Какой был у него взгляд! А как он говорил с ней! А какая она была дура, что решилась на такое! Знала бы об этом Аделаида Прокофьевна, непременно приказала бы протянуть ее розгами подобно дворовой, чтобы не повадно было думать о всяких глупостях да семью позорить. Она бы точно укорила бы Иру за такой поступок тем, что у нее есть младшая сестра, которую после такой славы никто замуж не возьмет. О! Она непременно помянет и папочку, которого удар хватит от такого поведения любимого чада. 
- Я надеюсь, на вашу честь и умоляю вас забыть все что здесь было и вернуть мои письма. Это было глупым верить и надеяться во что-то, -  голос графини дрожал, а подбородок подрагивал, говоря о том, что его обладательница сейчас разрыдается, - поклянитесь, что исполните мою просьбу. Поклянитесь! – срывающимся голосом лепетала девушка.
- Слово дворянина. Оооо.. снова эта ухмылка и кошачий прищур! Оооо... Он сегодня же вечером в Английском клубе будет рассказывать о глупой девчонке. Она чувствовала, что пропала и пути дальше нет. Она сама обрубила все мосты… Мосты!
- Пустите меня! –  уже сквозь рыдания проговроила Ирина, пытающемуся ее удержать Себастьяну, - пустите же! – повторила она и вырвалась. Девушка бежала не разбирая дороги по направлению к Екатеринискому каналу. Слезы застилали ее глаза и девушка то и дело запиналась то за кочку, то за веточку, то за собственное платье, которое было уже порядком испачкано и о котором она уже не думала. Ей казалось, что другого выхода у нее не осталось. Жить с таким позором – это было для нее хуже смерти! И не только для нее. Тень падет на всю ее семью. Сердце Ирен разрывалось от боли, понимая что она наторила и чем это грозит ее семье и ей. О нет! О себе она уже не так  беспокоилась! Сейчас ее даже не останавливало то, что ее похоронят за кладбищенской оградой без отпевания, без соборования, обрекая на вечные муки ада. Но что есть муки ада по сравнению с тем, что ее ждет в свете?  Люди – они как звери, даже хуже зверей. Они не прощают проступков, они осуждают за все, на что у них не хватило духу, за то, что они сами скрывают за семью печатями. Они клеймят и съедают заживо, превращая жизнь в простое и жалкое существование. Нет! Она не хотела такой жизни своей семье и себе. Бедная Танечка сама едва оправилась от скандала, в который ее втянули. И ведь тогда она даже не была виновата, а ее чуть не съели лишь на основании слов презренного человека! А вот и мост. Вокруг не было ни души, лишь редкий извозчик, лениво погонял свою лошаденку, проезжая мимо, да иногда попадались офицеры или слуги, бегущие по поручению. Но их было совсем не много.
Стуча каблучками,  Ирен пробежала мимо дельфинов остановилась на середине моста. Не чувствуя ног и дрожа всем телом, девушка медленно, шаг за шагом, стала подходить к парапету. Он не отрываясь смотрела на воду, казавшейся черной. Рука легла на холодную, чугунную поверхность парапета. Отсветы фонарей неровно играли на водной глади, из какого-то окна доносился романс:
Разгул - с отравленным вином,
Любовь - с поддельными цветами,
Веселье - с золотым ярмом,
И лесть - с сахарными речами...
Сильный мужской голос цеплял сердце, а слова – заставляли кровоточить сердце еще больше.  Она встала на цыпочки и перегнувшись посмотрела на черную воду.
Прощайте, глупые мечты,
Сны без значения, прощайте!
Другую жертву суеты
Игрой коварной обольщайте!
- Папа, Танечка, тетушка…. Не держите на меня зла… И простите если сможете. Она взглянула на небо и вначале одной ножкой, а затем другой, ступила на чугунные прутья парапета.

Отчего же нельзя вырвать сердце, когда оно так болит? Отчего нельзя провалиться сквозь землю, когда смотреть на мир нету уже никаких сил. Холодный ветер задувал с канала, но Ирина его не чувствовала. Сейчас она вообще ничего не чувствовала, кроме щемящей боли в груди. Она радовалась, что сейчас рядом никого нет и была бы ее воля, она бы заставила замолчать тоскливую песню, льющуюся откуда-то.
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Глинка, - поймала она себя на мысли. А ведь недавно только они с Танюшей разучивали новый романс и ноты, а тетушка, благодаря своему драматическому сопрано, так исполнила этот романс, что обе девочки под его конец сидели в слезах и от расстройства путали ноты. Ира бы улыбнулась при воспоминании о том, как после этого Аделаида Прокофьевна распекала их за испорченный романс, заставляя играть сызнова, но от этих воспоминаний стало еще противнее на душе. Романс на стихи Баратынского вызывал в душе Ирен легкую, но светлую печаль. Она всегда верила, что вне слов романса, если скрытое и светлое продолжение, но сейчас его слова звучали похоронным маршем всем ее мечтам и ее жизни.
Дрожжащей рукой, девушка подобрала подол платья, цепляющийся за чугунный парапет. Но она не успела через него [парапет] перелезть. Чьи-то сильные руки схватили ее за талию и потащили прочь от злосчастных перил моста. Ирочка за что-то зацепилась и туфелька, издав глухой “бульк” отправилась на дно канала, а мантилька, сползшая с плеч и зацпившаяся за чугунную завитушку, так и осталась висеть на ограде моста, одним концом валяясь в пыли мостовой. Девушка была словно тряпичная кукла. Она не сопротивлялась, а лишь глухо и горько спросила:
- Что вам от меня еще надо? Позора моего хотели? Вы его получили. Хотели чтобы я потеряла от вас голову? Вы и это получили, - она чуть повысила голос и добавила, - дайте хоть умереть спокойно! Человек, оттащивший ее от ограждения, повернул ее лицом к себе и Ира, подняв на него взгляд,  ахнула. Это был не Себастьян. Это был совершенно иной мужчина, смутно знакомый ей. Он сдержано улыбался, а графиня не знала, куда ей деваться. Ей хотелось провалиться сквозь землю, а еще лучше оказаться на дне Екатерининского канала.
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
Еще вчера она расценила все это как знак и мужчина непременно предстал перед ней принцем из сказки, который явился ее спасти. Нет, вчера она была счастлива и не знала, как дожить до сегодняшнего дня. Она торопила каждую минуту, желая ускорить встречу с мужчиной своей мечты. Как она была наивна и глупа! Чтобы на нее обратили внимания? Костя никогда не брал ее в расчет, называя младшей сестренкой, грецог… о герцоге она не хотела сейчас вспоминать. На красавицу-тетушку и то не обратили внимания, она так и осталась при семье брата незамужняя с племянницами вместо мопсов. А уж что говорить о ней? Глаза – как две большие лужи. Она даже не могла определить их цвет. И не серый, и не карий, а какой-то мутный и непонятный, похожий на болотную тину. Нос? Подбородок? О них и вовсе нечего вспоминать. Ко всему прочему она еще и дура, верящая в благородных рыцарей. Ирочка, запрокинув назад голову, нервно рассмеялась, вместо ответа на вопрос мужчины. Смеялась она над собой, над своей непроходимой глупостью и просто от того, что уже не могла плакать.
Над головой было все то же синее апрельское небо, откуда-то лилась музыка и все так же на дне канала лежал ее башмачок.
- Отпустите меня, - тем же грустным и безжизненным голосом сказала Ира, пытаясь сбросить руки мужчины со своих плеч, - зачем я вам сдалась? Зачем помешали? Она тяжело вздохнула, чувствуя, что второй раз уже не решиться на такой поступок. У нее не хватит духу. Она ругала себя за такую слабость, но в то же время думала, что если так случилось, значит так тому и быть, знать у судьбы на нее свои планы. Не выполнила она на этой грешной земле своего предназначения. Она вспомнила последние слова матери о том, чтобы она всегда была сильной, о том, что нам всегда дается ноша по плечам и ничуть не больше. Тогда Ирочка была маленькая и почти ничего из этого не поняла, не поняла так же как и то, куда делась мама и откуда в доме появилось вечно плачущее существо вовсе не похожее на человека.  Графиня мысленно укоряла себя за свое слабоволие и за то, что она так быстро сломалась, решив убежать от проблемы. Но может так все же было проще? Девушка обернулась, с невыразимой грустью во взгляде, посмотрев на мерцающий под звездами канал.

Отредактировано Ирина Строганова (2014-03-13 12:21:50)

Ирина была в замешательстве. Фрейлина совершенно не знала, как ей быть и что теперь делать. Темные воды Екатерининского канала по-прежнему манили девушку, и этот выход ей казался самым простым, но она знала, что на вторую попытку у нее не хватит духу, да и этот мужчина со своей назойливой сердобольностью скорее свяжет ее по рукам и ногам, чем позволит выполнить задуманное. «Себастиан, зачем же вы так со мною поступили? Зачем? Известное дело, чтобы посмеяться и приписать себе еще одну победу»
- Простите, мадемуазель,- начал свою отповедь незнакомец, клятвенно обещая не  читать нотаций. Однако, он, как и полагается мужчине, не сдержал своего обещания и начал читать ей проповедь, хуже которой она могла услышать только от тетушки.
- Вы уже мне их читаете, - резко оборвала она незнакомца, после  его слов о том, что она причиняет боль близким. Графиня явно давала понять , что не намерена продолжать подобный разговор. «Да кто он такой?! Он даже не изволил представиться», - подумала Ирен, даже не удосужившись вспомнить, что пять минут назад он спас ее от необдуманного шага.
Ирочка передернула плечиками, как только мужчина отпустил ее и возможно бы даже гордо вскинув растрепанную голову, зашагала бы прочь по мостовой. Вот только едва сделав шаг, графиня пискнула и закусила губу. Строганова забыла, что одна ее туфелька давно уже покоится на дне канала и сделав шаг, больно оцарапала босую ногу об острый камень мостовой.  Девушка стояла поджав одну ногу и затравленно смотрела по сторонам, обдумывая план отступления. Но назойливый незнакомец оказался слишком проворным и заботливым. Вот уже ее мантилька укрывала плечи, а мужчина продолжил испытывать ее нервы. «Завтра все будет иначе? Да что он знает? Что он может понимать? Он – мужчина! И чтобы он не делал, все будет идти во благо его репутации, как скандальной, так и нет. Что он может знать о ситуации подобной моей?» - думала графиня, искренне считая, что ни одна живая душа не в силах понять ее сейчас.
- Мадемуазель, вам нужно вернуться домой. Поверьте, завтра вы посмотрите на произошедшее совсем иначе. Скажите, где вы живете, и я отвезу вас. И прошу, не пытайтесь от меня сбежать - я все равно отыщу вас. Теперь, в какой-то степени, я чувствую себя ответственным за вашу жизнь, - заботливо произнес он. Вот только чьей-то ответственности за ее жизнь, Ирочке не хватало для полного счастья. Но кажется, отвязаться от него не было возможным. «Что делать?» -  думала девушка и с испуга перед тетушкой и отцом выпалила:
- Английская набережная, дом 35. Вы только графу ничего не говорите и графине, а не то они меня к м..мааменьке в уезд отправят! - Ирочка закусила губу и шумно вдохнув воздух, точно всхлипнув, опустила взгляд. Столько врать ей еще не приходилось. Она очень надеялась, что ложь выглядит правдоподобной, - Я Соня Стрекалова, компаньонка младшей графини Строгановой. Ничего более умного Ира не придумала, как назваться именем дальней родственницы. Называть свое имя, она не стала, не желая, чтобы ко всем прочим слухам добавились и те, где рассказывалось, что фрейлина Ее Высочества, чуть было не отдала Богу душу из-за несчастной любви. Танечка же, с того случая, не часто выходила в свет, а если и выходила, то всегда держалась подле тетушки. А сестренку она предупредит. А может и действительно предложит тетушке пригласить к ним Сонечку. 
- Вы.. вы ведь никому не скажете? – Ирен подняла взгляд на мужчину и посмотрела на него так, словно умоляла, словно не пообещай он ей этого, она тут же прыгнет с моста. Впрочем, в этом она уже была почти искренна.

Девушкой владели противоречивые чувства. Она не знала, что ей делать и как себя вести с неожиданным спасителем.  Ей бы его отблагодарить, а она кажется обидела. Ирочка из-под опущенных ресниц украдкой смотрела на мужчину и видела, что он начинает злиться и ей становилось все больше стыдно за себя. «Он не должен узнать кто я, но ведь когда-нибудь узнает и хлопот не оберешься, - с тоской думала девушка, - лучше бы дал утопиться» Она уже не понимала себя. Зная, что не сможет второй раз решиться на самоубийство, она все же продолжала считать это единственным выходом. От слов мужчины и вовсе становилось невыносимо. Он с таким укором напоминал ей о печальном событии минувших лет, что Ирочка едва сдержала слезы. Ведь и сейчас она пеклась о судьбе Танечки и ее вспомнила в минуту, казавшуюся последней. Она не чувствовала себя эгоисткой, но в душе понимала, что незнакомец прав. Но что тогда ей было делать? Что? Думать головой полгода назад, когда написала первое письмо? Вероятно. Но сделанного не вернешь, а как выпутываться сейчас она не знала.  Слабый луч надежды еще теплился в ее душе и графиня всем сердцем желала, чтобы то, что сказал герцог было лишь злой шуткой над ней. А сам он после сегодняшнего вечера забудет. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Я знаю, - с трудом выдавила из себя Ирина понурив голову. Храбриться у нее уже не было сил. Своим напоминанием о Танечке, незнакомец выбил из-под ее ног последнюю опору, - я… я думала так всем будет проще… - тихо пробубунила она себе под нос прихрамывая рядом с мужчиной по мосту.  Камни больно впивались в нежную ножку графини, но ее спаситель этого не замечал, поглощенный своей проповедью. Да и что, в самом деле, ему было за дело до заносчивой барышни, которая даже спасибо не сказала, а ведь она чуть было не лишилась жизни. Графиня с тоской смотрела на темные воды канала. Где-то там покоилась ее вторая туфелька. Как в старой сказке.. В полночь ее карета превратилась в тыкву, а сама она осталась ни с чем. Это было похоже на сказку, только страшную. Ее вторую туфельку  не принесет принц, а придется ей самой идти, разбивая ноги в кровь по мостовой. Что будет дальше? Она не хотела об этом думать. Ей было страшно.
- Обопритесь на мою руку, мадемуазель. Все-таки без жертв сегодня не обошлось - жаль, что ваша туфелька не может поведать вам о том, каково там, куда вы так стремились ... – он был зол и слова его кололись точно льдинки. Отчего-то Ире стало обидно, но все было правильно. По делом ей. Так и надо. Она сама была во всем виновата. Ирочка остановилась и, сняв вторую туфельку, (что толку ей от одной?) кинула ее в канал.
- Может она найдет свою пару и расскажет, каково там, - не отрывая взгляда от темных вод с тоской в голосе сказала Ирина. Она не приняла предложения незнакомца и не стала опираться о его руку, а лишь, задержав на нем свой взгляд, безразлично сказала «не нужно».
- Пойдемте, коляска ждет у моста. Я намерен довести вас до дверей дома. И не нужно так сверкать глазами! Если бы они обладали способностью испепелять и были бы столь же губительны, сколь прекрасны, то я давно уже был бы уничтожен.
- Если бы я была способна на это, то вам не пришлось бы оттаскивать меня от парапета, - со злой и горкой усмешкой сказала графиня, понимая, что не хочет ехать домой. Что она скажет отцу, увидь ее он в таком виде? А тетушка? Вот уж она умеет испепелять взглядом! А Ирен совсем не феникс, чтобы возродиться из пепла. Но ехать ей было больше некуда. Во дворец? Это было бы сравни самоубийству. «А разве не этого я хотела?» - поймала она себя на мысли и улыбнулась.
Незнакомец так настойчиво предлагал свою помощь, что сопротивляться и без того обессилевшей Ира не могла.
- Раз вы так настаиваете…- пожала она плечиками и подчинилась. Ирина не представляла как ей переступить порог собственного дома и что сказать… События сегодняшнего дня казались ей страшным сном. Одно только воспоминание о них бросало в дрожь. Ира сглотнула подступивший к горлу ком и остановившись возле кареты снизу вверх посмотрела на мужчину:
- М-м-мне д-домой нел-льзя…ч-что я скаж-жу? – она смотрела на мужчину глазами полными ужаса и с этими словами из ее глаз снова брызнули слезы. Она думала, что уже не может плакать, ан нет. Она попыталась еще что-то сказать, но ее губы некрасиво искривились и девушка поняла, что не сможет вымолвить не слова. Графиня опустила голову и отвернулась от незнакомца, уткнувшись носом в мантильку, чтобы тот не видел и не слышал ее слез. Ей и так было перед ним стыдно, а этого она бы не вынесла совсем, - в-вы зн-наете г-графа К-кон-нст-тина С-сумарооокова? – почти шепотом пролепетала она, запинаясь чуть ли не на каждой букве, - От-твезит-те м-меня к-к н-нему… пож-жалуйст-та. Как ей этого раньше не пришло в голову? Костя! Кто же еще ей поможет? Он ее наругает, накричит на нее, дурехой назовет, но отцу с тетушкой не выдаст и скажет, что ей делать.

Как же Ирочке хотелось провалиться сквозь землю! Чтобы на нее не смотрел этот пристальный взгляд, в котором трудно было прочитать: жалость это, презрение или вообще что-то совершенно иное. Впрочем, ни то, ни другое ее не устраивало, но жалости она была не достойна. Она сама виновата в своих бедах и заслужила бы это презрение. Но жалость? Жалость – унизительна, а тем более не заслуженная жалость. Костя бы не стал с ней долго разговаривать, он просто бы ее встряхнул и назвал дурой. Он вообще умел быть приятным с дамой. И за что его только любили? За что она его всегда любила? Поток этих мыслей прервал голос незнакомца, который так и не представился ей, назвав ее непривычным ей именем, на которое она не сразу и среагировала. Но все это можно было списать на ее расстройство. Она медленно обернулась и посмотрела на своего спасителя растерянным взглядом.  Он был прав в своем желании скрыться от глаз прохожих. Они становились слишком заманчивыми фигурами для досужих сплетен. И раз уж ей не дали утопиться, то не стоило давать лишних поводов для разговоров, которых и без этого будет слишком много. "Откуда же я его знаю? Его лицо настолько знакомо… – подумала Ира, поднимаясь в карету и опираясь на его руку. Подножка кареты неприятно холодила почти босую ногу, -  надеюсь, он меня не вспомнит!"
Едва она оказалась внутри, как ее спаситель продолжил свою проповедь, на которую, впрочем, он имел право.
- Итак, мадемуазель. Вы просите, чтобы я отвез вас к графу Сумарокову, - попытка ответить, но Ира лишь пробормотала нечто неразборчивое, что явно означало "Была бы благодарна" и кивнула. Ирен вначале пыталась что-то ответить, но буквально через фразу поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. По крайней мере до тех пор, пока она не успокоится, а успокоится она не могла. Вместо обычных фраз у нее выходило какое-то неприличное хрюканье, чего она не могла допустить. Ира отвернулась от своего собеседника и слушала его, глотая слезы и время от времени всхлипывая, - Позвольте спросить, откуда вы его знаете и кем ему приходитесь. поймите, это не праздное любопытство, - снова неразборчивый всхлип, - Я не хочу стать невольным соучастником в скандальной истории. – снова всхлип. Какой же чудесный у них разговор выходит! - Я знаю графа и нисколько не сомневаюсь в его порядочности, но отвезти к неженатому мужчине незамужнюю девушку ...
- П-п-поч-чти т-тожже с-сам-мое, ч-что и у-с-садит-ть, - она снова всхлипнула, - ее к-к с-себе в в к-карет-ту, - Ира шмыгнула носом, и повернула заплаканное лицо к незнакомцу, - он м-мой к-кузен, а в-вы д-даже н-не п-предст-тавилис-сь, - в подтверждение своих слов Строганова снова шмыгнула. Лжи в ее словах почти не было. Костя действительно был ее кузеном по отцу, но вот Соня, Соня была ее кузиной по матери. Но разве чужой человек будет в курсе всех тонкостей чужого генеалогического древа? Костю между собой девушки и впрямь называли кузеном. Да впрочем, Сумароков и не был против такого обращения, лишь бы на шею не вешались. Ира и не вешалась, она уже давно села ему на его многострадальную шею, свесив ножки.
В полумраке кареты, Ира видела, что незнакомец против этой затеи и был по-своему прав. К любому другому бы она не пошла, но Константин был Константином и ее последней надеждой. А ее спаситель тем временем предлагал еще более безумный план.
- Ч-что я д-думаю? – уже немного начиная успокаиваться, грустно ухмыльнулась девушка, - я д-думаю о том, г-где мы с вами могли г-гулять, ч-что я сейчас с-сижу в вашей карете, без обуви, р-растрепаная и  с безнадежно ис-спорченным п-платьем, - снова грустная улыбка, - п-прошу вас, отвезите меня к г-графу Сумарокову хотя бы для того, ч-чтобы я привела себя в порядок, - сказала графиня Строганова и поймала себя на мысли, что смотрит в глаза своему собеседник. Поняв это, Ирен, тут же отвернулась и посмотрела в окно.
- Вы для меня сделали уже достаточно, чтобы не отвечать за мои проступки,- негромко произнесла Рени, почти уверенная в том, что это мысли.

Константин блаженствовал в огромного вида кресле, перечитывая последние новости столицы. В сущности, там не было ничего интересного, но делать больше было нечего. Возможно, он бы поехал к кому-нибудь на вечер, но… Граф громко чихнул и проворчал: "Чертова простуда!"
- Барин! – радостно возвестил Тимка о своем прибытии, хотя чему радовался он, Костя не знал. Вероятно, того веселил красный, как у Деда Мороза нос барина.
- Чего еще тебе? – раздраженно отозвался граф, выглядывая из-за газеты.
- Машка вам чаю сейчас с мёдом принесет, - Сумароков обреченно кивнул, - и к вам гость! -  не менее радостно заявил Тимка, а граф поспешил вновь спрятаться за газету.
- Кого там еще принесло? – недовольно отозвался граф, делая вид что очень занят.
- Граф Орлов просят принять. Нервные какие-то. Видно сильно надо…
- Орлов? – переспросил Костя, пытаясь понять, какими ветрами занесло графа. После дуэли Владимира с Его Высочеством и всех последствий, он видел Алексея чуть-ли не впервые.
- Да тот, что с вами был, когда вы друга Дениса Лескеича ранили, - пояснил заботливый Тимка.
- Проси, - махнул рукой Костя, отложив в сторону газету, - только предупреди графа, - Сумароков чихнул, - чтобы не пугался.
- Как скажете барин, - кивнул слуга и исчез. Костя встал с места и попытался, не глядя в зеркало, коего в кабинете не было, привести себя в надлежащий вид. Орлов не был дамой, но все же принимать гостя как попало Сумароков не желал.
- Добрый вечер! Прости, что беспокою, - прямо с порога заявил Алексей. "За ним волки гонятся что-ли?" – подумал мужчина.
- Да не стой ты в дверях, - улыбнулся граф и опять чихнул, - располагайся и рассказывай, что тебя привело.
- Зря я тебя сегодня побеспокоил. Говорил я, что неудобно...- неуверенно начал Орлов и тут же был прерван гнусавым голосом графа.
- И тогда бы никто не посетил бедного больного, - расхаживая по комнате весело сказал он, - Неужели графиня Чижикова обеспокоена моим здоровьем? – опустившись в тоже самое кресло и сложив пальцы домиком, - Сейчас Тимка принесет чего-нибудь. Вино, шампанское, чай, кофе… - граф пробежался взглядом по растерянному лицу друга и крикнул, - Тимка, вина! Живо!
прочитать что-либо по лицу друга не представлялось возможным. Алексея явно что-то мучило, но он не знал с чего начать. Граф решил ему помочь, начав с самого очевидного.
- Вызывать на дуэль в такую погоду просто пакость. Нет в тебе ни грамма сочувствия, - Костя сделал такое лицо, точно съел лимон, - и кто же он?
- Дуэль? Какая дуэль? – недоумевая, спросил Орлов, вперившись взглядом в Сумарокова.
- А чего тогда смурной сидишь?– одними уголками губ, улыбнулся граф, - тоску нагоняешь, - и тут  Алексей наконец рассмеялся.
- Хуже, Константин, хуже! – воскликнул граф продолжая смеяться, - сейчас все расскажу, но боюсь ты не поверишь.
- Отчего же… - ну губах Сумарокова появилась ухмылка, достойная кота, увидевшего птичку, - сегодня я во все поверю… На пороге кабинета (Алексей сидит в кресле спиной ко входу. Я, соответственно, сижу напротив него лицом ко входу) появилась не кто иная, как Ирина Строганова. И все бы ничего, да вид у нее был, точно такой, что Аделаида Прокофьевна пылала бы праведным гневом, едва бы ее увидела.
- Я - Софья Стрекалова, - выпалила Ира, торопливо сделав реверанс, - вы наверное меня и не помните…  У Кости бы вытянулось от изумления лицо, если бы ему не захотелось рассмеяться в голос. "Что она такого натворила, что Алексей не знает как рассказать, а она представляется чужим именем?" – подумал он, вновь чихнув. Орлов, едва раздался ирин голос, поскочил на месте, точно его укололи иголкой и обернулся, скорчив какую-то гримасу, которой Сумаровов, увы, не видел.
- Вот о ней то и речь.. – начал, было Алексей, наконец обернувшись, но его перебил Константин.
- Только не говорите, что вы совратили бедную девушку, - загадочно улыбнулся Сумароков, поглядывая на Иру.
-  Что?! – изумился Алексей, привстав с кресла.
- Сидите, сидите, - беззаботно махнул рукой Костя, - я уверен, что все было наоборот.

С Ириной согласовано