наряд;

В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек...
— Фёдор Тютчев

Тонкие бледные пальцы плавно скользят по китайскому шелку, - нежнейшая ткань цвета спелой вишни. Взгляд слегка рассеянно падает на затейливые узоры, вышитые золотой ниткой, и губы отчего-то складываются в легкой полуулыбке. Ткань приятно ластится к телу, мягко заключая в свои ненавязчивые объятия. Чудесное одеяние, - наверное, и сам маскарад будет не менее хорош. Даже несмотря на то, что этим вечером предстоит завершиться пусть и недлинному, но бесконечно приятному этапу её жизни.
— Voilà!  Vous êtes éblouissante, madame la princesse, —горничная-француженка только что закончила укладывать её длинные цвета воронового крыла волосы в причудливую прическу, идею для которой подала молоденькая портниха в ателье madame N. Кажется, она сказала, что так убирали волосы знатные женщины империи Цин в начале прошлого столетия, и, вероятно, мода в Поднебесной с тех пор не слишком изменилась.
— Merci, ma chère. Vous êtes libre, je vais terminer moi-même, —княгиня Алина Николаевна Репнина, облаченная в наряд китайской женщины знатного рода встает с мягкого сидения, и окидывает свое отражение в зеркале довольным взглядом. Все же, хорошо, что кому-то пришло в голову устроить вместо обыкновенного бала столь интересное событие. Теперь лишь не терпится взглянуть, что наденут светские модницы.
— Comme vous voulez, madame. Девушка вышла, а Алина, еще на мгновение задержалась у зеркала в тяжелой раме, и, взяв на ходу со столика веер, тоже покинула комнату, думая, что карету уже подали, и Петр, наверняка, ждет внизу.
— Прости, любовь моя, я задержалась, —сладко пропела княгиня Репнина, спускаясь с лестницы. По её тону, как это часто бывало, нельзя было сказать, шутлив он или серьезен, а потом Петр Александрович лишь изобразил на лице некое отдаленное подобие улыбки, и подал супруге руку, дабы проводить до кареты.

***
Войдя в залу под руку с мужем, Алина на секунду остановилась, разглядывая открывшееся взору великолепие. Просторное светлое помещение было богато убрано в китайском стиле, и уже было полно гостей, надушенных, напудренных и разряженных в пестрые одежды. Придворные дамы сменили тугие корсажи и пышные юбки на ханьфу и ципао, а мужчины напоминали ожившие иллюстрации из одного учебника по истории древних цивилизаций, что князь Измайлов когда-то привозил своей дочери из Англии.
—Превосходно, ты не находишь? —княгиня взглянула на мужа, успев приветливо улыбнуться прошедшей мимо графине Бобровской, с которой училась вместе в Смольном.
— О, я вижу madame la grande-duchesse, следует поприветствовать её, —Алина, чуть приподняв брови, воззрилась на мужа, который, кажется, только что хотел предложить то же самое, только вместо Великой княгини Елены Павловны использовать имя одного из тех почтенных генералов, что стояли у ближайшей стены и, кажется, не совсем удобно чувствовали себя в костюмах китайских воинов, так отличных от русских мундиров.
— Ты знаешь, я простой военный, и общество особ императорской крови не для меня. Странно, но Алине всегда казалось, что даже невинная ирония из уст её мужа звучало как-то… недобро. Помнится, на заре их супружества, молодую княгиню это иногда пугало, теперь же Алина иногда ловила себя на мысли, что так, пожалуй, даже лучше. По крайней мере, отец сумел выбрать ей мужчину с твердым характером.
— Как пожелает мой достопочтенный супруг, —Петр запечатлел беглый поцелуй на руке супруги, — Только, Бога ради, будь осторожен: фрейлины нынче слишком легко увлекаются офицерами, пусть даже отставными.
И, обнажив свои прелестные белые зубки в улыбке, Алина Николаевна поспешила удалиться, предоставляя супругу провести вечер в приятной беседе с кем-нибудь из сослуживцев, или же во флирте с какой-нибудь прелестницей. Так почти в каждое их появление на большом балу, и лишь время от времени (исключительно для сохранения приличий), князь и княгиня Репнины танцевали вместе пару туров вальса.
Алина собиралась было отыскать в толпе одну из своих приятельниц, - то бессознательно пыталась она оттянуть тот момент, когда разыщет в толпе наследника российского престола, дабы объявить ему, что не смеет более принимать знаки его внимания. Нет-нет, она вовсе не передумала, и даже не осознала с роковой внезапностью, что не в силах отпустить Александра, - подобные объяснения всегда давались Алине с трудом, ибо нет зрелища менее приятного, чем агония любви, пусть и мимолетной.
Но она не успела совершить задуманное, ибо Александр сам нашел её. Княгиня едва ли не вздрогнула, услышав за спиной знакомый голос, принадлежавший цесаревичу, а после, протянув ему руку для поцелуя, успела заметить, что «лишние» несколько мгновений, что задержались губы Александра на её коже, по-прежнему были исполнены тонкого, волнительного очарования.
— Ваше Высочество, — Алина улыбнулась, глядя в голубые глаза наследника, и осторожно высвободила пальцы из его руки. — А Вы как всегда чудовищно галантны.
Действительно, Александр был одним из самых обходительных мужчин, что приходилось Алине встречать в своей жизни. И, что таить греха, ей льстило его внимание. Особенно, в те моменты, когда ловила она подозрительные взгляды фрейлин, что так отчаянно стремились привлечь внимание Великого князя.
— Я рада видеть Вас, Ваше Высочество, – наконец, произнесла Алина, не отводя глаз от наследника.

Её душа была сотворена для сильных чувств. По крайней мере, так самой Алине казалось всю жизнь. Она нелегко привязывалась к людям, но, если такое случалось, то это было навсегда. Дружила с единицами, но так, что до гробовой доски. И ненавидела так же – с кровью этот яд прогоняла по венам через все тело. Кажется, в этом списке не хватает только любви, такой, чтобы, как в Писании, была «крепка как смерть», не находите? Вот только в жизни Алины Николаевной Репниной это место было занято страстью. Так было легче, почти совсем не больно, - только и знай, что, словно танцуя, бросайся из одного пламени в другое, и вовремя уходи, пока оно не обратилось в пепел.
Из романа с наследником российского престола могла, пожалуй, получится красивая история. В ней было бы до неприличия много клише: «будущий император», «его поданная», «замужем», «долг перед Отечеством», «не могут быть вместе»… Да, и впрямь, много. Но, все же, наверное, только такая любовь и могла увлечь Алину, с головой захватить и заставить забыть о собственном эгоизме, возведенном в абсолют. Быть может, именно поэтому, лишь завидев в голубых глазах Александра признаки искренности, этого вопиющего нарушения правил дворцовой жизни, Алина и решила в один вечер завершить то, что еще не успело начаться.
Не ответила на приглашение, лишь белую руку протянула, позволяя императорскому сыну увести себя в центр зала, туда, где уже кружились пары. Это был во всех отношениях странный вечер, и не только потому, что русский двор был одет по китайской моде прошлых столетий, так что, пожалуй, не случится ничего ужасного, если она украдет еще несколько минут этого чарующего ощущения, что не покидало её в обществе Александра.
– Вам замечательно идет военная форма, Ваше Высочество, даже китайская, –наконец, нарушила молчание Алина Николаевна, и в её фразе не было ни лести, ни смущения. Ей просто захотелось сказать именно это, возможно, чтобы попросить прощения за то, что так скоро высвободила руку из пальцев наследника при приветствии. А, может, и по другой причине: в конце концов, Алина слишком редко сознавала себя виноватой хоть в чем-то.
В словах снова возникла пауза, но она не ощущалась так явственно теперь, когда они слились с толпой танцующих, где всякий окончательно лишался надежды узнать и риска быть узнанным. Алина чувствовала достаточным лишь слегка улыбаться, не отводя и не опуская глаз. Кто-то бы из дам, наверняка, бы сказал, что это всё неправильно и глупо, и что негоже отказываться от ухаживаний будущего государя, тем более, когда тот молод и хорош собой. Княгиня наградила бы дурочку презрительной усмешкой: негоже видеть императора в мужчине, когда можно увидеть мужчину в императоре.
– Какое чудо, что наших мыслей не могут слышать посторонние, – подумалось вдруг, и Алина улыбнулась: то ли своим размышлениям, то ли мужу, с которым на мгновение пересеклась взглядами, и от которого сей же момент почти что демонстративно отвернулась.
– Вы знаете, Ваше Высочество, я здесь, конечно, потому, что хорошей жене полагается всюду следовать за супругом, – из её уст это звучало неплохой шуткой, пожалуй, – Но в большей степени потому, что я хотела Вас увидеть и… поговорить.
–Ох, Алина, ты вполне могла бы потерпеть до конца вечера, чтобы не портить такое блистательное действо, – собственный голос с привычными нотками едкой иронии раздался в голове, и княгиня на мгновение сжала пальцы на плече Александра. Всего лишь на мгновение, а после снова улыбнулась. На этот раз не ему, - самой себе.

Она любила нравиться людям, это правда, но куда больше ей нравилось разбивать сердца. Лет с шестнадцати, с тех пор, как впервые осознала свою внешнюю привлекательность, Алина Николаевна развлекалась тем, что очаровывала мужчин, а после, когда чувствовала, что жертва загнана в капкан, легко и непринужденно указывала несчастному на дверь, не оставляя ни малейшей надежды на взаимность. Эта невинная забава спасала от скуки и добавляла пикантности в непростые отношения Алины с супругом, да и со светским обществом, в целом, а потому она никогда не видела ничего зазорного в том, чтобы играть чужими чувствами. Лишь только однажды она задумалась о том, что делает кому-то больно, но то было давно, и то была другая Алина, - маленькая, влюбленная глупышка, которая очень дорого заплатила за свою слабость.
Ждала ли она объяснения от Александра? Скорее, просто знала, что оно последует. Потому что уже хорошо знала мужчин, и потому, что слишком хорошо знала (впрочем, как и весь двор), как легко наследник престола бросается в пучину чувств. Для него, наверное, и слова-то эти ничего не значат уже давно, но, все же, что-то заставляло Алину одновременно хотеть их услышать и желать не допустить этого. Пожалуй, Александр был лучше них, лучше тех, других, которых она жалеть не привыкла. И, наверное, он заслужил чего-то большего, чем глупое кокетство фрейлин его маменьки, или легкомысленная игра замужней женщины.
Она, не противясь, позволила цесаревичу вывести себя из залы, -  в конце концов, публичные сцены – это так избито и вульгарно. Лучше сбежать от чужих глаз в полумрак небольшой комнаты, одной из множества, пустующих во время большого торжества, и с улыбкой подождать, пока Александр затворит за вами дверь.
- Да, хотела, – отвечает Алина, но медлит с продолжением, чувствуя, как Александр сжимает её пальцы в своих. А, может, это все – вздор, напрасные сомнения? Почему не пленительному чувству увлечь себя? Почему не дать Александру шанса? Пусть даже из этого не выйдет ничего путного, что она ещё может потерять? - Воля Ваша: говорите, Ваше Высочество.
Ах, нет, вспомнилось вдруг лицо Андрея, и показалось на мгновение, что Его Высочество имеет какое-то фатальное сходство с молодым князем Вяземским. Алина чуть вздрогнула, и снова высвободила пальцы из теплых ладоней Александра, думая, что зря пришла, и, тем более, напрасно позволила ему начать этот разговор. Можно было просто исчезнуть из дворца на месяц-другой, до тех пор, пока место в его сердце не заняла бы очередная красавица. Но нет, тогда Алина не была бы собой.
- Хотя нет, не стоит, – в следующее мгновение выдохнула княгиня Репнина, встречаясь взглядом с наследником, и тут же отворачиваясь от него. - Я знаю, что Вы хотите сказать, Ваше Высочество, и не думаю, что Вам следует это делать.
Она уперлась взглядом в плотно зашторенное окно, словно разглядывая в нем ночной сад, скрытый гардиной, однако спиной, обнаженной кожей плеч ощущала на себе колючий взгляд Александра, который, вероятно, был поражен внезапной сменой настроения Алины. Несколько раз хотела было развернуться, бросить ему в лицо «прощайте» и унестись стремительно обратно, в залу, к мужу – куда угодно. Но она ведь не была сентиментальной барышней, что убегает прочь. А потому лишь вздернула гордо подбородок и с легкой улыбкой, которую, впрочем, Александр не мог видеть, негромко спросила:
- А сейчас Вы позволите мне уйти, Ваше Императорское Высочество?

Его резкое «нет» вспарывает повисшую всего лишь на несколько мгновений тишину. Алина не вздрагивает, не делает ни шага, ни жеста, только чуть устало прикрывает глаза, думая, что зря позволила этому фарсу состояться. Хочет повернуться, бросить ему в лицо что-нибудь очень ядовитое и непозволительно-дерзкое по отношению к будущему император, но отчего-то передумывает. При нынешних обстоятельствах это ведь тоже стало бы своего рода атрибутом дешевой драмы. А такого княгиня Репнина себе позволить не могла.
- Что Вы, не стоит извинений, – всё же не смогла сдержать ноток недоброй иронии в голосе, когда Александр, обойдя её, встал напротив, и по лицу заскользил пытливый взгляд его голубых глаз. - À la fin des fins, Вы – мой государь, а я – лишь смиренная поданная. Возможно, с её губ могло сорваться еще с десяток подобных фраз, - Алина так хорошо умела их находить, так, чтобы сделать больно, унизить, задеть самолюбие, - да все, что угодно. Но Александр был уже слишком близко, и невыносимое благородство его черт заставило её замолчать, и, широко распахнув синие глаза, смотреть на него, чувствуя, как по коже медленно расползается тепло его дыхания.
- Если бы Вы были мне совсем безразличны, я бы не пришла. Она усмехается без малейшего намека на шутливость. Ведь правда, людей, не волновавших её, княгиня Репнина никогда не удостаивала своим вниманием. Например, тот красивый преображенец, что нынче вечером, когда Алина под руку с супругом появилась в бальной зале, подошел засвидетельствовать своё почтение князю Репнину. Он ведь не думал, что дошедшие до Алины слухи об определенного рода неприятностях, постигших его по её вине, тронут душу княгини настолько, что она совершит нечто большее, чем холодно поприветствует, машинально протягивая руку для поцелуя?..
- Сейчас Вам, кажется, что Вы влюблены, – Алина почти что ласково касается пальцами щеки юноши, - Но, поверьте, это лишь иллюзия. А, даже если, и так… Это пройдет, поверьте. Как проходит всё в этой жизни.
Княгиня улыбается, на этот раз совсем иначе, - с каким-то еле различимым оттенком теплоты. Её вдруг поразила та искренность, с которой Александр смотрел на неё. Он ведь так обласкан женским вниманием, избалован им, и где-то глубоко внутри осознает, что может получить любую красавицу, какую только пожелает. Сколько у него их было? Если верить слухам, больше, чем о том позволяют говорить приличия. И неужто с каждой он такой? Коли так, Алина позавидовала бы ему – право, в этой жизни лучше сгореть до тла, чем перегорать с завидным постоянством.
- Надеюсь, я не имела несчастья обидеть или оскорбить Ваше Высочество, – она отдергивает пальцы от его лица и отходит на пару коротких шагов назад, чтобы своею близостью, пусть даже и невольной, не дать Александру повода думать, что всё это – всего лишь хитрая игра, затеянная женщиной, чтобы сильнее разжечь страсть в мужчине.
Теперь только выслушать, вынести то, что он пожелает сказать в ответ. Ведь Алина прекрасно сознает, что Александру никогда не хватило бы благоразумия позволить словам женщины быть последними в этом разговоре. Что ж, сейчас уже все равно. Пусть говорит. Она больше не позволит надежде в его груди затеплиться с новой силой.

Ждала ли Алина от Александра обычной реакции отвергнутого влюбленного? Едва ли. Но то, как переменился он в один миг, сделавшись вдруг почти спокойным, её удивило. Она не стала отвечать на сказанное им, даже не кивнула в ответ и не подняла руки, чтобы жестом просить его остановить этот ненужный поток бессмысленных слов. Не меняя выражения в лице, не улыбнувшись даже княгиня стояла и ждала, пока Александр закончит, облегчит душу и даст ей возможность уйти.
Он так и сделал. Нервно усмехнулся и, глядя ей прямо в глаза, сказал, что она может быть свободна. Но не сразу. Прежде, чем этой последнюю фразой поставить точку в короткой истории их мимолетного увлечения друг другом, Александр стремительно шагнул ей навстречу, в одно движение покрыв то небольшое расстояние, на которое Алина отступила от него несколько мгновений ранее. Приблизился и сжал в объятиях, оставляя на губах княгини сладкий привкус своего прощального поцелуя.
Алина не оттолкнула его, но и не обняла в ответ, не стала целовать, а лишь позволила губам Александра касаться своих, без удивления, но с некоторой долей сожаления признаваясь себе в том, что не чувствует ровным счетом ничего. Ведь, если бы и были у неё чувства к наследнику, пусть бы и спрятаны они были на самом дне души, сейчас они должны были бы открыться. Но того не случилось. И спасибо Господи, что избавил от такого мучения.
- Мне не за что прощать Ваше Высочество, – негромко произнесла Алина Николаевна, когда Александр отстранился. Её губы чуть дрогнули, и она улыбнулась. Ни веселья, ни грустной меланхолии не было в выражении лица княгини, - только лишь спокойная теплота, которую редко кто замечал в строгих чертах этого бледного лица.
«Теперь Вам и правда лучше уйти» - именно этих слов и ждала Алина. - Вы правы. Не сводя голубых глаз с лица цесаревича, не склонив чуть головы, как велят приличия, княгиня слегка присела в реверансе, и промолвила напоследок:
- Мне, наверное, не должно говорить этого, однако я искренне желаю счастья Вашему императорскому Высочеству.
И снова она не солгала. Пожалуй, откровенности на сегодня – более, чем достаточно. Алина ведь её вообще не жаловала, но Александр заставил быть с ним честной. Слишком благороден, слишком искренен, слишком горяч, - ужасно опасный набор качеств для мужчины, а, тем более, - для будущего самодержца. И да поможет ему Бог на этом нелегком пути.
Не говоря больше ни слова, Алина повернулась спиной к цесаревичу и обычною для себя неторопливой, плавной поступью направилась к двери. Пальцы коснулись прохладной поверхности дверной ручки, и княгиня на мгновение остановилась, как будто думая обернуться и сказать что-то еще. Но не двинулась. Слегка закусив губу, улыбнулась себе, и повернула ручку. И еще через пару мгновений услышала, как за спиной с легким шорохом от сквозняка закрылась дверь.