- Ах, боже мой, ну придумай что-нибудь сама! Скажи ей, что у меня разыгрался ревматизм… или опять приступ мигрени. Ну право же, Дуняша, я не чувствую в себе сил вынести целый вечер в обществе этих скучных и неинтересных людей, которых она постоянно к себе приглашает! – слабым голосом пробормотала Елена Осиповна, театрально падая в кресло и страдальчески прикрывая ладонью глаза, когда дочь поинтересовалась, почему она так решительно не хочет сопровождать ее к Разумовским. – Тебе и самой стоило найти какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не ездить туда. Право, дорогая, ты еще не так стара и дурна собой, чтобы посещать этот «клуб отчаянья»!
Дети часто неосознанно жестоки к другим живым существам. Вот так и маменька. «Пожилая девочка», так и не повзрослевшая даже на пятом десятке лет, она порой говорила на редкость обидные вещи как будто бы невзначай, походя… Как сейчас, когда, пусть и сама того не желая, очередной раз задела чувства Евдокии. Обидеться по-настоящему девушке помешало то, что она давно уже не относилась к словам родительницы всерьез – с тех самых пор, как с молчаливого согласия последней, после батюшкиной кончины постепенно, шаг за шагом, приняла на себя все функции по управлению домом и жизнью их семьи в целом. Собственно, и нынешняя поездка в салон Аграфены Никитичны, про который – равно как и про его завсегдатаев, в Петербурге ходили насмешливые эпиграммы, имела своей целью вовсе не матримониальные поиски. Хотя Дуняше и требовалось непременно встретить там одного мужчину – декана Алёшина факультета. По рассказам брата, все студенты были в курсе, что пожилой холостяк-профессор частенько наведывается в салон к Разумовской, о чем в их среде злобно шутили, что, дескать, тому участок на кладбище, а не невесту уже стоило бы себе подыскивать – в таком-то возрасте. Евдокия же ехидно заметила в ответ на это, что если бы старик внял пожеланиям своих студентов, то ей было бы куда сложнее найти теперь возможность с ним встретиться, чтобы в очередной раз, включив все свое обаяние, просить не отчислять ее младшего брата за хроническую неуспеваемость и не сданные вовремя еще с прошлой сессии экзамены. Алёшка после этих слов смущенно засопел и под благовидным предлогом немедля ретировался в свою комнату. А сама девушка, закончив проверку бухгалтерского отчета, доставленного по почте из их Саратовского имения еще нынче поутру, аккуратно сложила бумаги в конверт и отправилась говорить с маменькой…
- Что ж, если разрешаете придумать самой, то, пожалуй, тогда так и передам Аграфене Никитичне, если спросит. Скажу, что вы у нас еще слишком молоды и прекрасны для того, чтобы бывать у нее, - спокойно откликнулась она и, скрывая ироническую улыбку, отвернулась к окну.
- Да ты что?! Не вздумай! – шутку маменька, как всегда, поняла не сразу. – Eudoxie, вынуждена заметить, что в последнее время ты становишься совершенно невыносимой!
- Пытаюсь как можно полнее соответствовать образу отчаявшейся старой девы.
- Ужасная, ужасная дочь! И в кого ты такая?! – вновь застонала Елена Осиповна, закатывая глаза, но этого Дуняша уже не видела и почти не слышала. Кивнув госпоже Зиновьевой на прощанье, она вышла вон из ее будуара, тихонько притворив за собой дверь. Нужно было еще успеть собраться к вечернему выходу.
… В салоне мадам Разумовской было весьма многолюдно. Под руку с вышедшей ей навстречу хозяйкой, барышня Зиновьева медленно следовала через ярко освещенную многочисленными свечами комнату, кивая и улыбаясь знакомым, одновременно пытаясь выхватить взглядом необходимого ей профессора Ильинского. Но тот, как назло, на глаза не попадался. Зато почти сразу перед ними нарисовалась Соня Алабышева, когда-то они практически одновременно дебютировали, хотя та была чуть моложе самой Дуняши. В течение всех прошедших лет, сезон за сезоном они встречались на одних и тех же балах и приемах – и, увы, все в том же качестве «барышень на выданье». Причем, если это как-то и волновало Евдокию, то она была чересчур горда для того, чтобы вслух делиться с кем-либо печалями на этот счет. Да и других забот обычно хватало. А вот Соня, напротив, казалось, обеспокоена лишь поисками мужа – во всяком случае, любой их разговор непременно рано или поздно выруливал именно на эту тему. Что, признаться, изрядно раздражало Дуняшу, однако же, ничего не поделаешь. Приходилось терпеть, улыбаться и молчать. Впрочем, нет, молчать было и вовсе невежливо. Поэтому отдельные фразы в монолог приятельницы она все-таки вставляла, стараясь, чтобы они были нейтральными и подходили по смыслу. При этом по-прежнему украдкой осматривалась и ждала появления Ильинского. «И где его только черти носят…»
- …И вот, представь, она приняла его предложение! – новый обрывок фразы, проник в сознание, соотносясь с остальными, ранее уже достигшими той же цели. Соня рассказывала ей про их общую знакомую, княжну Мальтищеву, еще одну известную петербургскую засидевшуюся невесту, которая в былые годы ходила в признанных красавицах и отвергла много предложений. Теперь же поток их изрядно оскудел, и бедняжка в панике согласилась стать женой…
- Кого?! Ромнинского?! Господи, да она не рассудком ли помутилась?! Он ведь лет на тридцать старше и вообще – на крысу похож! Мерзкую, старую крысу!
- Зато богат. И бездетен! – многозначительно приподняв бровь, ответила Соня.
- Прости, дорогая, твоя воля, но это же… мерзко – рассуждать в таком ключе! Не представляю обстоятельств, в которых могла бы настолько поступиться своими принципами!
- Ну, обстоятельства бывают разные… - взглянув куда-то за Дуняшу, Соня внезапно осеклась и резко изменилась в лице, придав ему самое благодушное выражение, одновременно шипя сквозь зубы. – Ничего не отвечай, после договорим! Сюда идет старая карга Разумовская. И не одна… Аграфена Никитична, душа моя, какой прекрасный вечер! Давно не испытывала такого наслаждения от общения! Вот и мадемуазель Зиновьева наверняка со мной согласится, правда же?
- Изумительный просто, - машинально откликнулась та, оборачиваясь, и невольно встречаясь глазами со спутником госпожи Разумовской, который, как ей тотчас же показалось, успел расслышать существенно большую, чем было предназначено для его – и Аграфены Никитичны, конечно, ушей часть их разговора с Соней. Не потому ли теперь смотрит на них обеих так иронически? Или, это просто чудится?
Отредактировано Евдокия Зиновьева (2014-03-17 15:00:15)