Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи,-
Любуйся ими - и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,-
Питайся ими - и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,-
Внимай их пенью - и молчи!
Ф.И.Тютчев
На Петербург спускался теплый, но немного ветреный вечер, когда из дома на Аптекарском переулке выбежала женщина, кутаясь в шаль. Её черные, как смоль, волосы были расчесаны на прямой пробор и были увязаны на затылке в низкий узел так, что волосы прикрывали уши. На ее тонкой шее красовалась  золотая цепочка тонкой работы. Подобрав платье из темно-вишневого люстрина, женщина села в экипаж.
Вот уже несколько дней, Эмилия  не находила себе места. Предложение князя было для нее словно гром среди ясного неба. В ее голове до сих пор не укладывалось как такое возможно. Она помнила, как не могла и слова вымолвить и лишь испуганно смотрела на Сергея Максимовича. Шумно вдохнув воздух, она побледнела и опустилась на диван.  Лишь через несколько минут тягостного молчания она смогла лишь хрипло вымолвить, что ей нужно немного времени, дабы все обдумать. Тогда перед ее глазами стоял лишь теплый мартовский день и лист гербовой бумаги. Испанка до сих пор не могла понять, что случилось после разговора в библиотеке. Тогда Эмилии казалось, что счастье близко, и они снова смогут стать семьей с графом. Но не случилось и не сбылось. Пришел март и слово «развод» прогремело над ее головой, со всеми его последствиями. Очень быстро по гостиным столицы распространилась «невероятная» новость о разводе, казалось бы неженатого, графа и двери многих гостиных для нее закрылись.
Женщина, коснулась занавески и посмотрела на улицу, где жизнь текла сама по себе. Ей же казалось, что ее жизнь стояла на месте. «Не плакать», - сказала она себе, поправив на коленях свой пухленький дневничок. Впервые она решилась дать его почитать постороннему человеку. И это решение ей далось нелегко, но она не желала, чтобы призраки прошлого продолжали разрушать ее настоящее и будущее. И выход здесь был лишь один: рассказать все будущему супругу, если только после этого он не откажется от своего предложения. «Расскажу ему все и будь, что будет», - с горькой улыбкой сказала она Керолайн сегодня, - «он мудрый человек и все поймет. Я надеюсь, что поймет. В нас уже нет той слепой страсти, что лишала нас с Эдуардом рассудка восемь лет назад. Он все поймет. Я уверена», - сказала испанка и выпорхнула из дома, чтобы отправиться в особняк Елагиных.
Срок, который дал ей князь, подходил к концу послезавтра, но она решила не ждать ни минуты, и пока решимость не покинула ее отправиться к Сергею Максимовичу.
-Барыня, приехали, - раздался низкий и чуть хрипловатый голос Василия Евграфовича, их престарелого кучера, которого у Эмилии просто не поворачивался язык назвать только по имени. Закутавшись в шаль, женщина вынырнула из кареты, и глухо стуча каблучками по камням, быстрым шагом направилась к особняку. У самых дверей Эмилия остановилась и глубоко вздохнула. Ее сердце билось словно пичужка в клетке и было готово выпрыгнуть из груди в любую секунду. «Что я делаю глупая. Вся моя жизнь пойдет прахом, если расскажу», - говорила она самой себе, но внутренний голос говорил ей, что все и так уже разрушено и пора возводить стены крепости заново, - Просто отказать без объяснений. Отказать. Так, все останется по-старому и никому не будет от этого плохо, -   но внутренний голос снова спрашивал ее о том, действительно она хочет оставить все как есть. Нет, она не хотела. Не хотела остаток своей жизни прозябать в одиночестве под пристальными и осуждающими взглядами. Она не хотела вновь и вновь думать о том, что у них с Эдуардом не все еще потеряно, что он простил и вот-вот вернется к ней. «Нет, этого не будет. Никогда. Он сжег все мосты еще зимой и пути назад нет» - подумала женщина и постучала.
К счастью, князь оказался дома и согласился ее принять. Слуга проводил ее в гостиную (или где мы там с вами?) )и оставил дожидаться Сергея Максимовича. Время тянувшееся, казалось ей вечностью, и баронесса уже не чаяла, что эта пытка тишиной когда-нибудь закончится.  Она стояла у окна и всматривалась в пустоту и сжимала, чуть подрагивающими руками, свой дневник. Испанка смотрела в окно и не видела ничего. Лишь тот день, когда князь сделал ей предложение проносился у нее перед глазами. «Нет. Это невозможно. Я просто сплю. Вот сейчас я проснусь и все будет по-прежнему», - говорила себе Эмилия становясь еще бледнее, чем была.
Она, вздрогнув, обернулась, услышав шаги. Ее глаза, полные тревоги и страха перед неизвестностью остановились на лице князя.
- Сергей Максимович, - сдавленным, каким она от себя не ожидала, голосом проговорила женщина. Сделав глубокий вздох, она продолжила, - простите, что я вот так внезапно свалилась на вашу голову, но я не в силах более ждать, - ее голос чуть дрогнул, - мне нужно с вами поговорить, и я не уверена, что после нашего разговора, - она опустила голову и принялась теребить дрожащими руками свой дневник, - вы захотите, чтобы я стала вашей женой. Эмилия снова подняла свой испуганный взгляд на князя.

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
А.А. Ахматова

Он внимательно ее изучал, словно пытаясь понять, чего же ждать от ее визита, а она стояла перед ним ни жива, ни мертва и лишь смотрела на него испуганным взглядом. «Как он к этому отнесется?», «Что скажет?», «Что будет дальше?» Вопросы так и роились в ее голове.
-Я не захочу? А Вы уже решили, что хотите? –  усмехнулся князь, и Эмилия еще шире распахнула испуганные глаза, перестав теребить несчастную книжицу. «Он смеется! – с горечью подумала испанка, чувствуя, как  ладошки становятся влажными, - я должна была догадаться, что после этого скандала…»
- Вы уже смеетесь, - с горечью в голосе произнесла баронесса, чье застывшее лицо уже не выражало эмоций. В экипаже, по дороге сюда, женщина боялась расплакаться, но сейчас она чувствовала, что даже если бы захотела, то не смогла выжать из себя не слезинки. Увидев эту усмешку, (чему он усмехался? Собственным словам  или тому, что она так легко поверила в возможность их союза?)  скользнувшую по его губам, женщина, стиснув пальчиками дневник, хотела уже убежать из этой комнаты и дома, но вошедший неожиданно слуга на время смешал ее мысли, заставив остановиться. Раз она сюда пришла, то скажет все, иначе всю жизнь будет терзать себя за это.
Князь предложил ей сесть на софу, сам же сел в кресло и предложил чаю. Эмилия нехотя согласилась, присев на указанное место, расправив складки платья и чинно сложив руки на коленях, поверх дневника. Однако не притронулась к чаю, боясь дрожащими руками опрокинуть горячий напиток на себя. 
-О чем же Вы хотели мне рассказать? Кажется, самую большую Вашу тайну уже все давно знают. И если меня не смутило это, то, что же должно заставить меня передумать?
- Вы снова смеетесь, Сергей Максимович? – она подняла на него грустный взгляд, - Я понимаю, что при моем нынешнем положении… - она осеклась и опустила взгляд. Князь Елагин действительно один из немногих, кто ни словом не попрекнул ее с тех пор, как одна из тайн стала известна всей столице, - Я долго думала, прежде чем решилась на сегодняшний визит... – она не знала что говорить и начала нервно теребить цепочку одной рукой. Еще ожидая князя в гостиной, она знала, а сейчас, словно все слова вылетели из ее головы, - Если все, что вы сказали – правда, то я не смею утаивать от вас всего и должна рассказать. Вернее… - Эмилия положила книжицу на стол и подвинула ее к князю. На ее губах скользнула горькая усмешка,  - она расскажет все  за меня. Раньше она никому не позволяла читать его. Испанка помнила, как  была зла, когда подумала, что граф прочитал его. Но здесь? Она сама отдавала его в руки Сергею Максимовичу. Нет. Отчего-то в ее душе с каждым мгновением  становилось, все меньше волнения и его место занимала пустота, цепкими лапками отвоевывая себе все больше места. Испанка гордо вскинула голову и, поймав взгляд Сергея Максимовича, сказала:
- Я не хочу, чтобы меня снова однажды назвали лгуньей…Поэтому читайте. И какое бы решение вы не приняли после, я смиренно приму его, - все с той же горечью в голосе и печалью во взгляде, сказала она.

Подошла. А волненья не выдал,
Равнодушно глядя в окно.
Села, словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.
Быть веселой — привычное дело,
Быть внимательной — это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?
Утомительный гул разговоров,
Желтой люстры безжизненный зной,
И мельканье искусных проборов
Над приподнятой легкой рукой.
Улыбнулся опять собеседник
И с надеждой глядит на нее...
Мой счастливый, богатый наследник,
Ты прочти завещанье мое.
А.А.Ахматова

Ее мысли, ее чувства, ее жизнь – всё это хранила в себе пухленькая книжечка с пожелтевшими от времени страницами. Женщина помнила историю каждого пятна, каждой смятой или вырванной странички. Каждая запятая или неверно написанная буква рассказывала свою историю. Иногда это была веселая история, иногда полная романтичных надежд, а иногда наполненная печалью. Эмилии всегда казалось, что человек читающий чужой дневник подобен вору, влезающему в дом. Он так же лезет туда, куда путь закрыт, где его совсем не ждут. Странно, но давая князю дневник в руки и говоря «читайте» Эмилия не чувствовала ни негодования, ни трепета… Она не чувствовала ничего. Как-то в мгновение все это в раз казалось ей таким незначительным, по сравнению с тем, что ее могло бы ждать не появись в ее жизни этот человек. Чужой человек, незнакомый, но с первых минут знакомства показавшийся родным. Что она знала о нем? Что он вдовец и отец двух придворных сплетниц? Об этом знала вся столица. Нутром она чувствовала, что на этой душе, как и в ее, тоже немало тайн, но будет  ли он так же честен с ней? В груди кольнуло и она тревожно вздохнула. Эдуард всегда молчал. Молчал и она безумно ревновала, изводя себя, не зная что думать о его внезапных исчезновениях. Будет ли сейчас так же? Возможно. Но будет ли она себя изводить также, как девять лет назад? Вот это уже вряд ли. Она не девятнадцатилетняя девочка, не видевшая ничего кроме мрачного отцовского дома и нахмуренных бровей сумрачного супруга. «Придет время и сам все о себе расскажет. А если нет, так тому и быть»
- Эта красавица, - со светлой улыбкой на грустном лице, произнесла испанка, кивнув на акварельную миниатюру в руках Сергея Максимовича, - моя мама. С белого листа бумаги на них смотрели большие, черные глаза, ярко выделявшиеся на бледном худом лице.  В груди снова кольнуло. Перед ее глазами снова стояло лицо матери: спокойное с грустными глазами. Назад возвращалось все, словно и не было этих лет, словно не было сказано всех слов, которые меняли жизнь. Перед  ее глазами снова с стояла залитая солнцем терраса и жарки воздух снова окутывал ее словно пледом.
- Вы уверены, что хотите, чтобы я все это прочитал? – спросил ее князь и Эмилия грустно улыбнувшись своим мыслям,  согласно кивнула. Этот вопрос  был задан из приличия, как считала испанка. Сама по себе ситуация напоминала ситуацию, когда ребенку показывают кусок  торта и спрашивают: «Будешь?». Ее дневник, явно был таким куском пирога для князя Елагина, иначе, зачем бы она явилась к нему сегодня так внезапно? 
Он все же открыл дневник и принялся читать. «Глупая, очень ему будет интересно читать твои дифирамбы бывшему мужу», - ехидно фыркнул внутренний голос. Но она это не слушала, а вновь перенеслась на десять лет назад, даже не обращая внимания на реакцию Сергея Максимовича на первые строчки. В те жаркие дни, которые так  часто снились ей во снах, когда она просыпалась в белых стенах больницы. Дрожь пробежала по ее телу и она вздохнула. 
- Вероятно, мне когда-нибудь придется выучить испанский, раз я собрался на Вас жениться,- с улыбкой произнёс он и, поднявшись с кресла, обошел столик, на котором стыл забытый чай, чтобы сесть на софу рядом с Эмилией. Она проследила за ним взглядом и с легкой, чуть грустной улыбкой произнесла:
– Тогда нам с Керолайн нельзя будет секретничать, если вы не передумаете.
Сергей Максимович сидел рядом с ней, указывая на запись в дневнике. Конечно, как она могла забыть, что некоторые записи (те, что на испанском) он может не понять.
- Но сейчас Вы не переведете мне несколько предложений? Взгляд указал на последние строки записи за 27 октября 1832 года, прочитав которые краска бросилась ей в лицо. Хоть это было и давно, но ей было все же неловко читать оды бывшему супругу, человеку, который собирался стать ее мужем. 
- О.. там ничего интересного, - немного смутившись сказала Эмилия, - глупые девичьи восхищения взрослым мужчиной… но если вы настаиваете…- она вздохнула и прочитала тихим, чуть дрожжащим голосом:
- Зачем мне свобода, если рядом нет его? Если я не могу почувствовать его руку рядом, если я не смогу увидеть его чарующих черных глаз, что взяли меня в плен, практически без боя, в первую нашу встречу.  Зачем мне все это без него? -  Следующие записи тоже содержали испанский язык, но она не могла вымолвить ни слова. Снова кольнуло в груди то, что казалось благополучно забытым. Слишком тяжело она переживала эту потерю и не могла пережить до сих пор. Лишь князь своим обществом, в эти месяцы,  понемногу возвращал ее к жизни.
- Вот это, это и это, - она тыкала пальчиком в записи, - можно не читать. Это оды Эдуарду… Николаевичу, но если хотите, то я переведу, - она, вскинув бровь, вопросительно взглянула на Сергея Максимовича, надеясь, что всё же он не заставит ее читать это вслух.

"Ей хотелось ощутить к нему презрение, потому что пока она его
только ненавидела, она ещё была слишком близка к любви и знала это"
Сомерсет Моэм "Узорный покров"
Эмилия никогда не думала, что сможет полюбить так, что не сможет думать ни о ком, кроме него, полюбить так, что сможет забыть себя, посвятив всю свою жизнь ему. В каждом знакомом она пыталась найти его черты и находила. Она не верила, что когда-нибудь он подарит ей чуть больше внимания, чем симпатичному предмету мебели. У юной баронессы Монтеррей никогда не было недостатка в поклонниках, но она отказывала всем и высмеивала каждого второго. Молодые наследники, графы, виконты и бароны.. кого только не было среди них, но все ей были скучны до скрежета зубов. Эдуард совсем не был похож на них: спокойный, молчаливый, задумчивый… С таким быв пору заскучать, но нет, Эмилия искала его общества.
Как это было давно и в тоже время, те дни вспоминались ей  так, словно это было с месяц назад и никак не раньше. Она помнила до подробностей тот день, когда Эдуард сделал ей предложение и до сих пор не могла понять, как человек, клявшийся ей в любви верил кому угодно, но только не ей. Он словно искал причин ненавидеть ее и страдать самому. Может это был особый вид мазохизма? Ей этого было не понять. Тогда она, ослепшая от любви и непонимания безуспешно билась в закрытую дверь. Ее отталкивали, но она снова принималась за свое, свято веря в то, что граф Шереметев одумается. Не одумался, не простил, не захотел слушать, и жизнь двух людей полетела под откос, но она продолжала верить и ждать. Год за годом испанка просыпалась с мыслью о том, что может сегодня это случиться, но не случилось. Прошло восемь лет и Эдуард, снова чуть приоткрыв дверь в свое сердце, захлопнул ее перед самым носом Эмилии. Захлопнул громко и окончательно. Но сейчас ей было не так больно, как много лет назад. Сердце продолжало саднить, но женщина могла терпеть. Терпеть и делать вид, что ничего не случилось и она только рада свободе…
Эмилия задумалась и даже забыв переводить неизвестные фразы, совершенно не замечала, что читает князь. Князь, появившийся в ее жизни так внезапно. Он стал спасительным кругом для ее измаявшийся души. Он ее понимал, он ее не осуждал… Нет, она не строила иллюзий насчет него, она видела в нем лишь достойного человека редких качеств и дорожила им, даже больше чем другими знакомыми.
-Что случилось между вами с Эдуардом? Он решил, что Вы изменили ему? И этот перерыв на два года в дневнике и визиты доктора… - прервал ее размышления князь. Женщина бросила беглый взгляд на страничку и, охнув, закрыла лицо руками.
- Мы любили друг друга, - наконец отняв от лица руки, безжизненным тоном проговорила она, опустив взгляд вниз, - Ревновали, обижались, ругались… Боже, как все это тогда было глупо! Мы придавали значение ничтожным вещам и не замечали самого главного. Мы берегли безделушки и выкидывали ценности… Было всякое, но мы любили друг друга и я даже в мыслях не допускала о том, чтобы изменить. Он был для меня всем, - Эмилия положила свою руку на руку Сергея Максимовича и поймав его взгляд продолжила, - я понимаю, что вам это может сейчас неприятно слушать, но это было. И этих слов не выкинешь из песни, - она опустила взгляд и медленно убрала руку от князя, - Смешно… но он верил всем, кроме меня. Он даже не хотел меня слушать, когда я что-то пыталась объяснить, - Эмилия гордо вскинула голову и горько усмехнулась, - вокруг меня всегда было немало поклонников и каждая сеньора считала своим долгом создать очередную сенсацию. А он верил им, - еще одна горькая и в то же время презрительная усмешка исказила ее губы, - еще ходили слухи о том, что наш род полон безумцами. Этому он так же охотно поверил, - она опустила взгляд и тяжело вздохнула, - надо отдать им должное, в этой сплетне была хотя бы крупица правды... -она помолчала и неожиданно улыбнувшись,несколько нервной улыбкой, быстро проговорила, - Вы только не думайте, что он такой плохой. Нет, это во мне говорит обида. Тогда мы виноваты были оба. Аккуратно, придерживая дневник, Эмилия извлекла с его последних страниц старое пожелтевшее письмо, то самое, что зимой обнаружил Эдуард и положила его на дневник.
- Прочитайте. Здесь написано то, что он не захотел слушать восемь лет назад. Я пыталась ему написать, но слова не шли. А отправить это письмо у меня так и не достало духу. Но он все же прочитал его этой зимой. Помните тот день, когда пропала Жаннет?
Пока князь не решил, что делать с письмом, баронесса ответила на последний его вопрос:
- Я была на излечении. Я не сильна в медицине, и признаться, те годы прошли для меня как в тумане. Но было это связано с нервным расстройством, - она горько усмехнулась, - у мамы было то же самое, что не удивительно при таком муже, как барон Монтеррей, - она снова задумалась. Эмилия не хотела говорить о том, как они расстались с Эдуардом. Это было настолько личным и настолько больным, что касаться этого было страшно, - Все это произошло после того, как  Эдуард меня покинул… - Эмилия снова посмотрела в глаза Сергею Максимовичу и срывающимся голосом сказала, - простите, но я не в силах рассказывать о том расставании и о пребывании в тех стенах. Это тяжело до сих пор.. быть может когда-нибудь … если вы еще захотите со мной разговаривать, - горькая улыбка скользнула по ее губам, - но не сейчас. Это слишком тяжело. Простите. , - она снова опустила взгляд и стала нервно перебирать цепочку, еле сдерживая слезы.

Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не всё, что здесь цвело, увянет,
Не всё, что было здесь, пройдет!
Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать.
Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца всё претерпел.
Ф.И. Тютчев
«Дева Мария, помоги!» - в мыслях взмолилась Эмилия, в очередной раз нервно дергая цепочку. Что ей делать, если ее выставят из этого дома она не знала.  Ехать в Европу и начать жизнь с чистого листа там, где ее не знают?  Давать уроки живописи, нежится на теплом итальянском солнышке или пить кофе в Париже… Перспектива была  заманчивой, но не этого ей хотелось. Как так вышло, что всего лишь за полгода она обрела столько приятных знакомств, порывать которые ей совершенно не хотелось, испанка не имела ни малейшего понятия. Милая Жаннет, страстная Симона, загадочная Алина, твердости чьего характера могли позавидовать мужчины, чудоковатое семейство Сумароковых, неугомонные Карницкие, утонченная Александра Кирилловна, мудрая Варвара Нелидова, галантный князь Неверовский, рядом с которым живо ощущаешь,  что Вальтер Скотт писал своих благородных героев с живых людей… Перечислять людей, которые полюбились ей за это время она могла еще долго, но ни чьим обществом (исключая подруг) она так не дорожила, как дорожила обществом Сергея Максимовича. Злые  языки бы сказали, что в том положении, в котором она оказалась, баронесса бы вышла и за черта лысого, чтобы вернуть себе положение в обществе.  Но стоило ли их слушать? Ее горький опыт говорил о том, что нет. Она не испытывала к нему того всепоглощающего чувства, что испытывала к Эдуарду. Но здесь было нечто иное, что ценилось ею гораздо выше. Здесь было уважение и душевная близость. Но сможет ли он ее понять и принять то, что она ему поведала, открыв душу? Или вышвырнет ее из своей жизни словно котенка?  Ей хотелось верить, что она в нем не ошиблась, но Эмилия смотрела на князя и видела, как нелегко ему это дается, видела как нем борются два чувства.
-Вы.. Вы и не обязаны мне это рассказывать,  - после тягостного молчания произнес Сергей Максимович, смотря на нее так, словно изучал.
- Обязана... Если хочу, чтобы призраки прошлого остались в прошлом, - прекратив теребить цепочку, отозвалась Эмилия, невидящим взглядом уставившись на какую-то точку позади князя. Она могла ничего не говорить, ведь он и вправду ничего не спрашивал. Но была ли она вправе позволять ему брать кота в мешке? 
-Я ведь не требую… - снова произнес он и замолчал. Эмилия больно закусила губу, дурная привычка от которой ей так и не удалось избавиться, и растерянно посмотрела на князя Елагина. Будет ли читать или он уже начитался на всю оставшуюся жизнь, да так, что и вовсе видеть ее не хочет. Она почувствовала, как по ее щеке катится слеза, а за ней другая, третья… Баронесса украдкой утерла ее, радуясь тому ,что Сергей Максимович не смотрит на нее. Слезы – вызывают либо жалость, либо гнев. Ей жене хотелось ни того, ни другого. Эмилия не хотела,  чтобы ее жалели, тогда, когда она совершенно этого не заслуживает, ведь она сама во всем виновата. Это она – творец своей жизни, а не кто-то другой. И значит это она в ответе за все свои поступки.
Эмилия вздрогнула от тихого звука, который произвело брошенное на стол письмо. Она не могла поднять взгляда на князя и не видела его реакции. Почему-то ей представилось, что его лицо пышет гневом и негодованием, его брови нахмурены, а губы искривились в презрительной усмешке. Отчего она так думала? Быть может потому, что вспоминала то, как Эдуард смотрел на нее восемь лет назад. О! На нее смотрели так, словно она была прокаженной или не смотрели вовсе. Почему сейчас должно быть иначе? Потому что она рассказала сама? Но ведь правда от этого слаще не становится. Она снова до боли закусила губу, напрасно надеясь заглушить  ту боль, что сжимала ее сердце.  «Это все. Это конец», - подумала женщина, снова принимаясь мучать несчастное ювелирное изделие. Будь в ее руках подушка или шаль, то на полу давно бы уже была горка корпии. Но вдруг князь коснулся ее руки и испанка, чуть не отшатнувшись от неожиданности , подняла на него испуганный взгляд. Он вспомнил их разговор и ее слова. Но Эмилия не могла ему ничего ответить, а лишь кивнула в ответ, снова опустив вниз заплаканные глаза. 
- … Но сейчас вы совершенно зря думаете, что я не захочу более разговаривать с Вами, - сказал он и Эмилия, широко раскрыв от удивления глаза не мигая уставилась на него.
- Князь… - только и смогла она вымолвить, продолжая смотреть на Сергея Максимовича, как на восьмое чудо света. Хоть и надеясь в душе на понимание, она ожидала чего угодно, но только не этого. Его рука по-прежнему сжимала ее пальцы, спасая ее цепочку, которую она уже давно непременно бы порвала. Женщина положила свою руку, поверх его и несколько раз кивнула, поджав губы и прикрыв глаза, из которых все еще текли слезы.

Жаркий огонь полыхает в камине,
Тень, моя тень на холодной стене.
Жизнь моя связана с Вами отныне,
Дождик осенний, поплачь обо мне.

Сколько бы я не бродила по свету,
Тень, моя тень на холодной стене.
Нету без Вас мне спокойствия, нету,
Дождик осенний, поплачь обо мне.
Булат Окуджава
Черное и красное, холод и огонь, ясная ночь и дым, сон и безумие - все это две стороны одной медали. Все это во мгновение ока пронеслось у нее перед глазами, слишком живо напоминая о прошлом. Эмилия как сейчас помнила ту холодную и негостеприимную комнату, трепещущую свечу и пронизывающий холод. Был ли это просто ночная прохлада или это был лед, что разделял их с Эдуардом. Почти два года они старательно строили эту ледяную стену, пока она  не стала настолько высока, что не стало слышно друг друга. События той ночи были для нее как в тумане. Она лишь помнила пустоту в душе и злость. Злость от того, что каждая ее попытка достучаться через эту стену, пропадала . Ее не слышали и что самое страшное – не хотели слышать. А потом был огонь. Как быстро шальная мысль захватила ее слабеющий разум! А всеь все было просто! В борьбе между льдом и огнем, чаще всего побеждает последний… Чаще всего.  Но на сей раз лед остался, а  надежда погибла. Порой, возвращаясь к воспоминаниям, некоторые наши переживания и поступки начинают казаться пустыми и даже смешными. Но не сейчас. Сейчас она сидела, сжимая руку Сергея Максимовича, словно хватаясь за соломинку и ревела в три ручья. Нужно было что-то ответить, но Эмилия не могла. Слезы, которые она не могла остановить, все больше душили ее. Она сидела с закрытыми глазами, не в силах посмотреть на князя и мелко дрожала всем телом. Когда Сергей Максимович, попытался освободить свою руку и ее цепких ручек, женщина, невольно задержав ее, всхлипнув, отпустила. Она и впрямь держалась за нее словно тонула. Тонула в водовороте жизни.
Эмилия вздрогнула и открыв глаза, непонимающе посмотрела на князя, когда тот аккуратно стал вытирать ее слезы. Ей стало невыносимо стыдно за себя и за свое недостойное поведение. Заявившись без приглашения и начав потчевать глупыми и неинтересными подробностями своей биографии, она кроме всего этого грозила затопить его гостиную! "Ему дочерей без меня что-ли мало? Еще и меня успокаивать.. О чем я думала придя сюда? О чем?" Она считала, что нужно было сразу отказаться. Но она не могла. Сама не понимала почему, ведь это так просто сказать "нет"! Отчего-то она знала, что не простит себе подобного.   
Испанка, тихонько всхлипнула и коснулась его руки, продолжавшей утирать ее слезы. Все это казалось ей каким-то неловким и она виновато улыбнулась. (Если бы она видела эту улыбку со стороны, то ужаснулась бы. Это было нечто неопределенно нервное, скользнувшее по ее губам и лишь на секунду замершее на месте. Эту жуткую картину дополняли красные глаза и такой же красный нос, шмыгающий самым неподобающим образом)
- Прошу Вас, не стоит плакать. Я… не знаю, не умею находить нужные слова в таких ситуациях, - рассмеялся он, точно ему было неловко от этого и Эмилия улыбнулась снова той же жуткой улыбкой. Когда же после этого вложил в ладони свой платок, женщина, все еще не находя слов, да и просто боясь, что начнет запинаться и заикаться, чуть сжала его руку и с благодарностью посмотрела на него. Если бы только можно было прочитать по взгляду все то, что осталось невысказанным! Понимал ли он как она ему обязана? И не тем, что сейчас он с ней нянчится словно с малым дитем, а тем, что только благодаря ему (сейчас она это отчетливо понимала) последние несколько месяцев не превратились для нее в нечто, что сносить было бы крайне тяжело. Его поддержка чувствовалась во многом.
- … И выбор по-прежнему остается за Вами, - он посмотрел на испанку, по ее мнению ожидая какого-то ответа, но женщина сидела словно сова, которую вытащили днем из дупла. "И я скажу "да", если намерения ваши останутся неизменными" – вздохнув подумала Эмилия. Он продолжил чтение, но баронесса не стала следить за тем, что он читает. Эмилия сидела, полуприкрыв глаза и монотонно перебирала в руках платок князя. Это успокаивало.
-И какие же слухи распространили длинные языки моих дочерей? – насмешливо сказал князь, вопросительно посмотрев на нее. Она совершенно забыла о том, что упоминала княжон! Эти сплетницы были ей неприятны, но он как-никак их отец и пожалуй подобное ему читать еще неприятнее, чем про ее бывшего мужа. Женщина открыла глаза и лукаво улыбнувшись, принялась загибать пальцы. Чтобы припомнить все слухи ходившие о ней, нужно было бы загибать пальцы и на руках, и на ногах. Эмилия склонялась к тому, что при этом пришлось бы занять еще чьи-нибудь пальцы. Загнув шестой палец и спутавшись, она возвела глаза к потолку и вздохнув сказала:
- Вы лучше у Полины Сергеевы и Виктории Сергеевны спросите, - снова лукавая улыбка, - мне всего и не упомнить. Она пожала плечами и опустила взгляд. Подумать только! Когда-то все это ее изрядно бесило, а сейчас рассмешило.
- До этого ответить у меня не вышло, - баронесса виновато улыбнулась, - вы сказали, что все это не влияет на ваше решение… - она запнулась и снова принялась нервно терзать платок, - и что выбор за мной… - женщина была готова поклясться, что то, как сейчас ее сердце колотится в грудной клетке, слышно на улице, - Если… - снова начала она и сорвалась, - если ваше решение неизменно… - она замолчала, словно желая набраться сил перед тяжелым шагом, - если хотите дочитывайте. Он в вашем распоряжении… - оборвав себя на полуслове, Эмилия с досадой сказала, - все не то… - она нервничала и от того начала говорить все быстрее, - мне стоило сказать, как я благодарна вам за ваше доброе отношение, за все, что вы для меня сделали и делаете. О том с какой теплотой и с каким уважением я к вам отношусь! О том, что если бы вы не были для меня тем, кем являетесь, я бы сразу ответила отказом, а не мучила столько времени, ни себя не вас. Но я же глупая либо реву, либо болтаю глупости! Вы можете читать или не читать – это ваше дело. Все мои мысли, все мои поступки - у вас в руках. И как с ними поступить – решать вам. А я… - она прервала поток своих слов и подняв на князя растерянный взгляд тихо сказала, - я приму ваше предложение...

Я говорю сейчас словами теми,
Что только раз рождаются в душе.
Жужжит пчела на белой хризантеме,
Так душно пахнет старое саше.

И комната, где окна слишком узки,
Хранит любовь и помнит старину,
А над кроватью надпись по-французски
Гласит: «Seigneur, ayez pitiй de nous».

Ты сказки давней горестных заметок,
Душа моя, не тронь и не ищи...
Смотрю, блестящих севрских статуэток
Померкли глянцевитые плащи.

Последний луч, и желтый и тяжелый,
Застыл в букете ярких георгин,
И как во сне я слышу звук виолы
И редкие аккорды клавесин.
А.А. Ахматова

На душе становилось тепло и томно, как и всегда, когда она находилась в обществе Сергея  Максимовича. Этот человек действовал на нее удивительным образом. Рядом с ним ей всегда было спокойно и казалось, что стоит только его о чем-то спросить - он тут же найдет ответ. Вот и сейчас, когда она не могла говорить, и была расстроена, князь сумел найти те слова, что вернули ей покой.   Те слова, от которых мятежная птичка ее души замерла, перестав метаться. Но пока князь Елагин продолжал читать, эта птичка испуганно поглядывала на него, словно не верила в то, что бури не будет.
Только сейчас Эми вспомнила, что в последние месяцы так часто упоминала Сергея Максимовича, что Керри даже шутливо интересовалась у нее, не влюбилась ли ее сестрица в еще одного почтенного мужа, который будь еще на пять лет постарше, то вполне сошел бы ей за отца. Эми же поначалу смеялась и прямо не отвечала ни на какие вопросы, касавшиеся его персоны, лишь позже огорошив маркизу известием о предложении князя. Сестра волновалась за нее и Эми ее понимала. Она и сама постоянно беспокоилась, как бы кто не разбил драгоценное сердечко ее сестренки.
Молча наблюдая за читающим князем,  Эмилия понимала, как должно быть ему неприятно читать о том, что она его не любит. Но ведь она его уважает и почти уже не представляет своей жизни без этого человека. Так ли уж этого мало? Слепая страсть сгорает полуночным огнем, оставляя после себя пепелище. Нужно ли им это? За себя испанка могла ответить не колеблясь: нет.
Князь все читал, а Эми наблюдала за ним и думала над его словами. Она знала что скажет, но не знала как. Монтеррей не читая, вместе с ним прочитывала последние страницы и ее сердце начинало колотиться. Он еще не отложил дневник, а она, безжалостно терзая цепочку, начала нести какие-то глупости, не зная как сказать всего одно слово: да. Да, она была готова принять предложение этого человека, который, не смотря ни на что, все еще желал сделать ее своей женой. Она говорила долго и в итоге сказала, что согласна, устремив испуганный взгляд на князя, словно боясь услышать его ответ… А ответом было молчание, очень испугавшее ее. Эмили сглотнула ком, вновь подступивший к горлу и еще более испуганным взглядом стала смотреть на князя Елагина. «Почему он молчит? Почему?!» - билось в ее голове.
-Я рад, - это звучало так, словно они только что заключили выгодную сделку. А чем, как не сделкой был этот грядущий брак? От этой мысли ей даже захотелось рассмеяться.  Она не собиралась его перебивать так же, как и он не перебивал ее, за что она ему была благодарна.
- Не обещайте, - почти шепотом сказала она, положив свою руку поверх его и заглянув ему в глаза. Видела бы бабушка Аделин, какие вольности допускает ее любимая внучка! - обещания имеют обыкновения не исполняться, - она грустно улыбнулась, тихонько сжав пальчики на его руке, - просто поступайте по совести, - она снова улыбнулась и убрала руку. На какое-то  время ей показалось, что они с ним поменялись местами, и она даже чуть успокоилась.
«И, слава Богу, что не похожи!» - так и хотелось крикнуть ей и рассмеяться, громко-громко и сказать, что повторение ее первого брака ей даже в страшном кошмаре захотеться не может. Эмилия хотела ему что-то ответить на это и как-то успокоить, но Сергей Максимович неожиданно, словно боясь, что она сейчас сорвется с места и убежит, отложил в сторону ее дневник и взял ее за руки, внезапно перейдя на «ты». 
- Господь с вами, Сергей Максимович! Да если бы я.. да если… словом не будь я уверена в этом… я бы не пришла сегодня сюда, - своим мягким с бархатными нотками, чуть дрожащим от волнения голосом сказала она, смотря из-под полуопущенных ресниц на князя. Ей отчего было неловко. Она хотела что-то сделать, но не могла. Любой ее жест сейчас, казался Эмилии вызывающим и неуместным, - я вам даже могу сказать, - она неловко улыбнулась, поднимая на князя взгляд, - раз уж вы принялись сравнивать себя с Эдуардом Николаевичем,- Эми понизила голос и добавила, - к слову, напрасно,- она снова улыбнулась и продолжила, - что сейчас, принимая ваше предложение, я гораздо больше в этом уверена, чем в восемнадцать лет. Она почти не лукавила. Тогда баронесса не знала, чего хотела больше: вырваться из ненавистного, отчего дома или быть рядом с любимым мужчиной. Эмилия высвободила правую руку и, поймав взгляд князя, коснулась его щеки:
- Лишь бы вы не пожалели, - она грустно улыбнулась, продолжая смотреть на князя.