Элен подошла к книжной полке и сняла с неё самую левую тетрадь. Открыв первую страницу, княжна обнаружила, что это был дневник князя Неверовского. Это показалось ей удивительным: Владимир доверил ей свои мысли, свои ощущения и историю своей жизни. Сама бы она вряд ли позволила кому бы то ни было прочесть свои записи, если бы вела их. Но она не вела. Никогда не считала, что чувства стоит доверять бумаге. Им место в сердце.
- Ваш дневник… – княжна улыбнулась, повернувшись лицом к князю. - 1825 год… Вам было тогда… лет двадцать?
Девушка с интересом пробежала глазами первые пару предложений. Владимиру действительно тогда было двадцать или около того, то есть почти столько, сколько сейчас было Элен. И ей стало жутко интересно, каким же был князь тогда, когда в его жизни ещё не было пережито и увидено столько многое. Она захотела узнать, как он стал тем человеком, которого видела сейчас княжна, через что прошел и как чувствовал окружающий мир. Всё это – в её руках.
Княжна Вяземская присела на стул подле постели князя, и начала читать. Она читала не очень громко, неторопливо, чтобы успевать улавливать суть событий и отслеживать ход мыслей молодого Неверовского. И с каждой новой страницей, с каждым новым словом Элен всё больше и больше поражалась тому, что явственно видела что-то общее между собой и тем мальчишкой, что приехал в Англию, разругавшись с отцом. Девушка читала о его первых впечатлениях о Туманном Альбионе, о первых плаваниях и боях, о декабрьском восстании и его друзьях, чьи судьбы оно так жестоко искалечило.
Да, сейчас он, конечно же, уже не тот. Давно не мальчишка, ищущий свое место в мире, а мужчина, нашедший своё призвании в шуме волн и скрипе мачт. Но память ведь – потрясающее свойство, данное человеку. Она не позволяет забыть, как лепился характер, формировалось мировоззрение. Возможно, Владимир не считал Элен взбалмошным ребенком именно потому, что слишком хорошо помнил себя и свои ошибки.
Княжна не замечала, как летит время. Она листала страницу за страницей, возвращая князя в то время, когда ему было всего двадцать лет, и вскоре начала понимать, что сама начинает видеть перед собой картины прошлого, никогда не бывшего её настоящим – так искренне и страстно описывала рука юноши дни того 1825 года.
Тетрадь кончилась неожиданно. Элен просто перевернула страницу, надеясь прочесть ещё, а увидела лишь пожелтевший оборот обложки. Девушка закрыла дневник князя и положила его себе на колени. Ей многое хотелось теперь сказать, но она лишь с улыбкой промолвила:
- Это просто потрясающе. Мне никогда не доводилось читать ничего подобного… словно я тоже всё это видела.
Элен знала, что у отца тоже когда-то был дневник. Там, должны были быть скрыты описания его славной молодости, разгрома Наполеона и того же декабрьского восстания, женитьбы и рождения детей. Однако почему-то княжне казалось, что папенька никогда бы не смог быть столь откровенным. Или просто жизнь так до неузнаваемости меняет людей? Но Владимир же… он другой, но, в то же время, что-то подсказывало Элен, что в этом человеке осталось что-то от того двадцатилетнего мальчишки с судна «Глазго». Иначе он просто бы не дал ей прочесть свой дневник.
- Знаете, я бы хотела однажды прочесть всё, – Элен с улыбкой обернулась и взглянула на книжную полку, где стоял целый ряд воспоминаний и наблюдений князя.