Вновь оказавшись за дверью кабака, Лита закрылась рукой от снега, брошенного злым ветром в самое лицо, и нахмурилась. Мерзнущие в ожидании господ извозчики с разинутыми ртами глядели вслед двум парам санных полозьев, наискось пересекавшим просторный двор. Поправляя покрасневшей рукой тяжёлую шаль, девушка обернулась к брату:
- Ну, сразу расскажешь, за каким чёртом здесь оказался, или старого Тагара дождёмся?
- Я ж сказал, управился раньше, - буркнул цыган, опустив голову. Так прекрасно начавшийся день заканчивался хуже некуда. Он не хотел ссориться с Туманским, но, видит Бог, Тагар не оставил ему выбора. Драгомир мог стерпеть оскорбление, относящееся к нему (что тоже весьма спорно), но сестру в обиду не даст. Мужчина поплотнее запахнул тулуп и, нагнав сестру, обнял за плечи точно боялся, что она вот-вот исчезнет. Злющая, строптивая, но единственная и любимая всем сердцем. Не было ему души ближе сестриной. Едва он вспоминал перекошенную рожу Сумарокова и пьяный маслянистый взгляд, как по спине пробегали мурашки.
- Не говорил ты ничего, - возразила девушка. - Это я ещё днём узел связала, как знала, что до утра не досижу.
- Поехал бы вечером к Туманским, да вот захотел… - Договаривать он не стал, а лишь махнул рукой, мол чего уж там. Осознание того, что Ягори теперь ему не видать как своих ушей, неприятно копошилось в голове.
- А ты и не рада? – Притворно насупился Драгомир и, тем не менее, на разукрашенном лице появилась тень улыбки. - Зря значит, пряники покупал, - вздохнул цыган, - И от Сашко его лучшие пожелания нес… - Во взгляде, брошенном на сестру, появилась тень лукавства. Едва они повернули за угол, как мужчина заметил скучающего извозчика. То ли ждал кого-то, то ли находился в глубокой печали, а еще вероятнее в большой зависти к своему более удачному конкуренту, что увел у него из-под носа благородную компанию во главе с со слугой ненавистного графа.
- Радовалась бы, кабы с Туманскими не разругались, - вздохнула девушка.
- Я к Туманским не пойду. Подожду у ворот, когда вещи заберешь, - упрямо повторил он, - Я сказал, что ноги моей у них не будет, - в голосе послышалась бессильная злоба, - ее и не будет.
Не слышала она, что он говорил. Не слышала, как поносил их отца. А слышала бы - не вздыхала бы так, а скрипела зубами от злости. Нет, прав он был. Проживи он этот вечер заново, ничего бы не изменил. Брови цыгана по обыкновению устремились к переносице, прокладывая на лбу заметную морщинку, да и губы уже не смеялись, а вытянулись в упрямую тонкую линию. Заметила ли это сестра в такой темени, Мирек не понял.
- Ну, не пойдёшь и ладно, сама схожу... Может, ещё и за извозчиком самой сбегать?
Мрачное лицо на миг блеснуло лукавством, но Лита опустила глаза, переминаясь с ноги на ногу, будто в самом деле готовилась бежать к пустующим саням.
- Беги, - щедро позволил братец, но отпускать от себя Литу не спешил, лишь прибавил шаг. Но не удалось удержать сестрицу, когда та вывернулась и припустила к опешившему извозчику. «Вот, поди, потом докажи, что пошутил», - усмехнулся цыган, всё еще пребывая в мрачном настроении, но начиная немного оттаивать рядом со своей вечно мрачной сестрой. Даже Кунаевы порою глядя на них диву давались. Вот вроде всегда с похоронными рожами, али с такою мордою будто сейчас гадость скажут, а едва встретятся, как тут же их что-то освещает изнутри, будто небесное светило им и без надобности, ибо собственное есть, что живет в душе.
Две пары валенок глухо застучали в утоптанный снег, платок сбился с волос на плечи, и Лита фыркнула, на бегу сдувая прилипшую к искусанным губам прядку. Извозчик неодобрительно заворчал, потянулся к кнуту, но, увидев девушку, успокоился: возле Красного кабачка лихие люди озоровать не осмеливались, за версту обходя офицеров и иную благородную шваль, да и не потащит никто на гиблое дело девку, ожесточённо рассыпающую тропачки у самых лошадиных боков.
Рожа извозчика производила благоприятное впечатление, особенно после того как с нее слетела ухмылочка сделав владельца серьезным и деловым. Цыган хотел было помочь сестре взгромоздиться на сани, но Лита и сама прекрасно с этим справилась. Мирек лишь оставалось объяснить мужику, куда их нужно отвезти и сбить заломленную цену.
- Так что Сашко, не разучился ещё у пьяных бар "радужные" таскать? Не пришибли ещё голопятого? - Лита отбросила концы шали на спину и вцепилась крытую кошмой лавку, чтобы не упасть ненароком.
- Да чего ему сделается? – Начал оттаивать мужчина, - Он как уж вертлявый, - тонкая линия губ дрогнула в улыбке, - но Михеич его всё таки выгнал, - с явным наслаждением выдал знакомого Драгомир таким тоном, будто держал пари и выиграл.
- Ох... – мечтательно протянул цыган, усевшись рядом с сестрой, - видела бы ты какого красавца Арсений Захарыч прикупил. Нам бы такого!
- Вот иди и целуйся со своим Арсений Захарычем, - сварливо отозвалась девушка, нелюбезно умытая снежной крошкой из-под санных полозьев. - Где я тебе жену найду с волынниковскими конями? Разве что на дочери его женишься.
- Тьфу на тебя! – Расхохотался цыган. – Мне его дочери даже с конями не нужны.
Против Марфы да Машки он ничего не имел против. Ладные, беленькие и веселые девицы, но они ему и даром не нужны были. А той, что была нужна, не видать ему как своих ушей.
- А Арсений Захарыч скорее дочь замуж сбагрит, нежели коня отдаст. От него хоть прок есть - на скачках первые места брать будет! - а с них один убыток, - улыбнулся кузнец, снимая рукавицы и отдавая сестре, которая по его разумению должна была уже замерзнуть. Коротко хмыкнув, Лита сунула кисти в рукавицы и прижалась к брату, под тёплый, всегда пышущий кузнечным жаром бок. Морозов и не сопротивлялся, а с удовольствием прижал сестрицу к себе поближе, чтобы ей не так зябко было.
- Пускай возьмёт сначала, а там посмотрим, - посулила девушка Миреку. - Говорят, призовых коней к татарам водят, те петушиное слово говорят, и летят золотенькие, вороные-чагравенькие, как на крыльях.
- Знаю я их это слово, - хмыкнул брат, который хоть и с уважением относился к ихним торговцам, а всё же за глаза не мог удержаться от шпильки о колбасе и добром загоне. После же Мирек продолжил расписывать достоинства волынниковского коня, а затем и рассказывать про верблюда, которого якобы, по словам Сашко продавали на базаре.
- Говорил, что губищи у него как у Михеича и плюётся так же, - весело заявил цыган ни на грош не веря в слова Сашко, но желая развеселить приунывшую сестру.
В споре о волынниковских конях, которых Лита в жизни не видела, но знала, что Мирек зря клячу какую расхваливать не будет, дорога пролетела незаметно. Уже в городе шувани, возмущённо размахивая руками, всё-таки потеряла одну из рукавиц, но останавливаться, чтобы найти улетевшую одёжку, не стали: надо было уехать от Туманских до возвращения хозяев.
- Да и черт с ней, - отмахнулся Драгомир. - Она старая уж была. Изнутри молью побитая. Брал-то с собой, чтобы не жалко было, коли сопрут.
Говорил он весело, а у самого на душе было поганое предчувствие, что не весь свой гнев вылила на них судьба сегодня. Цыган не верил в дурные приметы, но всё равно ничего не мог с собой поделать.
- Я здесь подожду, - упрямо заявил кузнец, застывая на месте и давая понять, что дальше его ноги не ступят. С этого места хорошо был виден дом Туманских, а большего ему и не нужно было.
- Дэвла... Дом-то тебе чем не угодил, - пробормотала Лита, выбираясь из саней и послушно шагая к дому. Но стоило подойти к двери, как та распахнулась настежь, а шувани кубарем скатилась с невысокого крыльца.
- Совсем ополоумели, форитка? - Выплюнула Лита пополам со снегом. - Чтоб у господ все кошели прохудились, а мехметкин Зумрат первый приз взял!..
- Авэла, чаёри, - бухнуло над головой, и девушка едва не раскрыла рот от изумления: из сеней вышел дядя Вася из тульской родни.
- Лачо бельвель, дядя Вася. Откуда ты здесь? Случилось что?..
Драгомир так и остался стоять на месте нахохленный как воробей. Но смотрел цыган вслед сестре совсем не по-воробьиному. Ему не терпелось наконец-то убраться отсюда. Нет, он не боялся гнева Тагара, просто на душе было так противно, что даже на дом смотреть не хотелось. Глупо было упрямиться и не ходить туда лишь потому, что якобы Туманский запретил. Но мужчину совсем не волновало, как это выглядит со стороны, и поэтому он лишь смотрел вслед сестре, которой в очередной раз за вечер не повезло. «Шувани», - хмыкнул Мирек, растянув губы в улыбке, но на месте стоять не стал, медленно направившись к дому. Вдруг кто обидит ее? Хотя внутренний голос как обычно говорил, что его сестру обижать только себе в убыток. «Дядя Вася?» - удивился Мирек узнав в мужике родича и насторожился. Какого лешего его принесло в Петербург, Мирек не мог взять в голову, но шестое чувство не сулило в его визите ничего хорошего. И словно в подтверждение этому вечернюю тишину переулка разверз нечеловеческий крик, в котором с трудом узнавался голос сестры. По спине пробежал холодок, а по рукам пробежали мурашки. Цыган больше ждать не стал, а тут же бросился к дому Туманских, наплевав на гордость.
Лита выла громко, надрывно, на одной тяжёлой, продирающей до костей ноте. В сенях заголосили спешащие на выручку цыгане, вскинулись собаки, хлопнула дверь в соседнем дворе, а девушка всё сидела в сугробе, вцепившись в воротник собственного полушубка так, будто хотела его оторвать.
- Что за беда такая?
- Вот голосит, дура бестолковая!
- Молчи!
- А что честным людям спать не даёт?
- Отец у ней умер.
- Кто умер? Бахтало?
- Горе-то какое!
- Вот и его смерть прибрала... А ведь какой кофарь был!
- Ну, девка, ну горазда орать!
- Воды ей, что ли? Так весь город перебудит!
- Мёртвого на ноги подымет, да зря старается...
Маленькие кулаки били в обледеневшее крыльцо, кто-то перехватил руки, оттащил её в сторону, немилосердно тряся за плечи, и Лита поневоле замолчала, прикусив язык. Рот затянуло густой кровью, глаза защипало, и холодный воздух вспорол горький крик обезумевшей от потери дочери:
- Дадо, дадо, дадо-о!..
Драгомир ни разу не слышал такого голоса. Да и не голос это был, а самый настоящий вой. Вой полный тоски и горечи. Так воют только загнанные в угол звери и люди, потерявшие что-то очень дорогое. Что-то такое, с чьим исчезновением исчезает и часть души. Он не узнавал собственной сестры, но уже чувствовал, что случилось что-то непоправимое. Мирек хотел тут же растолкать толпу и потребовать объяснить, что же случилось, но повисшая в воздухе фраза заставила его замереть на месте. «Отец у ней умер». Каким будничным тоном это было сказано! Он помнил, как умирала мать и помнил бабку, что даже на смертном одре умудрялась командовать и давать советы. Мирек помнил слёзы на глазах отца, когда тот пытался их скрыть ото всех. Помнил как тихонько выла в подушку бабушка, когда умерла мать. Но то горе было заключено в стенах их маленького дома и не вынесено на обозрение. А сейчас это видели все. Он знал, что сейчас начнут причитать и жалеть, и хорошо если среди этих жалельщиков найдется хоть парочка тех, кому действительно был дорог их отец.
- Дайте пройти, - не громким и не своим голосом сказал он, проталкиваясь к голосящей Лите. Не позволит он ей изводить себя на радость остальным и Туманским. Драгомир подошел к ней сзади и поднял за плечи, разворачивая и прижимая к себе. Драгомир подошел к ней сзади и поднял за плечи, разворачивая и прижимая к себе.
- Тише, тише, - чуть слышно сказал он, проводя рукой по волосам, - не здесь.
Мирек хотел тут же увести сестру, но вспомнил, что она так и не забрала своих вещей. Оставить Литу одну он не мог, но и без вещей им не уйти. А цыганки всё стояли и стрекотали, обсуждая чёрную весть.
- Полно вам голосить, - рыкнул на них Морозов, - лучше б принесли сестрин узел, чем глотку драть, - зло бросил кузнец скалящим зубы бабам. - Ноги нашей здесь не будет.
Последнее уже было сказано негромко, но из-за внезапно повисшей тишины, прозвучало как гром среди ясного неба, вызвав у цыган и негодование (где это видано хозяина поносить), и сочувствие (совсем от горя тронулись). Но противиться не стали и пенять на грубость тоже, а бросив ответные злые взгляды (босяки таборные, а гонор, как у бар!) вынесли цветастый узел. Мирек, принял его из рук девчушки, имени которой он не помнил и продолжая, прижимать к себе сестру, сказал всё тем же деревянным голосом:
- Авэньти, дядя Вася. Не будем медлить.
Пост написан Морозовыми Ltd.
+
"Радужная" - ассигнация в сто рублей.
Дэвла - Господи
Форитка - городская цыганка
Авэла, чаёри - Хватит, девочка.
Лачо бельвель - Добрый вечер.
Кофарь - барышник
Авэньти - давайте
Отредактировано Лита (2014-10-11 21:39:08)