Княжна Вяземская уже собиралась было идти просить отца уехать - ей нужно было отдохнуть, поразмыслить над всеми событиями, а, главное, попытаться свыкнуться с тем, что её доселе призрачный жених явился теперь перед ней, и она вот-вот станет княгиней Неверовской.
Следующие же слова Владимира заставили княжну Элен вздрогнуть и повернуться лицом к князю. Девушка побледнела и инстинктивно прижала руки к губам. Маленькая глупая девчонка! Как могла она так наивно поверить, что эти двое мужчин могут так просто взять и отказаться от бессмысленной, глупой затеи, могут просто принести друг другу свои извинения и забыть обо всем, как о глупом недоразумении.
- Вы не отказались от дуэли?! - прошептала девушка, в упор глядя на своего жениха. Разговор на незнакомом языке, принятый за взаимные разъяснения и такое вежливое и спешное прощание полковника ввели её в чудовищное заблуждение, и осознание собственной наивной глупости поразило княжну Вяземскую, точно гром средь ясного неба.
- Никуда я не пойду! - негромко, но твердо заявила Элен, не сводя глаз с князя Неверовского.
Ей не нравился его тон, не нравилось то, как просил он прощения и предлагал вернуться к Григорию Петровичу. Это выглядело несколько... фатально. И в это самое мгновение княжна Элен поняла, что никогда не желала и не могла бы пожелать смерти князю Неверовскому. Даже согласилась бы добровольно пойти под венец с ним, лишь бы сохранить жизнь ему и полковнику.
- Владимир, я прошу, я умоляю Вас... - княжна Элен подступила к Владимиру и как-то непроизвольно вцепилась пальчиками в его руку.
- Если Вам безразлична собственная жизнь, то подумайте хотя бы о том, что будет со мной! Я же... Если кто-то из вас двоих погибнет... Как прикажете мне потом с этим жить?! - княжна Элен умоляющим и, в то же время, горящим взглядом взглянула на мужчину.
Как же легко мужчины рискуют своими жизнями ради сущих пустяков! Это ведь даже не вопрос чести или любви - всего лишь глупость, вызванная роковым стечением обстоятельств. Разве стоит это крови, которая будет пролита из-за этого?
Княжна Элен вдруг опустила руки и сделала один малюсенький шаг назад, прочь от Владимира. И взгляд её снова уперся в этого мужчину, который не видел или не хотел видеть ничего, кроме собственного уязвленного самолюбия. Она уже не знала, что и делать. Можно зарыдать, броситься ему на шею и просить, умолять отказаться. Можно побежать к отцу и графу Толстому, просить их остановить это безумие. Или броситься в ноги королю и королеве, они-то точно не должны с симпатией воспринимать дуэли в своем королевстве. Но какой в том смысл, если он - такой же, как и все, не в состоянии мыслить разумно в подобной ситуации?
- Владимир... - как-то даже слегка беспомощно прошептала княжна Элен, пытаясь не поддастя отчаянию, которое начинало ей завладевать.
Не важно, что она презирала этого человека последний год своей жизни. Не важно, что ей придется пойти за него без любви. Не важен даже его обман и спектакль с воровством чужого имени. Важно, что она стала невольной причиной этого вызова и она же будет до конца своих дней мучиться виной и пытаться отмыть кровь со своих белых ручек, если кто-нибудь пострадает.

Элен просто стояла и слушала вздор, который нес князь о зиме и своей к ней нелюбви, смотрела на него невидящим взглядом, а в голове прокручивались раз за разом слова отца и брата о том, что нет ничего превыше чести, как у мужчины, так и у женщины. Она росла с полным осознанием этого факта, с пониманием справедливости этого суждения. Но, судя по всему, нельзя считать ни одно убеждение достаточно сильным, пока не представится случай проверить его на практике. Ей он представился сегодня.
Княжне было безразлично, что подумают о ней в этом проклятом королевстве, безразличны гадкие шепотки за спиной - она уже успела свыкнуться с тем, что, что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, люди обязательно что-то подумают. Это невозможно изменить - только привыкнуть, а иначе в этом мире просто не прожить. Так думала она, но не князь Неверовский.
Он постарается "не убить". Слабое утешение, способное вызвать лишь откровенную ироничную усмешку, но никак не принести успокоение. Даже княжна Элен, которая явно не имела большого опыта в любых делах, связанных с оружием, прекрасно понимала: "постараться не убить", конечно, можно. И гораздо легче, чем справиться с этой задачей.
Владимир, конечно же, бывал в переделках и похлеще, конечно, не раз глядел в глаза смерти и, наверняка, мог даже дразнить её. Не то что, девятнадцатилетняя барышня, знавшая о смерти лишь то, что она раньше времени забрала её мать, привыкшая к обществу молодых офицеров, насмехавшихся над собственной погибелью. Не от большой храбрости - из глупости. Она знала при дворе нескольких заядлых дуэлянтов, слышала сплетни краем уха, в том числе, и знала исходы подобных поединков. От этого по коже пробегал холодок, и Элен лишь крепче сжимала закрытый веер.
Возможно, в другой раз княжна Элен бы снова возмутилась в ответ на слова князя о письмах, но сейчас ей не хотелось сопротивляться и спорить - только бы оба остались живы, больше ничего не нужно.
- Так не дайте же ему себя убить... И не дайте себе убить его, - проговорила княжна Вяземская, как-то непроизвольно переводя взгляд на выход с террасы, где исчез каких-то несколько минут назад итальянский полковник. А потом вдруг решительно взглянула на Владимира:
- Пообещайте... Нет, поклянитесь мне, князь, что никто не погибнет.
Она прекрасно понимала, что дать такую клятву и исполнить её не в состоянии никто в этом мире. Но нужна же была ей хоть какая-то гарантия... нет, скорее, надежда, что всё обойдется, что они осознают, какую страшную ошибку совершают, что случиться что-нибудь, способное помешать им скрестить шпаги в то время, как она будет пытаться выжать из себя улыбку для папеньки и его приятелей.
Папенька... Элен вдруг представила, как отреагирует князь Вяземский на известие о том, что из-за его взбалмошной дочери сын его близкого друга попал в неприятность, что его Элен подвергла риску две жизни, которыми не имела права играть.
- Я жду Вашего ответа, Владимир, - сказала княжна, а после, особенно остро ощутив, как глупо и бессмысленно звучит её требование, добавила: - Позвольте мне надеяться...
Она снова шагнула к князю, чтобы приблизить его взгляд к своим глазам, словно могла зачаровать его и заставить поступить так, как она хотела. Но его взгляд был тверд и спокоен, без единого намека на сомнение или страх.

Девушка еле заметно кивнула, услышав из уст князь ту самую клятву, которую ей было просто необходимо услышать. Она многое сегодня наговорила ему, многое бы отдала, лишь бы не знать его как князя Неверовского, но всё это не могло изменить того, что Элен прекрасно понимала: слово этого человека чего-то стоит.
Княжна Элен молча выслушала слова Владимира, даже не пытаясь хотя бы на словах сопротивляться тому, что она всё еще должна стать госпожой княгиней Неверовской, ибо было не место и не время для возобновления привыканий. Она просто промолчала, что вообще было для неё редкостью, а после кивнула Владимиру и взяла князя под руку.
Они неспешно пересекали террасу, и Элен силилась представить, что именно будет делать в тот самый момент, когда князь и полковник скрестят шпаги. Просто сидеть, сложа руки, и молиться, чтобы всё обошлось. Малозаманчиво, ничего не скажешь.
- А когда же состоится дуэль? - на вид спокойно поинтересовалась княжна Элен, когда они уже почти достигли противоположного края террасы. Она боялась услышать, что завтра, что было наиболее вероятно. Такая быстрота казалась ужасающей. Хотя не менее, чем долгое ожидание исхода.
Элен и Владимир вошли в помещение, и музыка неприятно ударила по ушам. Сразу же ощутились невыносимая духота и гул разговоров десятков людей. Княжна Вяземская, которая с огромной радостью вернулась бы на террасу, стала искать глазами отца.
Григорий Петрович стоял почти на том же самом месте в компании графа Толстого и еще двух почтенного вида господинов. Девушка со спутником направились к ним.
- О! Молодые люди, вот, наконец, и вы! - добродушно заметил князь Вяземский, - Элен, мы сейчас уезжаем.
К ним подскочила младшая княжна, румяная, разгоряченная, тяжело дышущая после целого вечера непрерывных танцев. Ей явно хотелось поделиться впечатлениями со всем миром. Еще бы! Первый в жизни настоящий бал, да еще и у короля! Княжна Элен чуть улыбнулась сестре.
- Конечно, отец, - ответила старшая княжна Вяземская, чем, несомненно, удивила батюшку: обычно её с бала невозможно увести до самого утра, а тут... всё оказалось неожиданно просто.
Григорий Петрович поспешно представил дочерей двум почтенным господам, которые так же оказались русскими дворянами из приближенных графа Толстого. Девушка присела в реверансе и даже приветливо улыбнулась, хотя мысли её были совершенно в другом месте.
Попрощавшись с новыми знакомыми, Вяземские, князь Неверовский и граф Толстой направились к выходу. Наташа безостановочно щебетала сестре о том, с кем и сколько она танцевала, но старшая княжна даже не могла разделить её восторга. Сейчас Владимир проводит их до экипажа, а потом они расстанутся. И в следующий раз она увидит его только после дуэли. Если, конечно, вообще увидит. - Что за дурные мысли! Они оба обязательно останутся живы! - убеждала себя княжна, но сама не верила голосу собственных мыслей.

Этой ночью Элен спала плохо, если не сказать, что и вовсе ужасно. Сначала девушка всё никак не могла выкинуть из головы мысли о завтрашней дуэли, и невероятное количество возможных исходов, один страшнее другого, рисовалось в голове услужливым воображением. А после к ней в комнату прокралась Наташа, которая так же не могла уснуть, но по свершено другой причине. Она была так восхищена этим вечером и балом, что вся горела от впечатлений. Приглушенным шепотом она рассказывала сестре обо всем, что волновало её: о танцах, об этикете и о кавалерах. Элен отстраненно отвечала, мысленно благодаря Натали за то, что она хоть немного отвлекает её от тревожных мыслей.
Утром завтрак был накрыт на террасе прекрасного особняка графа Толстого, с которой открывался прекрасный вид. Погода была волшебная, с моря дул легкий ветерок, шелестевший в складках платьев девушек. Княжна Элен выглядела вполне обыкновенно, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего. Однако, прекрасно понимая, что мимо русского посла не может пройти ни одно мало-мальски значимое событие, внимательно вслушивалась в разговор отца и графа, пытаясь уловить хоть что-то, связанное с будущей дуэлью. Вскоре её ожидания оправдались.
Княжна Элен слегка покраснела, когда граф упомянул «её кавалеров», и отодвинула от себя тарелку с почти нетронутым завтраком. Раз Григорию Петровичу теперь известно, что причиной стала его дочь, можно больше не скрывать своего волнения.
- Как? Дуэль уже состоялась?! – с ужасом подумала Элен, которая думала, что господа благоразумно дождутся наступления утра, вместо того, чтобы драться в тусклом свете луны. Её и без того не самое радужное настроение, испортилось окончательно, и Элен с волнением взглянула на отца. Но князь Вяземский не нашел в известии о дуэли ничего странно, и даже, кажется, видел в ней весьма занимательное событие. Ну, конечно, он ведь тоже мужчина, такой же, как они. Сам, наверняка, не раз вызывал на дуэль всякого, кто косо на него посмотрел.
Но новость о том, что дуэль состоялась ночью, оказалась далеко не самой худшей. Когда граф слегка небрежно сказал о том, что князь Неверовский ранен, княжна Элен сжала под столом край скатерти и из последних сил пыталась сдержаться от того, чтобы не вскочить и не выбежать прочь. А после слов посла о серьезном ранении полковника Тарделли, девушка прижала руки к губам и еле слышно прошептала: - Господи… А после уже в полный голос спросила:
Её слышала только сестра, сидевшая рядом. Младшая княжна сама была бледна и то и дело поглядывала то на Элен, то на папеньку и графа Толстого. Тон посла был таков, будто тот говорил о погоде: неспешный, ровный, не разбавленный никакими эмоциями. И Элен вдруг невероятно сильно захотелось, чтобы этот мерзкий старик замолчал, потому что она была больше не в силах слушать его речь.
- Прошу меня простить, господа, – стул Элен был с грохотом отодвинут, а сама княжна почти побежала ко входу в дом. Остановившись в дверях, девушка вдруг поняла, что абсолютно бессильна, что даже не знает, живы ли те русские офицеры, просто не знает, где их искать. Она вдруг развернулась и, вероятно, повела себя так, как не стоило. Элен взглянула на графа Толстого и спросила:
- Граф, не могли бы Вы мне сказать, где я могу найти князя и господ офицеров?
Она не знала этого города, но знала, что, стоит только ей услышать ответ, как она найдет их. Поэтому Элен терпеливо ждала ответа.

- А почему бы и нет? Право же, мне безразличны приличия… подумалось княжне, однако возвратиться к отцу, сестре и господину послу ей всё же пришлось. Повинуясь отцу, княжна Элен вернулась за стол, но на её лице не было и следа хотя малейшего стыда за своё поведение. Князь-то был привычен к тому, у дочери на всё имеется собственное мнение, но вот граф Толстой… но, как ни странно, и он лишь добродушно улыбался девушке, раскрывая своим собеседникам всю новые и новые подробности вчерашнего вечера.
Сказать, что Элен было неприятно всё это слушать – ничего не сказать. Она сидела, делая вид, что ей безумно интересен рисунок на чайной чашке из прекрасного фарфора в ожидании, что папенька и граф Толстой предложат, наконец, нанести визит князю. В конце концов, он же был сыном друга Григория Петровича и «такой блестящей партией» для его дочери! К чему же все эти разговоры и пустая трата времени?
Неожиданно граф Толстой протянул Элен конверт, который, как он заметил, принесли утром с корабля. Княжна торопливо разорвала бумагу и прочла всего одну-единственную строчку, написанную незнакомым почерком: - "Свое обещание я выполнил. Не жгите мои письма, Элен"… Пока ещё не выполнили, князь… – княжна подняла глаза от письма и взглянула на отца, который буравил её своим властным взглядом. Выдавила из себя некоторое подобие улыбки, а после аккуратно свернула письмо пополам и положила рядом со своей тарелкой. Неожиданно князь Вяземский встал из-за стола:
- Собирайтесь, сходим на "Астрахань" пожурим этого господина.
Элен последовала его примеру. Девушка встала и расправила платье, а после просто ответила отцу:
- Я готова, papa.
Рядом отодвинулся стул Наташи. Хотела ли она пойти, услыхала ли имя своего вчерашнего кавалера в речи посла, или что-то ещё, Элен не знала, однако взяла сестру за руку и выжидающе посмотрела на отца.

Пока добирались до пристани, Лена и Наташа перекинулись лишь парой фраз, однако рук не отпускали. Увидев же «Астрахань», слегка покачивавшуюся на волнах, старшая княжна снова украдкой посмотрела на отца – тот был по-прежнему абсолютно невозмутим, и, кажется, только наслаждался прекрасной погодой.
Григорий Петрович, сохранивший ещё повадки бывалого офицера, запросто взошел по качавшемуся трапу, и помог дочерям проделать то же самое. Потом подошел к первому попавшемуся матросу и попросил его быть любезным и проводить их к контр-адмиралу Неверовскому. Тот с готовностью согласился помочь. Князь кивнул дочерям, чтобы те следовали за ним, и девушки поспешили за отцом. Через минуту матрос уже стучал в дверь каюты господина контр-адмирала, а Элен отпустила, наконец, руку Натали.

Элен молча кивнула отцу и смело шагнула в каюту. Это помещение сразу произвело на княжну неприятно впечатление – там царил полумрак, а воздухе витал запах чего-то очень ароматного, напомнившего девушке о травах, что жгли в покоях императрицы, когда ей не здоровилось. Она не обратила никакого внимания на обстановку комнаты, потому что почти сразу же увидела князя Неверовского, лежавшего на кушетке.
Владимир был страшно бледен и казался совсем не таким, как вчера. Элен вздрогнула, остановившись на секунду, когда заметила окровавленные тряпки и бинты, следы крови на его одеяле. Сердце заколотилось сильнее, и девушки показалось, что она слышит его удары где-то в висках. Ей ведь раньше никогда не приходилось видеть ран серьезней расшибленного колена в детстве. Но княжна постаралась взять себя в руки и постараться не поддаваться панике, возникавшей от полного понимания своей вины в том, что князь ранен, и полковник Тарделли – тоже.
Княжна Элен не произвольно сделала жест рукой, когда Владимир привстал на постели. Это явно стоило ему титанических усилий, и, как бы он ни старался выглядеть неуязвимым, шпага полковника и чья-то пуля серьезно задели его. - Неожиданно… Это верно…
- Вы что же, князь, думали, что я просто буду сидеть дома, узнав о том, что произошло этой ночью, – Элен попыталась улыбнуться, как можно теплее, и, кажется, у неё это получилось. Что ни говори, а, пробыв хотя бы пару недель при дворе, приобретаешь бесценный навык справляться с собственными чувствами. Княжна подошла к кушетке и присела на стул, стоявший рядом. - И Вам действительно не за что извиняться. Скорее, это должно сделать мне.
Девушка чуть виновато пожала плечами, и отвела взгляд чуть в сторону. Ей ужасно не хотелось рассматривать Владимира и видеть страшные следы вчерашней дуэли. Это, было, конечно, неправильно – сама отца сюда притащила, сама с готовностью шагнула в эту комнату… нет, она ещё не успела пожалеть о своем решении. Просто для неё и её девятнадцати лет это было слишком.
- А Вы с полковником времени зря не теряли, – голос Элен прозвучал странно даже для неё самой. То ли пыталась пошутить, хоть и не совсем удачно, а то ли пыталась пристыдить Владимира за то, что вчера он повел себя как сущий мальчишка. Ведь, в конце концов, это пока её неприкосновенное право – вести себя как малое дитя.
- Я действительно сожалею, Владимир, что вчера Вам пришлось… – она не знала, как закончить – разве извиняются барышни перед теми, кто из-за них проливает кровь? Глупость какая! Элен просто не смогла придумать, за что именно ей следует просить прощения. Зато, наконец, справилась с собой и заставила себя посмотреть на него.
Тут уж княжне следовало бы пожалеть о содеянном, ибо вблизи гораздо лучше видны были бордовые пятна и почти мертвенная бледность князя. По коже пробежал неприятный холодок, однако Элен не шелохнулась, и продолжала смотреть на Владимира.
Странно, но она действительно переживала. Нет… слово «боялась» подойдет куда лучше. И, если бы ещё неделю назад, она бы с огромной симпатией восприняла бы известие о том, что её суженный пропал или был убит где-нибудь в чужеземных морях, то сейчас княжна не могла поверить в то, что действительно боится за него. Он мог умереть. Умереть из-за неё, и, хотя в обществе подобное не считалось чем-то странным, Элен наотрез отказывалась это принимать. Кто знает: шпага полковника могла пройти чуть ниже и правее, или пуля попала бы не так «удачно» и… Княжна судорожно вздохнула, пытаясь придумать, что сказать. Обычно легко находившая темы для разговоров со всеми и каждым, княжна впервые осознала, что слова тоже могут быть бессильны.

Всё-таки мужчины - существа престранные. Князь сейчас так восхищенно говорит о человеке, который чуть не убил его. И отчего-то Элен казалось, что полковник Тарделли сказал бы то же самое о князе Неверовском. Однако не в том ли признак истинного благородства - в уважении к противнику и умении признавать и восхищаться чужими талантами?
Княжна прекрасно видела, как нелегко даются Владимиру слова, а потому согласно кивнула в ответ на его просьбу рассказать что-нибудь.
- Хорошо, князь, но только если Вы приляжете, - настойчиво попросила княжна, а после снова улыбнулась, - Хотя я не могу похвастаться занимательной биографией.
Княжна Вяземская на мгновение задумалась. Что может она рассказать этому мужчине, который, кажется, повидал всё? Её ведь жизнь вся сводится к детству в поместье и нескольким месяцам при дворе. А теперь к ним еще добавилось путешествие в Италию, нападение пиратов, нежданное знакомство с ненавистным женихом и дуэль. Но ведь князь сам только что сказал, что ему будет достаточно слышать её голос... так что княжна Элен начала свой маленький рассказ.
- Я ведь большую часть жизни провела в нашем поместье под Петербургом... Кстати, я с детства помню Вашего батюшку, он часто бывал у нас, - и снова всплыла эта тема свадьбы. Ни к чему она сейчас. Короткая пауза, после которой девушка продолжила. - В детстве я и мои брат с сестрой любили бегать с крестьянскими ребятишками, а еще я часто заставляла Андрея делать вместо меня уроки и угрожала, что расскажу отцу о том, что он играет с его орденами. Знаете, князь, я, вероятно, была самым несносным ребенком на свете! Мы с Андреем вечно что-то выдумывали, а когда папенька злился, Андре всегда брал вину на себя. Теперь он на Кавказе... И я безумно скучаю по нему. Кто же рассказывает жениху о своем детстве? Но Элен так хотелось хоть ненадолго отвлечь его, что она говорила всё, что только приходило в голову.
- А пару месяцев назад меня представили ко двору. Признаться, я теперь еще больше не понимаю, как некоторые проводят годы, сидя взаперти в имениях. Мне тяжело, когда я не вижу рядом с собой жизни. Будете смеяться, но я люблю придворную суету, - девушка улыбнулась и пожала плечами. Боевому адмиралу, конечно, трудно понять прелесть такой жизни, но отчего же не попробовать просто ему рассказать? - Наша государыня - потрясающая женщина, и служить ей только в радость. Да и к тому же, там рядом всегда есть кто-то... друзья.
Сделав еще одну паузу, княжна Элен снова призадумалась.
- И, знаете, двор научил меня не презирать понапрасну. Когда я только приехала в Петербург, мне показались столь отвратительными дворцовые нравы, гадости, что там произносят со светской улыбкой на лице... Поначалу это просто сводило с ума, но потом...
Княжна снова не смогла подобрать верных слов, чтобы закончить фразу. Она никак не могла описать то, что хотела, а, кроме того, Элен вдруг вспомнила, что до этого момента презирала лишь одного человека во всем мире - того, кто теперь здесь, с кем так просто говорит и кто чуть было не погиб из-за неё.
- Мне всегда хотелось посмотреть на мир, поэтому я отправилась с отцом в Италию. Но Вам-то, конечно, это кажется странным - Вы ведь объездили полмира... - девушка снова взглянула в глаза князя и вспомнила его прекрасный рассказ о чудесах этого мира. Она молчала - как могла она рассказать, что любит и ненавидит? Такие вещи лучше узнавать постепенно, вместе с самим человеком. Это трудно просто перечислить и облачить всё самое дорогое во фразы, которые обычно звучат банально.

Элен встала и, подойдя к окну, раздвинула шторы. Комнату тут же залили лучи летнего солнца, и княжна даже улыбнулась. Наконец-то пришло понимание, что, несмотря на произошедшее, Владимир хотя бы остался в живых. И полковник Тарделли тоже. За одно это уже можно благодарить судьбу.
Вернувшись к постели князя, девушка присела на прежнее место. Она с болью наблюдала за страданиями этого мужчины, который считал её еще совсем ребенком. Словно она не видит, чего ему стоит каждое слово, каждое малейшее движение, не видит, как он иногда еле заметно морщиться от боли и как темнеет от крови повязка на руке. Ни одно объяснение не стоило человеческих страданий, тем более, что Элен оно было не нужно.
Вчера они уже говорили об этом. К чему возвращаться к бессмысленному разговору, от которого никому легче не станет? Ни он, ни она не в состоянии изменить сложившуюся ситуацию, не сделав больно кому-нибудь из окружающих. За них всё уже давно решено. Да и сейчас это неважно, ведь к разговорам о свадьбе можно вернуться по возвращению в Петербург, там же Элен постарается найти выход. Если он, конечно, существует... А пока лучше бы Владимиру перестать подыскивать слова, которые прозвучат уместнее, и просто передохнуть.
- Не стоит, князь, - девушка нервно сжала край платья, но тут же отпустила, надеясь, что Владимир этого не заметил. - Мы оба бессильны сейчас что-нибудь изменить.
Отчего-то вспомнилось записка, полученная сегодня за завтраком, и Элен, слегка покраснев, опустила глаза. А, когда, наконец, снова заставила себя взглянуть на Владимира, сказала весьма странную вещь:
- Знаете, я вчера много думала над Вашими словами. О женах декабристов. И теперь, кажется, начинаю понимать их поступок.
Совершенно неожиданная фраза, возможно, сказанная и ни к месту. Но Элен чувствовала, что была просто обязана это сказать, раз уж им обоим к разговору о дуэли возвращаться не хочется.
Ей так не хотелось ненароком обидеть князя. Несмотря на то, что княжна сказала вчера на террасе, она не посмела бы усомниться в его искренности. И, признаться, вчера поймала себя на мысли, что ей, всё же, повезло гораздо больше, чем её сверстницам - Владимир хотя бы не рассматривал Элен как товар.
- И Владимир... Вы не потеряете меня. Обещаю, - девушка удержалась от того, чтобы не отвести глаз, но не потому, что солгала. Она действительно говорила правду, ведь теперь Элен просто не могла вычеркнуть князя из своей жизни. Княжна прекрасно знала, что, независимо от того, станет ли она его женой, Владимир навсегда останется человеком, который попытался понять её и не думал, что княжна должна быть чьей-то собственностью лишь потому, что она - женщина. А это дорогого стоило.

You cried I'd wipe away all of your tears
You'd scream I'd fight away all of your fears
I held your hand through all of these years ©

Вдруг хлопнула дверь, нарушив повисшую тишину. Элен даже не пришлось оборачиваться. Девушка спиной ощутила на себе чьи-то взгляды, уловила запах ладана, который сейчас сжимал горло цепким кольцом удушья, и поняла, что настал, всё-таки, тот момент, которого она больше всего боялась.
Молодая княжна повернула голову: в дверях стоял князь Вяземский, батюшка и несколько офицеров. Выражение лица отца сомнений и надежд не оставляло. И тон, которым он приказал прощаться с князем. Да, именно приказ. Обычно Элен не посмела бы возразить, но тут, даже не шелохнувшись, громко и твердо сказала:
- Я никуда не уйду.
Свободной рукой Элен дотронулась до руки Владимира и тихо шепнула, так, чтобы мог слышать только он:
- А я обещала, что не оставлю Вас. Сдержим же свои обещания.
Аккуратно, чтобы не задеть руку Владимира и не причинить ему боль, княжна встала со своего стула и повернулась к вошедшим. Её голос снова прозвучал твердо, несмотря на то, что слова совершенно не подходили девятнадцатилетней барышне.
- Господа, прошу прощения, но вынуждена просить Вас выйти. Капитан, - Элен повернула голову к Алябьеву, - Надеюсь на Вашу помощь.
Она прекрасно заметила недоуменные взгляды всех присутствующих и грозное выражение лица отца. Элен отлично знала, что после за этот поступок её ждет, но ей было наплевать. Как же может она просто проститься с Владимиром и уйти? Оставить его умирать, истекая кровью? Никогда этому не бывать!
Сейчас княжна выглядела так, слово ничто и никто в мире не способны её отставить. Чуть горделиво вздернутый подбородок и горящий взгляд - целая армия не вытащит эту маленькую княжну из этой каюты.
Повернувшись спиной ко всем присутствующим, Элен вернулась к постели князя Неверовского, и присела. Не на стул, а просто на корточки, вплотную к кровати. Одной рукой девушка снова взяла руку князь и крепко сжала её своими тонкими пальчиками. Правой же рукой княжна Вяземская вытащила свой белый кружевной платочек, и стала аккуратно оттирать капельки пота со лба Владимира.
- Я не сожгла Ваше письмо, - еле слышно зашептала княжна Элен, - Так что... Вы просто обязаны выжить... Ведь правда?
Княжна почувствовала, как слезы начинают душить её, но сдерживалась из последних сил. Она свято верила, что не лишена внутренней силы, и отчаянно молилась, чтобы та её не оставила. Княжна Вяземская пыталась сглотнуть ком, подкативший к горлу и унять дрожь в руках. - Господи, сохрани ему жизнь, он ведь не должен умирать... только не здесь и не сейчас. Не так...
- Вы ведь уже бывали на волосок от смерти, но выживали, - продолжала нашептывать Элен, не замечая, что по щекам предательски катятся незамеченные ею слезинки. - Вы ведь... Вы сильный. В конце концов, Владимир... Вы же... Вы должны, - княжна Элен судорожно вздохнула и совсем тихо закончила фразу, - ...взять меня в жены.
Что ж, брак - не такая уж высокая цена за жизнь князя. Она бы пошла замуж даже за самого дьявола, если бы это спасло Владимира.
Она продолжала сжимать руку Владимира, второй то утирая его лоб, то пальчиками легко гладя его волосы.
Наконец, Элен поняла, что давно уже плачет и, словно извиняясь, улыбнулась, стирая с щеки влажные дорожки. Ей было больно находится здесь, и ничего ужаснее с ней не происходило никогда, но ни на секунду у неё не появилось мысли уйти, повинуясь отцу. Просто сказать страшное слово "прощайте" и уйти навсегда, обретя свободу самым ужасным способом на свете.
В головке Элен спутались все мысли, но кое-что она знала абсолютно точно: её место здесь, и только здесь. Она шептала что-то князю, повторяла его имя, словно умоляя Владимира выжить, а всхлипы по-прежнему рвались из груди...

Элен прекрасно слышала, как за дверями каюты отец и капитан пытаются прийти к соглашению и точно могла сказать, что тон князя Вяземского не сулил ничего хорошего. Особенно, ей. Но об этом она подумает позже. В конце концов, не Григорий ли Петрович собственноручно связал жизнь своей дочери с жизнью князя Неверовского? И дело ведь даже не в свадьбе, которая может и не состоятся...
В помещение вошел хирург, и княжна уступила ему место, чуть подвинувшись в сторону. Она украдкой оттерла с лица слезы, чтобы не дать никому повода сомневаться в её решимости оставаться здесь до конца, каким бы он ни был и чего бы это стоило. Руку Владимира девушка не выпустила ни на секунду.
Княжна Вяземская не последовала совету врача: девушка почти неотрывно следила за тем, что делали его руки. Иногда Элен казалось, что у неё нет больше сил смотреть, но тут же обнаруживалось, что и не смотреть она тоже не может. Так и сидела, не шевелясь, сжимая руку Владимира в своей, неотрывно глядя на изувеченное и окровавленное плечо князя. Взглянуть на его лицо княжна не решалась: она просто-напросто боялась не встретить живого взгляда, словно он был уже мертв. 
Вернулся капитан Алябьев и сказал, что старый князь ушел. Это было только к лучшему: пусть лучше вместе с графом занимается вопросами репутации, которые Григория Петровича, несомненно, волновали куда больше, чем жизнь Неверовского.   
- Всё понимает... Что он понимает? Какое, интересно, объяснение нашел отец тому, что я сижу сейчас здесь с человеком, которого, он думает, я ненавижу всеми силами души? Нет, он не понимает. Просто не может...
- Благодарю Вас, капитан, - девушка на секунду отвернулась от постели, не отнимая руки, и взглянула на Алябьева взглядом, полным самой искренней благодарности.
Она, конечно, отчаянно гнала прочь мысли о том, что князь Неверовский, несмотря на все свои обещания, - лишь человек. И как все люди бессилен перед смертью. Но в ту самую секунду, когда Элен, наконец, увидела его мертвенно-бледное лицо, закрытые глаза... Словно чья-то невидимая, но безжалостная рука, ударила нежную девичью душу тупым клинком. Она второй рукой тоже накрыла руку мужчины, а губы беззвучно зашевелились, шепча несвязные молитвы. Впервые в жизни, Элен не знала, кому молиться, чего просить, если уж Господь допустил её быть свидетельницей и невольной виновницей этих ужасных событий. - Нет... Нет, он не умрет... Не умрет! Он... он ведь обещал, он ведь не может. Я... же не смогу жить с этим. Никогда не смогу. И не нужна мне никакая свобода, если такова её цена. Я выйду за него, выйду и буду ему хорошей супругой, только бы он выжил...
- Он будет жить, - неожиданно проговорила княжна, обращаясь, скорее, к самой себе, нежели к кому-либо из присутствующих, - Я это знаю.
Кровь из раны Владимира всё не останавливалась, выражение лица хирурга едва ли можно было назвать обнадеживающим, как и слова Николая Степановича о том, что князь вполне может не дожить до завтра, но княжна Элен всё так же сидела на полу у постели своего жениха, держала его за руку и мысленно повторяла бесчисленное количество раз слова, произнесенные ею только что вслух.

На протяжении всего кто-то, да пытался вытащить княжну из каюты Владимира, идя на всевозможные ухищрения. То хирург сетовал, мол, молодой барышне не стоит просиживать целый день в духоте, да ещё любуясь на столь печальное зрелище. То отец очень мягко намекал на то же самое, даже однажды позвал дочь на короткий разговор. С Григорием Петровичем Элен говорила спокойно, вернее даже, говорил всё больше князь Вяземский, а молодая княжна лишь коротко отвечала отцу. Кстати говоря, отец был на удивление спокоен и как будто даже не рассержен за её утреннюю выходку. Быть может, капитан сказал правду: Григорий Петрович действительно понял свою дочь, а, может, и нет.
Когда же у Владимира начался бред, Элен только взяла из рук Алябьева принесенный в комнату таз с прохладной водой, и снова принялась аккуратно обтирать лицо жениха. На душе стало чуть легче, оба доктора, Васильчиков и присланный Тарделли, выглядели относительно спокойными. Итальянец даже весьма любезно ответил княжне, когда та справилась о здоровье полковника. Тот, кажется, тоже был жив, хотя и не совсем не здоров. Что ж, одну часть своего обещания князь выполнил – Тарделли остался жив. Теперь дело было за малым – выжить ему.
Однако приближавшийся вечер возвращал и страхи княжны Элен. Из головы всё никак не шли слова хирурга о том, что Неверовский может не пережить сегодняшнюю ночь, и, хотя сейчас он выглядел заметно лучше, эти слова снова и снова прокручивались в мыслях. Девушка изо всех сил старалась отогнать их подальше, но ничто другое было просто не способно занять мысленное пространство.
Через какое-то время княжна Вяземская рукой стала ощущать, как постепенно спадает жар, а после увидела, как взгляд Владимира проясняется и уже бродит по комнате, цепляясь за случайные предметы. Она ласково улыбнулась князю, чувствуя, как становится действительно легче дышать.
- Да, князь, конечно, здесь, – Элен чуть сильнее сомкнула пальчики на руке Владимира, словно давая ему понять, что никуда не уйдет.
Она вдруг так явственно поняла, что именно произошло сегодня днем, и тут же не поверила самой себе. Теперь он был ещё слаб, его раны всё ещё причиняли страшную боль, и жизнь его все ещё была в опасности, однако видеть живое лицо человека, его взгляд, обращенный именно к ней, слышать голос – это так укрепляло ослабевшую надежду княжны, давало ей повод думать, что её молитвы были, всё-таки, услышаны. И именно сейчас Элен, наконец, поняла всё свое бессилие. Даже так, в таком состоянии, Владимир был гораздо сильнее, чем маленькая княжна, но, всё-таки, она была уверена, что нужна ему.
- Господи… Владимир, мне было так… так страшно, – негромко произнесла княжна Элен, и личиком уткнулась в его ладонь, зажатую в её руке. Снова хотелось заплакать, и слезы уже даже стояли в глазах, но княжна не хотела огорчать только что очнувшегося от бреда князя. Раз уж решила быть сильной, нужно быть таковой до конца.

Она подняла голову, лишь только стоило Владимиру упомянуть «последние два года».
Элен не хотелось думать о свадьбе, но теперь уже не по тем причинам, что раньше. Сейчас она просто не знала, что будет дальше. Думала об этом, задавала самой себе вопросы, ответы на которые найти была не в состоянии. А ведь совсем скоро они вернуться ко двору, пару месяцев Элен, предположим, будет занята из-за свадьбы цесаревича и принцессы Гессен-Дармштадской, а потом придет пора её собственной, которая и так уже оттягивалась бесчисленное количество раз.
Теперь княжна не видела другого выхода – просто поступить как должна, сказать своё «да», которое и нужно-то только для официальности, и стать княгиней Неверовской,  достойной женой достойного человека. Вот и всё. Так что не к чему уже терзать себя мыслями о том, что последние два года она отчаянно сопротивлялась тому, на что теперь пойдет добровольно.
- Тише, князь, – девушка прекрасно понимала, каких усилий стоил Владимиру этот заботливый жест, и чуть виновато улыбнулась. По щеке, всё-таки, скатилась одна-единственная слезинка, которую Элен стерла, а после чуть поморгала, чтобы избавиться от её собратьев, застывших в глазах юной княжны.
Элен протянула руку, и тыльной стороной ладони почти невесомо коснулась лба князя. Температура ещё была, но уже не такая, как полчаса назад, и эта мелочь несказанно обрадовала княжну.
- Жар ещё не спал, так что полежите спокойно, – девушка намеренно не ответила на последнюю фразу Владимира, чтобы не давать развития теме. С другой стороны, Элен прекрасно знала, что теперь от этого разговора она не уйдет. Не сегодня, так завтра. Или когда князь совсем уже поправиться. Так или иначе, им придется об этом поговорить.
Однако предстоящий разговор и всё прочее больше не пугали княжну Элен так, как раньше. Просто теперь она поняла, что есть вещи гораздо страшнее. Впервые в жизни девятнадцатилетняя девчонка встретилась со смертью, и только один Бог знает, какое чудо сохранило жизнь князю. Так что, да, по большому счету, всё остальное неважно. Сейчас ведь главное, чтобы Владимиру стало лучше.
- Я… вы… – начала было Элен, но поняла, что просто не может оформить мысли в цельную фразу. Необычно для такой болтушки, как маленькая княжна. Ей очень хотелось рассказать именно этому человеку обо всем, что было на душе в это мгновение хотя бы потому, что никто больше просто не поймет. А ещё потому, что именно он имел самое прямое отношение ко всему происходящему в душе Элен. - Простите. Быть может, однажды я смогу вам рассказать…
Элен улыбнулась и отставила таз в сторону, заметив, наконец, что так и не отпустила руки Владимира.

Несколько раз Элен уже собиралась было остановить эту речь Владимира, которая сейчас не имела абсолютно никакого смысла, и только лишь причиняла страдания и боль и без того слабому князю. Но что-то её останавливало. То ли это ощущение того, что Неверовский не хочет, чтобы его прерывали, то ли собственное желание услышать продолжение его слов. Вернее, это было именно последнее, но княжна бы вряд ли призналась бы в этом даже самой себе.
Девушка терпеливо выслушала князя, не сводя глаз с его лица, улавливая каждое движение, каждый отблеск тщательно скрываемых страданий. Ей было не по себе. Когда же Владимир приступил к последней части своей речи, Элен и вовсе насилу смогла унять дрожь в руках, да и то лишь потому, что князь мог почувствовать.
- Я вас не ненавижу, – Элен покачала головой и как-то невесело улыбнулась. Как же может она ненавидеть его, если самые страшные минуты в жизни пережила, держа его за руку? Молилась за его жизнь, плакала от собственного бессилия, и думала, что просто сойдет с ума, если прогнозы хирурга сбудутся… Нет. Ненавидела она не его, а другого князя Владимира Неверовского, навязанного отцом, который был для неё самым омерзительным человеком на свете. Одним из тех дворянчиков, которым ничего в жизни не надо, кроме безупречной репутации, денег, да жены из хорошей семьи. Но он оказался вовсе не таким.
И вот теперь, тот самый призрачный жених здесь, и он просит княжну стать его женой. Не требует, а именно просит. Это действительно поразило Элен, и она подумала, что услышь отец, стоявший за дверью, слова князя, немедленно бы кликнул корабельного батюшку и потребовал повенчать свою дочь и Неверовского сей же час. Но Владимир не спрашивал мнения Григория Петровича, он спрашивал её. А это было странно, очень странно для девушки, привыкшей думать, что её судьбу однажды решат за неё, и все, что она может – это сопротивляться, сколько хватит отчаяния.
Трусом, он считает себя трусом. Взрослый мужчина, видавший столько, что барышне в девятнадцать лет и не снилось, гораздо лучше знающий жизнь и людей, встречавшийся лицом к лицу и со смертью, и с человеческим страхом… со всем худшим и лучшим, что есть в этом мире. И вот он считает себя трусом. А как же относится к себе ей? Тем более, что ответа на его предложение она не находила, как ни старалась.
- Вы хотите, чтобы я стала вашей женой? – Элен впервые за долго время отняла свою руку от руки князя. - Я не знаю, что ответить вам… потому что не знаю, захотели бы вы этого, не будь той договоренности между нашими отцами.
А ещё потому что не знала, что именно чувствует к этому мужчине. Владимир ей дорог, это бесспорно. Но дорог в качестве кого? Чтобы найти ответ на этот вопрос нужно время, и Элен даже не могла предположить, сколько именно. Но ведь сейчас она должна была что-то сказать…
- Владимир, вы – один из самых достойных людей из всех, что я когда-либо встречала. Я бы сочла за честь стать женой такого человека, но я не знаю… И вот теперь она по-настоящему испугалась окончания своих мыслей. - … люблю ли я вас? Смогу ли когда-нибудь полюбить?
Вот в это самое мгновение впору было бежать прочь из этой каюты, бежать без оглядки, как можно дальше, где никто не найдет. Но Элен только отвела взгляд от Владимира, уставившись в полки с книгами.

Княжна удивленно повернулась к Владимиру, не веря своим ушам. Она не хотела ненароком задеть или обидеть князя, думая, что её слова могут прозвучать весьма оскорбительно. Но Неверовский, напротив, улыбался ей, слабой, но, абсолютно точно, настоящей улыбкой. И, если теперь он действительно переведется на Балтику, Элен постарается узнать его как можно лучше. И тогда, возможно, что-то и поменяется в их жизни.
В каюту вошел Григорий Петрович. Он выглядел весьма мрачно, что, впрочем, не было таким уж нетипичным для князя Вяземского видом. Элен просто выслушала отца, кивнула в ответ, сказав лишь:
- Тогда, если вы не против, отец, я еще останусь.
Григорий Петрович, разумеется, был очень даже против, хотя и сказал обратное. Да и взгляды его говорили лучше любых слов. Один из них, особенно цепкий и строгий, выхватил из пространства руку дочери, сжимающую пальцы князя Неверовского. Это было, конечно, неприлично, вызывающе и прочее в этом духе, но Элен даже не подумала отстраниться. В конце концов, это - её отец, он знает свою дочь лучше других. Знает, что она не умеет притворятся. Знает, что она никогда не оставит близкого человека.
Сказав всё, что хотел, Григорий Петрович покинул помещение, и Элен улыбнулась. Неожиданно легко и весело.
- Отец, наверное, никогда не устанет напоминать мне, сколь отвратительно моё поведение. Но ничего не поделаешь...
Ей было ужасно интересно, считает ли Неверовский её поведение неподобающим барышне, но спрашивать о такой глупости вовсе не хотелось. В конце концов, Владимир отчего-то казался человеком, с которым можно забыть на время о церемониях и просто побыть собой. Той княжной Элен, которой она не могла быть в присутствии отца и общества. - Что ж, это дорогого стоит. И не дает ли это надежду на то, что однажды мне искренне захочется прожить всю жизнь с ним?..
- Знаете, я вам верю, - неожиданно вернулась к прерванному разговору Элен, - В конце концов, разве не вы сегодня на моих глазах сделали невозможно - победили смерть? Вы сдержали слово. Спасибо вам за это.
Только сейчас княжна поняла, как бесконечно благодарна Владимиру за то, что он остался жив. Именно сейчас исчезли все сомнения насчет грядущей ночи и прогнозов врачей. Она знала, она чувствовала: всё самое страшное позади. Владимир избавил её от страшной участи, от ужасных мук, которые терзали бы душу и отравляли бы всю оставшуюся жизнь Элен, закончись всё трагически.
- Может, вам что-нибудь нужно? - девушка встала, ощутив себя наконец достаточно сильной, чтобы хоть на минуту отойти от постели Владимира. Опасность миновала, прошла в невероятной близости, сильно задела, но миновала; и теперь ему нужна была забота. И, может, это выглядело несколько самоуверенно и даже неприлично, но Элен ни за что и никому не доверила бы эту заботу о князе. Во-первых, потому, что всё еще ощущала за собой вину, а, во-вторых, потому что просто чувствовала именно так. Так подсказывало сердце, которому она, всё-таки, привыкла верить.