его отец был уже много лет дружен с Григорием Петровичем.
- Позвольте представить, мои дочери: Елена, – Элен снова присела в реверансе, не сдержав улыбки, которая всегда норовила появиться на её лице в моменты, когда уместнее была сдержанная официальность, - … и Наталья. Наташа так же присела и покраснела до самых корней волос.
Хотя между сестрами была разница всего-то в три года, Элен считала себя гораздо более взрослой, чем Натали хотя бы потому, что та всегда смущалась от общения с новыми людьми, редко первой заводила разговоры, да и вообще выглядела ещё сущим ребенком, которому все на свете интересно, но он боится высунуть носик из своего укрытия. А Лене же предстояло, после возвращения в Россию, стать фрейлиной при императрице, что сама княжна считала великой честью для себя и с нетерпением ждала дня, когда в тумане снова, едва различимы, появятся бастионы Петропавловской крепости.
- Что ж, господа, примите нашу самую искреннюю благодарность, – и снова этот тон на грани веселья, обращенный, скорее, не ко всем присутствующим офицерам, а именно к этому капитану Воронцову.

Элен была абсолютно уверена, что отец непременно примет приглашение капитана отправиться к королю и королеве. Насколько она знала князя, тот был очень охотлив до всевозможных великосветских мероприятий только в том случае, если они отдавали войной или политикой. А тут… визит к коронованным особам и господину послу России. Можно было не сомневаться, что только что у Григория Петровича появились планы на первый вечер в Италии.
- Что ж, капитан, я буду счастлив повидать графа Толстого, - князь Вяземский одобрительно покачал головой, давая понять, что принимает приглашение Воронцова. - Да и дочерям моим, думаю, будет любопытно познакомится с Их Величествами.
Последние слова Григорий Петрович сказал с малоскрываемой усмешкой: он-то прекрасно знал своих дочерей, как и то, что светским чутьем обладает, в большей степени, Элен, хотя и ей вряд ли будет очень интересно познакомиться с итальянской коронованной четой. И он, несомненно, был прав. Лену абсолютно не интересовали ни король с королевой, ни граф Толстой и его посольство, зато она бы с радостью провела время в обществе русских дворян, чем отправляться сейчас же в отель и просидеть в духоте до самого вечера. Так что, княжна с огромной симпатией восприняла согласие отца присоединиться к капитану и его людям.
- Граф Толстой - мой старый знакомец, - сказал князь Вяземский, слегка наклонившись к дочери, которая снова взяла отца под руку и весело улыбнулась.
- Что ж, papa, иногда мне кажется, что Вы знакомы со всей русской аристократией, - девушка пожала плечами и только порадовалась, что сменила платье перед самым прибытием. Выглядела она очаровательно, настроение её так же было прекрасно, так что Элен была готова ступить на итальянскую землю с самым лучшим настроем.
Она была ещё очень молода, однако наблюдательна, так что от её глаз не скрылось то, что молодой капитан внимательно рассматривает их с Натали. Лена смело взглянула в глаза капитану, и, когда их взгляды встретились, ни один не пожелал отводить первым взгляд.
На вид ему было лет тридцать, он был высок, хорошо сложен и темноволос. Элен ещё раз про себя отметила, что внешне этот офицер был очень хорош собой, и, хотя княжна совершенно не разбиралась в военных званиях и наградах, ордена на его груди говорили о том, что отваги ему так же не занимать. Видела она и то, что Наташа тоже с интересом рассматривала Воронцова и его сослуживцев, правда не так, как сама Элен – совсем робко, из-под опущенных ресниц, будто боялась, что кто-нибудь проследит направление её взгляда. - Андрей прав: она ещё совсем ребенок, – вдруг подумалось девушке. Сама она всегда чувствовала себя маленькой девочкой в присутствии брата или графа Шереметева, который хоть и был гораздо старше Лены, но был почти что членом их семьи, которому Элен с самого детства доверяла все свои незамысловатые секреты. Они оба так трогательно опекали её, что волей-неволей она ощущала то, что остается ещё совсем девчонкой. Зато теперь тот факт, что её ждет место при дворе, заставил молодую княжну повзрослеть даже в собственных глазах. И даже этот до дрожи омерзительный план её замужества – и тот уже был знаком того, что она больше не ребенок. Вернее, что пришло время перестать им быть.

- Уделите мне пять минут своего времени, Григорий Петрович, - молодой офицер обратился к князю, и Элен не оставалось ничего, как отпустить руку отца и позволить ему отойти вместе с капитаном. Она с удивлением наблюдала за тем, как господин Воронцов стал что-то оживленно рассказывать, но ещё большее изумление вызвало то, как менялось выражение отцовского лица: от полнейшего недоумения к какому-то уж больно подозрительному веселью. Григорий Петрович вообще человеком был не особо улыбчивым, но все домашние знали, что князь Вяземский весельчаком может быть заправским. Однако, чтобы вот так, незнакомый молодой человек, сказав ему несколько слов, вызвал столь нескрываемое веселье? - Très étrange...
- Пойдемте, капитан любезно обещал, что покажет нам короткую дорогу в отель, - обратился Григорий Петрович к своим дочерям, когда их разговор с офицером, наконец, закончился. И, хотя обращался он к обеим девушкам, его взгляд был направлен точно на старшую, и в нём явно просматривалась искорка задора, нетипичная для старого вояки.
- Отец, я не ошибаюсь: Вы не впервые видите этого человека? - тихо шепнула Элен отцу, когда они направились к трапу, чтобы сойти на берег.
- Да, капитан напомнил мне о нашей давней встрече в Петербурге, - коротко ответил князь Вяземский, не глядя на дочь, а маня рукой Наташу, которая шла сзади. - Прекрасный молодой человек, Элен. Я думаю тебе стоит с ним пообщаться.
- Пообщаться? - девушка удивленно вскинула брови. С чего это отец решил, что ей нужно "пообщаться" с капитаном, если она видит его первый раз в своей жизни и, возможно, в последний тоже?
Элен прекрасно знала, от кого именно она унаследовала свой характер: упрямство, желание поступать всегда так, как хочется ей, склонность к любого вида авантюрам и приключениям были у неё именно от отца, от Григория Петровича. Он-то, конечно, не признавался, да и вообще не так часто подчевал дочерей рассказами о своей юности, но Андрей, которому отец часто рассказывал о своих военных подвигах, и граф Шереметев частенько намекали княжнам, что их papa не всегда был таким суровым человеком.
Это означало только одно: он действительно знаком с капитаном Воронцовым, но только вот странно, всё-таки, его поведение. Лена абсолютно точно никогда не видела этого человека в их доме, Наташа, судя по всему, - тоже. Он был слишком молод, чтобы быть старинным другом отца. Да и фамилии этой Элен не приходилось слышать раньше. - Ах. граф Шереметев, где же Вы, mon ami?.. - с улыбкой подумала княжна о своем близком друге, у которого обычно и справлялась о новых людях своего окружения. Он, как и Григорий Петрович, знал добрую половину высшего света империи.
- Благодарю, – сказала Элен капитану, подавшему ей руку на шатком трапе, и легко соскочила на землю. Отрадно было почувствовать под ногами твердую почву, а не качающуюся палубу корабля. Она дождалась, пока Натали также спрыгнет на землю, и взяв сестру под руку, стала показывать ей на длинные шпили прекрасного собора, что виднелся на фоне голубизны неба.
- Тут и впрямь очень красиво, – девушка повернулась к отцу, который на протяжении всего путешествия хвалил дочерям красоты Неаполя, в котором бывал в пору своей разгульной молодости. Элен, питавшая слабость к красивым городам и их архитектуре, была в восторге, ей не терпелось рассмотреть каждое здание этого города.

Элен приподняла платье кончиками пальчиков, и пошла за отцом, легко перепрыгивая лужи, на ходу слушая щебет Натали. Той не нравилась ни погода, ни сам город, ни эта жуткая грязь, однако настроение у младшей княжны было самым что ни на есть радужным. Отец, который явно утомился долгим и скучным плаванием, так же был весьма рад перспективе провести вечер у господина посла и уже обсуждал что-то с одним из офицеров капитана Воронцова.
- Вам было страшно? – было произнесено совсем рядом бархатным голосом с чуть различимой хрипотцой. Княжна повернула головку и увидела идущего рядом капитана. Они слегка отстали от остальных, и теперь пристальный взгляд мужчины ощущался ещё сильнее.
- А Вам бывает страшно ночами накануне боя? – вместо ответа спросила Элен, смело глядя на офицера, который был гораздо старше и, скорее всего, гораздо умнее и опытнее молодой княжны. Однако ей не слишком понравился его вопрос. Как это: было ли ей страшно? Ей только девятнадцать, она лишь недавно была представлена ко двору и, если уж быть до конца честной, мало что видела в жизни. Конечно, ей было страшно, хотя её страх был не таким, как тот, что сжимал сердце Натали. Скорее всего, это всё присутствие отца, который своей твердостью и решимостью всегда производил впечатление человека несокрушимого, несмотря на свой уже не молодой возраст. Когда шел бой, Элен сидела в каюте, обняв отца, который с упоением рассказывал что-то о сражении под Вязьмой в кампанию 1812 года, отвлекая внимание дочерей от их страхов.
- Да, было страшно, – не дождавшись его ответа, всё-таки, сказала Элен, - Но не так, как Вам могло бы показаться.
Откровенно говоря, сейчас княжну Вяземскую терзало только одно: откуда отец знает этого молодого дворянина, и почему не узнал его сразу, как только увидел? Память-то у Григория Петровича была просто отменная, особенно на имена и лица, так что сослаться на забывчивость было бы трудно.
- Капитан, могу я спросить? – неожиданно обратилась к мужчине княжна. К слову, вопрос этот был задан из чистейшего приличия, так что не дожидаясь позволения, Элен спросила: - Вы ведь не впервые встречаете папеньку, а он не узнал Вас сразу… Скажите, Вы давно знакомы?
Отец всё равно не расскажет правду – потому что не сказал её сразу. А одним из качеств Элен было любопытство, которое она не привыкла ещё сдерживать, именно поэтому она с интересом глядела на капитана Воронцова в ожидании его ответа.

Элен шла рядом с этим молодым, но уже многое повидавшим в жизни мужчиной, слушала его рассуждения о природе человеческого страха и думала, что вот сейчас капитан Воронцов чудовищно походит на её отца. Григорий Петрович часто говорил то же самое, вспоминая подвиги былых времен, провожая Андрея на войну и тихими вечерами, когда они читали в библиотеке письма молодого князя с Кавказа. Именно отец когда-то научил троих своих детей не бояться страха, не считать его проявлением слабости. И все они, хотя двое из них по рождению были приговорены к ношению шелковых бантов и кринолинов, а один - золотых эполет на плечах, были воспитаны так, что ничего не ценили выше чести, храбрости и любви.
Вдруг отчетливо вспомнились первые месяцы службы Андрея на Кавказе: писем от него почти не приходило - лишь тревожные слухи, и Элен так часто плакала ночами в своей спальне, моля Бога сохранить её брата. Тот страх нельзя было сравнить с тем, что было испытано ею сегодня, тот страх был куда более всеобъемлющим, пронизывающим и невыносимым, чем страх перед нападением пиратов. Возможно, это и глупо, особливо, если тебе девятнадцать и никогда в жизни не видела ни смерти, ни людских страданий, ни нужды, но такой уж была княжна Вяземская.
- Капитан... - Элен пропустила мимо ушей его слова о давнем знакомстве с Григорием Петровичем, ибо не поверила ни единому слову, - Простите, я не знаю Вашего имени... Так вот, капитан, мне странно слышать от Вас такой вопрос.
Нет, она не сочла офицера бестактным - сама бы, не думая, могла бы спросить тоже самое, однако обстоятельства сейчас складывались так, что тема брака и супружеской жизни была на княжны самой неприятной из всех. Остановившись неподалеку от группы, возглавляемой отцом, Элен снова смело взглянула в глаза мужчине:
- Нет, я не обручена. Пока что, - не сумела сдержать улыбки, а в голосе - явной злой иронии. - Как это чудесно - выйти замуж за мужчину, которого никогда в жизни не видела! О чем ещё может мечтать молодая девушка из хорошей семьи, если жених этот богат, знатен и обладает прекрасной репутацией? Право, Елена Григорьевна, негоже нос воротить от выбранного папенькой дворянчика из числа тех, что так умело пользуются громкими именами своих отцов, и даже личными качествами не заслуживают золотых эполет на своих плечах! И расхохотаться бы, жестоко посмеяться над омерзительной традицией выдавать дочерей за тех, кто "лучше подходит", да нельзя совсем уж переходить границы.
- Хотя papa уже нашел для меня "подходящего" женишка, - презрительно отрезала княжна, а после добавила, - Нет, я не вправе обсуждать решения отца, однако... Разве Вы, сударь, не считаете это омерзительным?
Так неожиданно спросила его о том, о чем вообще не принято говорить в обществе. Обсуждать вопросы брака с незнакомым мужчиной - какой моветон! - Ну, а pourquoi pas? - легко отбросила упреки воспитания княжна и снова взглянула на капитана.

Нет, её позиции по поводу этого замужества, кажется, не понимал никто. С отцом говорить на эту тему было просто бесполезно, и княжна давно оставила эти попытки. Натали, как и она, привыкла беспрекословно выполнять отцовскую волю, так что его решения не подвергала даже малейшему обсуждению. Все её подруги находились в том же положении, и большинство просто смирилось, думая, что «стерпится – слюбится». И граф Шереметев, которому Элен уже успела открыть свой тайный страх, только покачал головой, улыбнулся и сказал почти то же самое, что произнес этот молодой капитан. Один только Андрей не пытался убедить сестру в том, что всё происходит так, как должно. Однако и принять целиком её сторону он не спешил. Именно поэтому княжна решила отложить мысли о свадьбе в самые закрома, и предаваться пока радостям повседневной жизни, к которой теперь добавился и блеск императорского двора.
- Увы, капитан, я не думаю, что Вы могли бы оказаться в той же ситуации, хотя бы потому, что Вы – мужчина. Мужчины гораздо более свободны в своем выборе, – по крайней мере, ей всегда так казалось. Мужчина может сам избрать себе в жены женщину, ту, которую пожелает. Мужчина может даже пойти против родительской воли, потому что сам однажды станет хозяином дома. Мужчина даже может выбрать жизнь холостяка, довольствуясь мимолетными увлечениями или тайной любовью. Конечно, по сути, это правильно, ведь невозможно представить мир, в котором правят женщины. Но такое унижение, как насильственный брак…
- Нет, Владимир, я не сомневаюсь, что тот, кого избрал мой отец – человек достойный, – Элен на секунду остановила взгляд на князе Вяземском, который уже вернулся к прерванному разговору с офицером Воронцова и уверенно направлялся к особняку графа Толстого. - Папенька, разумеется, желает мне только добра. Он не раз рассказывал мне, что тот мужчина обладает прекрасными личными качествами… умен, богат, отважен… почти герой, – и снова плохо скрываемая ирония – ведь все, даже самые лучшие качества личности, не могут заменить то одно-единственное, что Элен считала основой любой семьи, любого брака. - Однако, каким бы достойным ни был этот мужчина, я никогда не смогу пойти к алтарю с тем, кого не люблю.
Так откровенно и точно. Есть ли смысл в деньгах, громком имени, блистательном положении, если обладатель всего этого тебе безразличен? И что же? Она увидит такого человека перед собой за неделю до свадьбы, а потом… он поведет её к церковному алтарю, и она поклянется любить его. Перед Богом поклянется. А потом… целая жизнь. Её дети будут рождены от мужчины, который может стать ей другом, советчиком, опорой, но никак не любимым мужчиной. Элен такая перспектива казалась ужасной, потому что она привыкла думать, что человеческие отношения являются тем, что играет определяющую роль в жизни.
Княжна бы не удивилась, если бы её слова показались капитану сентиментальными бреднями избалованной девчонки. Наверняка, для него нет ничего превыше долга, куда уж тут девичьим думам о любви! А Элен всё же думала, что мужчина должен любить свою Родину и уметь её защитить, а женщины… а для женщины ничто и никогда не будет важнее любви – так уж заведено природой, и не нам менять её законы.

В ответ на слова княжны, капитан зачем-то заговорил о восстании двадцать пятого года. О нём действительно говорили мало, тем более, что в доме Вяземских эта тема была почти что запретной. Григорий Петрович ведь был неисправимым консерваторов, истовым сторонником самодержавной власти, и то факт, что тем зимним утром на Сенатскую площадь вышел весь цвет русской знати, князь Вяземский считал чуть ли не личным оскорблением. Лишь изредка отец вскользь упоминал о том дне, не забывая в очередной раз высказаться по поводу тех дворян, опозоривших свои семьи.
Элен, конечно, не могла знать никого из участников тех событий лично, но невозможно ведь жить при русском императорском дворе, не слыша краем уха понемногу обо всём на свете. Так вот, и о женщинах этих княжна слышала. Слышала и отчаянно силилась понять, что же заставило их, молодых, образованных, воспитанных в лучших традициях аристократии, в жизни не державших ничего тяжелее вышивальной иглы, бросить всё и поехать в Сибирь. Капитан ведь прав – все они, или почти все, были выданы замуж насильно за тех, кого избрали им их отцы. Однако если задуматься, то Элен сказала бы, что они поступили так, как должны были поступить. - «Остави отца своего и мать свою, следуй за мужем своим», – вихрем пронеслись в голове строки из Священного Писания. - Долг? Нет… Возможно Вы и правы, капитан, но сейчас я отказываюсь это понимать. Отказываюсь, потому что мне противна мысль о том, что женщиной можно распоряжаться, как имуществом, продавая тому, кто больше даст. Потому что именно так представляется мне вся эта затея со свадьбой.
Да, Элен восхищалась той силой, что таилась в тех женщинах, что бросили всё ради мужей, но, спрашивая себя, смогла бы она поступить так же, княжна находила в себе два ответа. Ради любимого мужчины, ей казалось, она была способна на всё, ради человека, в чью постель уложена насильно… и пустота в ответ. Она верила в долг, но, увы, вера эта была куда слабее, чем другая.
А капитан Воронцов, тем временем, задал другой вопрос, куда более сложный. И эта его улыбка вызвала недоумение девушки: спрашивать такое с улыбкой – верно, странный он человек, этот капитан.
- Я не знаю, – негромко ответила Элен, на секунду попытавшись представить, что будет, если она и вправду откажет своему жениху, - Знаете, капитан, о своем женихе я знаю только одно – его имя, и… эта свадьба кажется сейчас такой далекой, почти призрачной, и я не могу сказать, что сделаю в тот момент, когда будет решать моя судьба.
Говорят, что отчаяние толкает людей на несвойственные им поступки. А княжне Вяземской, как раз, были присущи смелость и упрямство, но… пойти против воли отца, который так нежно любил её, отца, которого не смел осушаться никто, начиная с домашней челяди и заканчивая его собственными детьми. Эта мысль была, по меньшей мере, странной, если не сказать иначе.
- Ну а Вы, капитан, просто возьмете в жены ту, кого выберут Вам Ваши родители? – Элен поняла, что Владимир ещё ни разу не сказал ничего о себе: всё одни туманные намеки. - Просто женитесь на ней, не спрашивая ни о чем, не обсуждая? Женитесь, даже если полюбите другую?
Негоже молоденькой барышне говорить со взрослым мужчиной о любви. Но что, если этот мужчина был единственным, кто не попытался напомнить Элен о том, что она должна делать и чего не должна. Это заставляло княжну интересоваться его мнением, искать в нём ответов на эти вопросы, потому что Воронцов чем-то отличался от большинства мужчин, с которыми ей приходилось общаться. Однако, как она не силилась, всё не могла понять, чем именно.

Капитан не то с сочувствием, не то с некой грустью рассказывал о своей предстоящей женитьбе. Конечно, он был спокоен и уж точно не испытывал такого ужаса и отвращения, как Лена. Он ведь просто возьмет ту девушку в жены, подарит ей свою фамилию и славную репутацию рода, она родит ему детей для продолжения этого самого рода... И что дальше? Он, как и прежде, будет увлечен службой Отечеству, и, если пожелает, найдет любовь в объятиях другой женщины, дворянки или обычной крепостной девки, тогда как его жена навсегда останется пленницей родительского решения. И уж конечно, если у него родиться дочь, её он с радостью отдаст в жены сыну какого-нибудь своего боевого товарища, считая, что это правильно. Хотя, конечно, возможен и другой вариант развития событий.
- Что ж, тогда я надеюсь, Вы с Вашей невестой однажды полюбите друг друга. По крайне мере, я искренне Вам этого желаю, - проговорила княжна с легкой улыбкой на устах, стараясь не позволить грустной задумчивости, которая всегда появлялась, стоило девушке лишь подумать о будущей свадьбе, снова взять верх. В конце концов, может, он и прав, этот капитан Воронцов. Ей ведь только девятнадцать, а он уже прожил достаточно и, наверняка, видел множество примеров прекрасных супружеских пар, созданных руками заботливых отцов.
Элен же могла видеть лишь отношения собственных родителей, но матушка умерла довольно давно, а отец всегда твердил, что для его дочерей невероятно важно составить блестящую партию. Андрей был пока не женат, и ему папенька даже предоставил относительную свободу в выборе невесты. Граф Шереметев так же был холост, и, кажется, вообще не придавал особого значения браку, как таковому. Так что оставалось княжне Вяземской учиться на собственных ошибках. Одно плохо - ошибка в избрании мужчины, с которым проведешь всю оставшуюся жизнь, непростительна.
Капитан резко сменил тему, и Элен мысленно поблагодарила его за это. Лишь улыбнулась в ответ на его слова о танцах  на королевском приеме, и весело ответила:
- Несомненно.
Возможно, если бы князь Неверовский оказался бы похож на капитана, уготованная ей участь, перестала бы казаться Элен столь ужасной. По крайней мере, если бы он также не счел её слова ребячеством. Хотя... неужто разница столь велика? Даже за столь достойного человека она вряд ли смогла бы выйти без любви. Но, если уж суждено ей прожить всю жизнь с нелюбимым мужчиной, то только с таким, за которым можно и в Сибирь отправится.
- Капитан, а когда Вы возвращаетесь в Россию? - неожиданно поинтересовалась Элен, когда они с Владимиром уже поднимались по ступеням роскошного особняка графа Толстого. Отсюда открывался чудесный вид на город, его красные черепичные крыши и море, простиравшееся до самой линии горизонта.
Они поравнялись с Григорием Петровичем, Натали и офицерами, сопровождавшими их, и княжна Элен, улыбкой поблагодарив капитана Воронцова за приятную беседу, заставившую юную девушку призадуматься, присоединилась к родителю и младшей сестре.

/какое-то время спустя/

Ближе к вечеру, когда солнце уже начинало клонить к закату, сестры Вяземские, одевшись в свои лучшие платья, в сопровождении отца прибыли на прием короля и королевы. Едва переступив порог бальной залы, Элен не сумела сдержать несколько ироничной улыбки: каким же убогим казался дворец и сам прием по сравнению с теми, что давались в роскошных залах Зимнего дворца или в Михайловском! Она привыкла к ослепительному блеску сотен свечей, играющему на золоченых канделябрах, толпе танцующих дам, всех в шелках и бриллиантах, и кавалеров, сверкающих Андреевскими орденами и золотыми эполетами.
- Natalie, совсем скоро ты будешь представлена ко двору, и почувствуешь, сколь велика разница, – шепнула княжна младшей сестре, пока они шли за графом Толстым к королю, находившемуся в глубине зала. Не успела княжна привыкнуть к обстановке, как увидела, наконец, самого короля.
Боже, что же это был за король! Немногим старше русского цесаревича, однако, появись сейчас в зале сам Александр Николаевич и встань рядом с Фердинандом, тот бы, наверняка, стал бы просто незаметен. Простоватый, неуклюжий, обожающий танцы, Фердинанд вряд ли мог бы быть причислен к тому типу монархов, которым от природы дано потрясающее умение править и быть истым королем. Он с охотой пригласил сначала Элен, а после и Натали потанцевать, и во время самого танца много говорил по-французски, с ощутимым итальянским акцентом, расспрашивая княжну Вяземскую о здоровье Николая Павловича и цесаревича, о русском дворе и о многих других безделицах.
Поблагодарив короля за танец глубоким реверансом, девушка вернулась к отцу, который был увлечен беседой с графом Толстым, который, казалось, был сделан с Григорием Петровичем из одного теста. Они сразу нашли великое множество тем для разговоров, так что оба были вполне довольны тем обстоятельством, что Вяземские остановились в особняке посла.
Граф Толстой поздравил Элен с назначением в штат фрейлин императрицы Александры Фёдоровны, и сказал, что «теперь главное найти достойного мужа, не правда ли, Григорий Петрович?» Княжне оставалось стоять и очаровательно улыбаться, собственно, Натали занималась тем же самым, лишь изредка указывая сестре на красивых молодых офицеров, проходящих перед ними.
- Добрый вечер, княжны. Добрый вечер, Григорий Петрович. Добрый вечер, граф, – уже знакомый Элен голос разрушил нудную атмосферу стариковских разговоров, и княжны Вяземские присели в реверансе, приветствуя подошедшего капитана Воронцова.
- Разрешите пригласить вас на вальс, Елена Григорьевна?
- С радостью, капитан, – девушка улыбнулась и позволила Владимиру увести себя вглубь зала, где уже кружились в вальсе пары.
По правде сказать, Лена обожала танцы, и была чрезвычайно рада возможности потанцевать с кем-нибудь, кто умел бы это делать легче и лучше, чем король Фердинанд.
- Признаюсь, капитан, я уже успела соскучиться по России, – едва не засмеявшись, сказала Элен, когда они с Владимиром сделали первые несколько шагов в такт музыке.

Княжна Элен с неподдельным любопытством слушала рассказы капитана о Бурбонах, славной истории этого рода, его представителях и легендах. Он отлично плел сеть историй, обращаясь то к нынешней поре, то уходя во времена, когда Французская революция ещё не отобрала у Бурбонов французскую корону. Она любила говорить, но так же любила и слушать, если собеседник говорил увлеченно и интересно, а капитан Воронцов говорил именно так. Так что, всё то время, пока играл прекрасный вальс, княжна лишь слушала, изредка задавая вопросы, или вставляя короткие комментарии. Её сестра так же танцевала с каким-то русским офицером, и, непривыкшая к балам и вниманию молодых людей, то и дело бросала на старшую сестру многозначительные взгляды, в ответ на которые Элен лишь украдкой улыбалась.
Когда музыка стихла, уступая место новой мелодии, Владимир отвел девушку к отцу. И в этот самый момент к ним подскочил итальянский офицер, который до этого уже дважды пытался пригласить Элен потанцевать, на что княжна отвечала вежливым отказом. Даже в России, где отказывать кавалерам в танце было в общем-то не принято, Элен умудрялась избегать нежелательных кавалеров, что уж говорить о Неаполе, где нравы были куда менее строгими, чем те, что царили в петербургском обществе.
- Ви нибудиетте против?
Брови княжны удивленно приподнялись, и она улыбнулась, явно из-за веселья, вызванного фразой итальянца, нежели чем из выражения согласия. Взглянула на отца, но вместо ожидаемой подсказки получила взгляд, абсолютно точно говоривший о том, что решать ей. Элен, поразмыслив мгновение, выпустила руку капитана и, поблагодарив его за вальс, подала руку итальянскому офицеру, позволяя увлечь себя вглубь комнаты.
Признаться, ей вовсе не хотелось танцевать с этим офицером, хотя бы потому, что девушка никак не могла прекратить мысленно сравнивать всё, что её окружало, с тем, что приходилось видеть в России, в том числе, и кавалеров. Тут снова выходило сравнение не в пользу жителей Неаполя. Или просто русские мундиры были сердцу ближе?..
Княжна Вяземская не говорила по-итальянски, а потому офицеру приходилось изъясняться на французском, который он знал не очень-то хорошо. Зато танцевал итальянец отменно, поэтому Элен оставалось лишь улыбаться и наслаждаться танцем, не вникая особливо в произносимые мужчиной слова.
Вернувшись к отцу после танца, Элен раскрыла веер, обмахиваясь им и всё ещё тяжело дыша после танца. Владимир был всё ещё здесь, говорил о чём-то с Григорием Петровичем, и Элен, которая с детства отличалась живым умом и сообразительностью, снова вспомнила слегка странные подробности их встречи сегодня утром.
- Капитан, почему же Вы не рассказываете нам о себе? – неожиданно спросила девушка, желая узнать об офицере больше. Взяв отца под руку, обратилась к нему: - А Вы, papa, капитан сказал, что Вы знакомы? Расскажите же, каков был преображенец Воронцов?
Ещё года четыре назад отец бы строго взглянул на дочь, коря за чрезмерное любопытство, однако, несмотря на прекрасные манеры, княжна имела вполне определенные взгляды на общение и этикет, так что Григорий Петрович мог лишь изредка напоминать дочери о том, что в обществе не всегда следует поступать так, как хочется. Однако… здесь ведь не Петербург, и правила не так строги, а потому грешно не воспользоваться возможностью узнать то, что так заинтересовало Элен.

Девушка улыбнулась в ответ на отцовские слова, поклонилась ему и графу Толстому, и вместе в сопровождении капитана Воронцова вышла на просторную террасу. Свежий воздух приятно остудил разгоряченную кожу, и Элен, опершись о перила, смотрела, как вдалеке чуть заметно покачиваются мачты. Она внимательно слушала Владимира, не произнося ни слова, не глядя на него, однако, не упуская ни единого слова. Этот мужчина променял блеск петербургских особняков и приятную светскую жизнь на пушечные залпы и кровь. Странно, верно? Обычно так о своей жизни рассказывают друзья её князя Вяземского – вроде нить рассказа проследить легко, но, стоит закончить им, как понимаешь, что самое главное осталось несказанным.
Ведь он прав насчет войны. Отец часто рассказывал о том, как браво отражали атаки французов от батареи Раевского, как славно гнали Великую армию из Россию, каким исключительным человеком был покойный князь Багратион, но никогда, никогда в жизни не упоминал, сколько его товарищей полегло в том 1812, как медленно умирал тот самый князь Багратион, как рядовые умирали, прикрывая собой офицеров… Она об этом слышала от других, от тех, кто не видел войны. И Андрей, уехавший на Кавказ совсем мальчиком, наверняка, вернется другим – уже совсем мужчина, совсем другой, и, может, не станет уже возиться со своей непоседливой младшей сестрицей.
- Мне временами становится так страшно за него, – задумчиво проговорила княжна, когда Владимир закончил свою речь словами об Андрее. Помолчав с мгновение, она поежилась то ли от порыва ветра, то ли от страха, а после повернулась лицом к капитану. - Нет, война – не самая лучшая тема для светской беседы, капитан.
Она несколько виновато улыбнулась и опустила глаза. Наверняка, сейчас он думает, что она – только маленькая девочка из хорошей семьи, которой только балы да танцы подавай, но ведь… не так уж далек он от правды. Она просто не может говорить с ним о таких вещах. Да и не лучше ли оставить рассказы о войне мужчинам? И даже как-то позабыла, что сама попросила его рассказать.
- Знаете, а ведь мой… жених, – княжна постаралась произнести последнее слова с меньшим отвращением, чем обычно, но получилось, кажется, весьма неубедительно, - Он тоже, кажется, служит во флоте.
Элен слышала от отца краткие, несущие сущие крохи информации, рассказы о князе Неверовском, и знала, что тот был племянником знаменитого героя наполеоновских войск, и всё же не пошел по пути службы в армии, отдав предпочтение морю. Странно.
- Неужели Вам никогда не хотелось хоть немного пожить так, как Вы, несомненно, могли бы? – неожиданно спросила княжна Элен, отступая от перил террасы. Она понимала такое слово как «долг», но никогда не могла взять в толк, как могут мужчины просто пропадать годами в чужеземных государствах, вдали от своей Родины, семьи и друзей даже в мирное время? В этом было что-то странное, что не поддавалось объяснению.
- Простите, неудачный вопрос, – не дожидаясь ответа, сказала княжна и в который раз храбро взглянула в глаза этого офицера. И когда их взгляды встретились, что-то необъяснимое пронеслось вихрем сквозь мысли княжны Вяземской.
Этот офицер был знаком с папенькой, но рассказа об истории их знакомства она так и не дождалась. Его звали Владимир, и он был морским офицером. Старше её лет на четырнадцать-пятнадцать, и в последнее время не бывал в России… - C'est impossible… Что за вздор! Простое совпадение…
Однако взгляд так и остался прикован к Владимиру, а с губ как-то непроизвольно сорвалось просто обращение.
- Капитан Воронцов…

Элен, хотя и была еще очень молода, привыкла полностью доверять своей женской интуиции, и та её еще ни разу не подводила. Встретить своего нареченного здесь, в сотнях километров от России, да ещё и узнать его под чужим именем... почти невозможно, скажете вы. Но жизнь иногда и впрямь подбрасывает нам весьма любопытные вещицы и играет престранные шутки.
С каждым новым словом, произнесенным Владимиром, княжна Вяземская всё яснее осозновала, о чем именно она говорила сегодня утром и, главное, с кем. Ужасно неосторожно выложила своему распрекрасному жениху всё как на духу, и даже имела глупость поверить в то, что взрослый, повидавший виды мужчина действительно может её понять. - Поделом, Елена Григорьевна, будете в следующий раз слушать папеньку и чаще держать ротик на замке, - чей-то голос, словно чужой, раздался в её голове, и она выдавила из себя улыбку. Не такую, как прежде, на этот раз она была ироничной, если не сказать, презрительной. Такое выражение очаровательное личико княжны принимало обычно при слове "жених". Жених, который из простого слова превратился теперь в абсолютно осязаемый материальный объект - в мужчину в военной форме, стоявшего перед ней.
- О, безумно рада знакомству, Владимир Андреевич, - княжна присела в реверансе, глубоком и почтительном, словно перед ней стоял сам император, а после жестом руки прервала князя.
- Не стоит извиняться, князь. Вы ни в чем не виноваты, это я почему-то подумала, что говорю с человеком достойным.
Сама от себя не ожидала, что может говорить так относительно спокойно и уверено, когда внутри всё клокотало от негодования. Князь действительно поступил бесчестно - в этом была уверена княжна Элен, как и в том, что теперь вряд ли когда-нибудь сможет стать хорошей супругой этому человеку. Можно ли отдать всю жизнь человеку, обманувшему?
- Так что, князь, Вы с отцом уже назначили дату нашей свадьбы? - весьма резко и язвительно осведомилась Елена Григорьевна, и, не дожидаясь ответа, нарушая абсолютно все правила приличия, повернувшись спиной к князю, пошла прочь.
Пересекая террасу, направляясь к противоположному её краю, княжна Элен лихорадочно пыталась заставить саму себя поверить в то, что женой этому человеку она и должна стать. Отец был прав: герой, знатного рода, статен, и вовсе не так стар и некрасив, как рисовало его княжне воображение. Даже напротив: он вполне мог ей понравиться при определенных обстоятельствах. Но проблема в том, что "он" - это капитан Воронцов, а не контр-адмирал Неверовский.
- И о чем я только думала? Глупая девчонка! С чего бы это офицер стал бы обсуждать с молодой барышней вопросы брака, жен декабристов и прочее? А папенька... Неужели он мог так слукавить?!. Ах, лучше бы мы не приезжали в Италию!..
Княжна поставила локоточки на перила террасы и снова устремила взгляд в ночную тьму. Правда, на этот раз не задумчивый взор, а горящие глазки маленькой дворянки, которую так задели за живое, одурачив, словно малого ребенка.             
- Спрашивали, смогу ли я сказать "нет"? Что ж сударь, теперь мне даже кажется, что смогу. Смогу тысячи раз повторить это Вам в лицо! Жены декабристов... не за лжецами они на край света отправились... И, кажется, Вы что-то говорили насчет смерти или бесчестья... Что ж, сударь, тогда я вполне могу быть свободна, ибо разве подобная ложь - не бесчестье для мужчины?!.

- Ошибаетесь, князь, я всё сказала, – довольно резко ответила на реплику Неверовского княжна, не успел он ещё остановится рядом с ней. - И не смейте говорить мне о бегстве, сударь, Вы, который пошел на весьма подлое ухищрение для того, чтобы узнать меня. Не знаю, к чему привыкли Вы, но в обществе принято знакомиться с невестами немного иначе.
Элен каждый раз нарочно надавливала на обращение «Вы», даже не пыталась скрыть своего негодования и отвращения. Князь так складно говорил, заставляя Елену Григорьевну задуматься, что её жених может оказаться вовсе не так плох, как ей казалось, а на деле же всё устроил так, что жених оказался ещё хуже. Элен терпеть не могла обман и лицемерие. Именно в этом-то и состояла главная причина, по которой княжна Вяземская предпочитала держаться подальше от закулисных интриг фрейлин, хотя и жила во дворце.
Она демонстративно, словно маленькая девочка, стояла, упершись взглядом с ночную тьму, не утруждая себя хотя бы на секунду взглянуть на Владимира. И, когда он заговорил о любви и мечтах, в княжне снова загорелся огонь негодования.
- О, князь, избавьте меня от необходимости слушать Ваши речи о том, в чем Вы разбираетесь так же плохо, как я в море, – сказала Элен,  а следующие мгновение голос князя Неверовского прозвучал, словно чужой: жестко, даже резко. Девушка повернула голову, повинуясь этому почти приказу, и с вызовом взглянула в глаза офицера.
Сейчас уже он вел себя странно и говорил чудаковатые вещи. - Свободна. Свободна? В своём ли он уме?! Плохо же Вы, князь, знаете моего отца. Не Вы, так найдется какой-нибудь офицерик, такой же как Вы – богатый, знатный, сын какого-нибудь старинного друга. Не Вам, так ему отдаст papa свою родную дочь, даже не задумавшись, что, быть может, обрекает её на несчастную жизнь. Так что, право, князь, не болтайте чепухи! – мысленно она сказала многое, вслух же вырвалось только:
- Зря Вы думаете, что я вообще могу быть свободна.
Элен не сдержала ироничной улыбки, и не стала отводить глаз. Он не корабле, а она ему не один из его подчиненных. И то, что общество князю не по нраву, не служит ему оправданием. Он разговаривает с дамой, с той, которую ему обещали отдать в жены… а княжне Элен кажется, что нет сейчас на свете другого человека, которого бы она ненавидела больше.

Элен прекрасно понимала, какой глупой вздорной девицей могла показаться со стороны. Пыталась корить себя, хоть немного утихомирить гнев, однако все попытки были тщетны. Она сухо кивнула на предложение князя Неверовского вернуться в залу, где, наверняка, батюшка и граф Толстой обсуждали вопросы мировой политики или чего-нибудь в этом духе. Лучше завершить этот бессмысленный разговор и сделать вид, что ничего не произошло, и вести себя так, словно они незнакомы друг с другом.
Вероятно, всё бы закончилось именно так: кипящая от злости Элен была бы отведена к отцу князем, который сохранял почти абсолютное внешнее спокойствие, и продолжила бы тихо презирать того, кто однажды, быть может, поведет её к алтарю и назовет своей супругой. Только вот в этот самый момент к ним подскочил тот самый итальянский офицер, с которым Элен сегодня танцевала. С видом героя, вырывавшего прекрасную даму из рук злодея, полковник предложил княжне Вяземской свою защиту, даже не догадываясь, что это - последнее, что нужно было ей в данное мгновение.
Она услышала прямо возле уха ровный голос Владимира, который говорил о смерти, как о сущей безделице, и по коже пробежала ледяная волна мурашек. Взглянув же на него, девушка удивилась тому, какой искренней и веселой была улыбка на лице князя, как уверенно и непоколебимо выглядело его лицо.
- Невысокого же Вы мнения обо мне князь, коли думаете, что я могу допустить такое, - негромко и уже совершенно спокойно сказала Элен. Ей действительно не нужна была защита итальянского полковника, и, тем более, свобода, оплаченная такой высокой ценой. Вероятно, князь и привык к тому, что смерть всегда бродит где-то поблизости, но только не Елена Григорьевна, которая, кстати говоря, была поражена последней репликой Владимира.
- Благодарю Вас, сударь, но уверяю, что всё в порядке, и Ваша помощь мне не нужна, - улыбаясь как можно более приветливо, княжна Элен по-французски обратилась к итальянцу, который стоял, буравя суровым взглядом князя Неверовского.
- Князь, умоляю Вас, это лишнее, - настойчиво произнесла Элен, заметив, что двое мужчин остались стоять друг против друга, как и прежде, не обратив ни малейшего внимания на просьбу княжны Вяземской. - Вернемся же к папеньке и господину графу.
- Сударыня, этот господин позволил себе неуважительный тон по отношению к Вам. Я настаиваю, - не унимался проклятый итальянец, и в этот самый момент Элен, наконец, поняла, почему княжна Мари, её близкая подруга, пришла в такой ужас, когда из-за неё случилась дуэль. Какие бы чувства Элен не питала к этим мужчинам, позволить им проливать кровь из-за дешевого спектакля, разыгранного князем, было бы верхом опрометчивости и глупости. Однако у княжны было недостаточно опыта в подобных делах, так что самостоятельно найти выход из сложившейся ситуации она бы вряд ли сумела. Оставалось надеятся на благоразумие мужчин, у которых, впрочем, в подобных случаях, голос разума отчего-то становится неслышен.
Повисла неловкая пауза, Элен переводила взгляд с князя Неверовского на полковника и обратно, в ожидании того, что хотя бы один из них проявит мудрось в неловкой ситуации, виновницей которой оказалась юная княжна из-за лжи Владимира.