Наконец-то! После стольких страданий и стараний, ее усилия были вознаграждены. Конечно, успех надо закрепить, но Симона предпочитала смотреть на это, как на самую легкую часть договора с дьяволом. Месье Саваджи предупреждал, что скандальные истории, конечно, дурно сказываются на репутации, зато собирают полный зал. Репутация, ха! Пустое слово! Да, десять лет назад ее, несомненно, это беспокоило. Но сейчас –пфф! Когда продаешь тело, продаешь и душу, все это романтические бредни о том, что проститутки имеют душу…. Чушь! Симона уже в этом убедилась, ведь, по сути, последние годы она была обычной содержанкой. Куртизанка высшей категории. И что, вы думаете, она жалеет? Ничуть! Из грязи в князи, в основном, выбиваются через замужество, или через постель. Могла бы она себе иным способом позволить приобрести двух чистокровных андалузцев в паре и такую карету? Ни-ког-да. Разве что отказывая себе в еде и воде. А прима должна появляться эффектно. Поэтому-то ее бывший покровитель и поминался с благодарностью: если бы не его подарки в виде драгоценностей, сейчас Симона была бы в режим строгой экономии. Но – пара проданных побрякушек, и вот тебе норковое манто, платье от лучшей портнихи Милана, мадам Бестолли, съемная квартира из 15 комнат с видом на реку, экипаж. Спасибо, дорогой!
Но милый-дорогой остался в прошлом, и Симона, которая отлично знала цену деньгам, подсчитывая монетки, пришла к выводу, что свободная жизнь пока не для нее. Иными словами, свобода ей нравилась, но финансы подходили к опасной границе, за которой прямой путь к бедности. Поэтому на сегодняшнем вечере Симона блистала в атласном платье с открытыми плечами и декольте глубокого красного цвета, расшитом бисером, рассыпая улыбки и кокетливые взгляды всем, по ее мнению, достойным джентльменам. На открытие сезона пришли весьма яркие личности, об этом говорила не только цена их фрака, но и поведение. Чем выше вздернут нос, тем богаче и породистей месье. Ей целовали ручки, говорили комплименты, расточали вожделевшие взгляды, но выбор оставался тайной. А вот сегодня-завтра нужно ждать или визитов, или букетов с маленькими конвертика, внутри который прячется письмецо с предложением.  И это ожидание будоражит кровь.
Свежеиспеченная прима лишь на краткий миг прикрыла веки, как в окошко кареты случайно – именно в этот момент – заметила что-то странное. Чушь какая-то мерещится, подумалось девушке, которая уже испытывала легкий дискомфорт от усталости. И еще туфли…. Ооо! Эти туфли!!! Ручная работа, модельная вещь, натуральная кожа, дорогущий бархат и индийское стекло на отделку, но – дьявол! – как же они жмут-то! А снять тоже никак – погода сегодня не очень теплая к вечеру, ножкам прохладно. Поэтому девушка то и дело вытаскивала пяточку наполовину из этих «испанских сапожков» и блаженно вздыхала. Сладостный стон вожделенной свободы и сейчас разомкнул ее губы. И только тут Симона сообразила, что ее смутило в увиденной. Вот… как не хорошо то. И не проедешь – вроде ухоженный мужчина, одет прилично, но его походка… с ним явно что-то не то. Болен? Ранен?
- Моя доброта меня погубит, - буркнула себе под нос Симона и стукнула кулачком в стенку. Тут же раздалось зычное:
- Тппрррууу, ас, шельма! – карета несколько раз дернулась и остановилась. Симона приоткрыла дверь и приглашающе махнула рукой, давая понять незнакомцу, что здесь его ждут. Но она не успела сказать и двух слов, как мужчина буквально рухнул к ее ногам. Певица отшатнулась, фыркнула, потом взглянула на распростертое тело.
- Да, мне нравится, когда мужчины у моих ног валяются… Но не в прямом же смысле! – и коснулась плеча упавшего, намереваясь его растормошить.  – Не похожи вы на пьяного, месье, так что…. – отдернув руку, увидела, что перчатка испачкана чем-то красным. Кровь? И по затылку пробежал холодок. – Вот проклятье! Горацио! – рявкнула она низким голосом кучеру. – Гони к дому! Гони! – карета дернулась, щелкнул бич, и лошади рванули во весь опор. А Симона, качаясь от стенки к стенке, пыталась понять, насколько ранен гость. Не хватало еще, чтобы он тут же и отдал концы.  – Эй, месье! – аккуратно перевернув его на спину, девушка принялась  похлопывать его по щекам. Вспомнила про нюхательные соли – как знала, честное слово, - и, не раздумывая, сунула флакончик ему под нос. По карете прокатился едкий запах…

Дворецкий, увидев свою приму взъерошенной и встревоженной, поспешил подать ей руку, но Симона лишь отмахнулась, указав на карету.
- В гостевую комнату его, - и поспешила к себе, переодеться и поскорее сорвать пропитавшиеся чужой кровью перчатки. Отвратительный железный запах! Девушка не любила ни вид, ни запах крови, хотя переносила его спокойно. Мимоходом отправив горничную за врачом тоном, достойным командира гвардии, прима скрылась в своей комнате. Наверно, могло показаться бесчувственным и совсем не романтичным то, что прекрасная незнакомка оставляет раненого гостя на попечении челяди,  а сама отправляется в ванную. К ее приезду Элоиза, горничная, приготовила горячую, щедро приправленную сухими прованскими травами и фиалками ванну, в которую Симона погрузилась с блаженством, оставляя весь стресс за поверхностью воды.  Окунуться с головой, пока хватает воздуха в легких, чтобы потом вынырнуть обновленной. Что Симона и сделала. Потом, прикрыв веки, откинулась спиной на гладкую поверхность и лежала какое-то время, краем уха слушая, как хлопают двери, суетится прислуга. Потом послышался незнакомый мужской голос. Видимо, пришел врач… Что ж…
Через тридцать минут прима величественно, но немного поспешно вплыла в комнату, где расположился месье Незнакомец и месье Доктор, кажется, по фамилии Трузеппе Дзукки. Осмотр, судя по всему, был закончен, и старичок бодренько выдавал инструкции. Симона, слушая, то и дело хмурилась.  Вино, бульон – этот докторишка думает, что у нее здесь отель помощи страждущим? Вообще-то, она планировала спровадить гостя вместе с доктором в его же, доктора, заведение. Ну или, на худой конец, просто перевязать бедолагу и спровадить со двора. Но никак не кормить задарма! Симона достаточно хороша знала своих сородичей, чтобы быть уверенной: ни один приличный итальянец не упустит шанса погостить за чужой счет. Конечно, этот мужчина мог и не быть итальянцем, хотя смуглое лицо и темная шевелюра очень напоминали колоритных граждан страны Цезаря. Однако, все ее попытки возмутиться вслух доктор прерывал на корню. Мысленно послав всех и вся к черту, Симона, покивав для приличия, одарила спину доктора широчайшей улыбкой, когда болтливый старичок, наконец, направился к выходу. Но даже тогда она не успокоилась, пока в окно не убедилась, что Дзукки уселся в свой экипаж и отчалил. Удовлетворенно вздохнув, девушка еще какое-то время продолжала смотреть на темные улицы, пока не почувствовала пристальный взгляд в спину.
- А! Очнулись, наконец, - спросила немного язвительно красавица, разворачиваясь к раненому. – Ваша рана не опасна, если бы не потеря крови. Вы такой милый монсеньор, неужели бегать по улицам  в таком состоянии – нынешняя забава молодых людей? – тонкая бровь иронично изогнулась, в то время, как в глазах носились черти, а губы улыбались. Подойдя чуть ближе, Симона присела на кресле, все еще хранившее тепло зада доктора, сложила руки на коленях и принялась пристально -  и оттого почти бесстыже – рассматривать незнакомца.
- Как вы себя чувствуете, месье? Право, не смотрите на меня так, вы меня пугаете, - хотя на самом деле страха не было и на грамм. – Ох, где моя вежливость, - Симона притворно огорчилась, покачав изящной головкой и надув губки. – Си… - и запнулась. Здесь ее знали под другим именем. Пришлось срочно поправляться, делая вид, что говорила по-итальянски. – Си…Си… Меня зовут Эжен Де Лакур, для друзей просто Эжени. Надеюсь, вы порадуете меня увлекательным рассказом о ваших ночных приключениях? – тут не солгала, ей и впрямь было дико интересно, что же такого натворил этот симпатичный мужчина, что так влез по самые уши в компостную яму. – Разумеется, когда вы почувствуете себя лучше.

Отредактировано Симона Ринальди (2014-03-29 21:20:02)

Такие, как она, приучены давать оценку увиденному в первые же секунды.  Такие, как она, судят о людях по их виду: стоит или нет снисходить до общения с ними. Такие, как она, не любят думать о своих слабостях. Такие, как она… а какие они?  Вот и сейчас Симона смотрела прямо в лицо гостю, демонстрируя полное неприятие правил поведения для юных девушек. Рассматривала его, как археологическую находку. Изучала приятные глазу линии черт, точно собиралась писать его портрет. Перед ней был человек умный, но его ум вряд ли ум беззлобного искателя, скорее, опасного хищника. Людям с таким лбом и бровями свойственно легко входить в доверие, но за их красотой и харизмой скрывается хитрое, коварное существо. Обнаружив подобную мысль, девушка откровенно улыбнулась ей, а заодно и мужчине.  Ринальди нравились опасные связи, потому что в них кипела кровь и пьянила лучше вина. Опасные мужчины часто роковые любовники. От нежности до предательства – один шаг, и, знаете что? Ее это устраивало. С ними не нужно было быть хорошей, следовать этикету и блюсти приличия. Утром можно было нежиться обнаженными  в постели, провожая пелену сна поцелуями; в обед – бегать босиком по пляжу, а к ужину гнать коня в погоне за шустрой лисицей. Пить, как моряк, ругаться, как плотник, и хохотать так, что чертям в Аду становилось плохо. Вот что такое роман с подобным человеком. Жаль, их крайне мало было в ее жизни, потому что они вечно бегут, ускользая от неприятелей, жаждущих их крови. А Симона мечтала о том, для чего нужно было быть всегда на виду. С другой стороны, ее собственной бесшабашности вполне хватало, чтобы компенсировать спокойную натуру обожателя. Компенсацией же ее стараний были его деньги и слава.
Но странные порывы нет-нет, да и проскакивали искрами в холодной душе примы, как, например, сейчас.  Облизнув губы, которые немного высохли без привычной помады, Симона вдруг сменила «гнев на милость» и, с грацией кошки поднявшись с кресла, плавно перетекла на край кровати, на которой полулежал гость.  Не говоря ни слова, она с озорным блеском в глазах подняла руку и медленно, самыми кончиками пальцев коснулась волевого подбородка мужчины, точно вынуждая его или поднять голову, или пододвинуться.
- Букет замечательный, я сразу поняла, что у того, кто его отправил, утонченный вкус. Но я не предполагала, что этот человек может быть еще и столь красив. – тонкие брови на мгновение сложились в задумчивую гримаску. – У вас лицо античного бога, месье, - и улыбнулась, убирая руку от его лица.  – Но и у богов есть имена, а вы мне своего так и не назвали. Как же мне вас называть? – с едва заметным придыханием поинтересовалось потенциально первое контральто Италии.  – Вы могли бы позировать для статуи Марса…. Что ж, буду звать вас Марсом. Или вам больше по сердцу греческий вариант? –почему-то ей совершенно не удавалось собраться и напустить серьезность, вместо чего кокетничала и ребячилась.  Да что с тобой, Симона? Конечно, репутация от этого не пострадает, но… ты же не знаешь, кто он. Вдруг, кроме внешности, у него ничего нет? Ни цента? Как же тогда?  - вопрошало сознание. Но девушка тут же парировала самой себе: Я же не собираюсь выходить за него замуж! Просто мимолетный весенний роман, ни к чему не обязывающий, исключительно для того, чтобы расшевелить застывшую за зиму кровь. А едва появится богатый сноб, желающий отдать мне свои связи и деньги, я расстанусь с моим Марсом… может, с малой толикой сожаления….
- Поверьте, ваше присутствие нисколько меня не стеснит, - мелодично промурлыкала Симона, поддаваясь своим демонам и пододвигаясь чуть ближе. – Спектакли еще не вошли в плотный график, и мне бывает безмерно скучно одной в этой большой квартире, - плечи легко содрогнулись, точно их хозяйке внезапно стало холодно. – И я буду весьма рада… компании. Тем более, что… - прима наклонилась слишком близко для всяких приличий света к его лицу, смотря прямо в глаза собеседнику, попутно поймав двумя пальцами вороненый локон мужчины, вырвавшийся из пышной гривы на лицо, - доктор велел обеспечить вам покой и уход, - и рука вернула локон обратно в гриву, - а меня еще никто не обвинял в споре с докторами. – и отстранившись, нежно улыбнулась, подалась вверх, точно собираясь подняться.

Запястье – такая часть тела, которая доступна к прикосновению почти каждому. Это не неприлично, это не стыдно, это не неуместно. Случайное касание прохожего, помощь в опоре, благодарное рукопожатие. И это место, где под кожей пульсирует вена, по которой струится кровь, и несет от каждого прикосновения сигнал к сердцу.  А оно отражает в мозг эмоциональную окраску: нравится – не нравится, приятно-неприятно. Сейчас было приятно, и девушка наслаждалась поцелуями, заставившими ее сердце стучать быстрее. В такие моменты она точно ныряла в озеро, скрываясь под водой от всего мира, и даже вездесущие звуки касались слуха вскользь, приглушенно. Но миг блаженства всегда быстротечен. Этот не стал исключением, и прима неохотно вернулась с небес на землю, хотя длинные ресницы все еще подрагивали в предвкушении.

Каждая женщина, если она не глупа и не девственница, прекрасно понимает эти мужские сигналы. У Симоны же была профессия, обязывающая понимать их, как никто. Более того, от этого понимания зависело ее благосостояние. Вот и этот мужчина не стал исключением: желал ее, как десятки и сотни других. На краткое мгновенье сердце болезненно кольнуло: когда-нибудь ее молодость испарится, прихватив с собой и красоту, и кто тогда останется рядом с ней? Да, на неказистых барышень их мужья никогда не посмотрят, как на Ринальди, теряя разум от страсти, зато эти кумушки обеспечен до старости кем-то рядом. Они родят детей, а вот для Симоны ребенок – это конец всем надеждам. Но и это мгновение ускользнуло в бездну, когда теплые губы не прикоснулись вновь к ее коже. И девушка медленно повернула голову, впиваясь вопросительным взором в лицо мужчины. Ее серо-голубые глаза были сейчас цвета предгрозового неба, а зрачок расширился как минимум вдвое. Человек, чьи голубые глаза даже сейчас, в полумраке, казались прозрачней льда, вызывал в ней странные чувства, но лейтмотив их возвещал о том, что и ей не терпится отозваться на призрачный огонь желания в его глазах.

Конечно, дамам с детства вбивают в голову, что падать в объятья мужчины при первой встрече – позор и страшная слабость, но Симона не считала это таковым. У нее были свои правила, и именно они требовали брать от жизни все. К тому же, к такому развитию событий склоняло и то, что сейчас прима была свободна, покинув одного покровителя, но еще не приняв другого, и могла себе позволить все, что угодно. А будет ли она свободна завтра… кто знает. Привыкнув властвовать над своими чувствами, девушка понимала, что любовь к бедняку всегда проиграет покровительству богача. Возможно, будь она чуть менее женщиной своего слова, она бы держала в любовниках и одного, и другого, но девушка была умна и слишком хорошо знала правила этой игры, чтобы рисковать.
И потому ее руки легкими прикосновениями соскользнули по его волосам, после чего левая замерла на сильной шее, ровно напротив пульсирующей артерии, а правая остановилась на щеке. Губы же примы играючи коснулись лба, потом переносицы, почти невесомыми поцелуями прошлись по бровям и скулам, пока не замерли, заключив в объятья верхнюю губу мужчины, и соскользнули, прошептав:
- Раз так, о милый Марс, простите Венере ваше пленение, - и, совершенно забыв о том, что пресловутый Марс ранен, итальянка вновь запечатала его уста поцелуем.

Отредактировано Симона Ринальди (2014-03-30 21:18:22)

Симона потянулась, не открывая глаз, выгнувшись всем корпусом, пока плечи не оторвались  от простыни. Волнистые темно-каштановые волосы, соскользнув с подушки, поспешили укрыть спину шелковистым покрывалом. Сквозь шторы пробивался рассвет, золотом покрывая все, до чего мог дотянуться. Редкое время, как светло и тепло, но не томительно-жарко, как будет через каких-нибудь часа полтора-два. Значит, сейчас около семи утра. Рано… но Симона привыкла вставать и раньше. Когда луч, наконец, зацепил ее лицо вскользь, девушка просто села. И открыла глаза.  Улыбнулась. И только тогда посмотрела на лежащего рядом.
- Я все прекрасно понимаю, - ласково отозвалась на его речи и, в подтверждение своих слов, погладила ладонью его по щеке.  – Понимаю, что ты не можешь себе позволить остаться: ни здесь, ни со мной. Тем более, что тебя пытались убить…. – девушка вновь улыбнулась, но как-то грустно. Конечно, она сама была уверена, что неожиданный любовник покинет Италию достаточно скоро, иначе и быть не может. Иначе и она сама не рискнула бы поддаваться страсти, ибо мужчины – существа на редкость трудно предсказуемые. Кто знает, останься он в Италии, как могли бы развиваться их отношения. Но все-таки ей было немного грустно, однако, за забытье надо платить.  И вот она – плата.
- Если тебя ждет корабль, не волнуйся. Мои соотечественники так рано не продирают глаз, тем более, начальник порта. Думаю, - соскользнув с постели и накинув на плечи полупрозрачный пеньюар, Симона подмигнула, - мы еще можем позволить себе ванну и завтрак. – После чего выглянула за дверь, пропав там буквально на две-три минуты. Убедившись, что ритуал пробуждения не нарушен, горничная убежала накрывать на стол, а Симона вернулась, озадаченно хмуря лоб. Распахивая шторы, она вдруг рассмеялась.
- Кажется, ванна отменяется! – все еще смеясь, пересекла комнату энергичным шагом и присела на край кровати, порывисто поцеловав Марса в губы. – Ты же ранен, повязку нельзя мочить. Значит, сразу завтрак. Моника уже накрывает на стол.

Отредактировано Симона Ринальди (2014-04-02 23:22:47)

Вопреки ее увещеваниям, гость, неожиданно ставший любовником, пожелал все же принять ванну. Симона не стала его останавливать, потратив время на то, чтобы потянуться и еще немного понежиться в постели. Дело в том, что прима не любила принимать с утра ванну, считая, что чистые простыни и безмятежный сон не способны измарать тело. А легкий флер естественных выделений тела удачно смешивался с ароматом духов, давая феромонам шанс. Однако, стоило ей лишь подняться, заслышав в коридоре, ведущем из ванны, шаги, как в этот момент за окном раздалось громкое цоканье. Ничего удивительного, ибо улица, на которой стоял дом Ринальди, была вымощена булыжником. Удивительно было то, что в такую рань здесь не ездили, ибо люди состоятельные могли себе позволить спать до обеда. Тогда кто? Цоканье прекратилось ровно под окнами. Симона невольно побледнела. Или к ней, или мадам Соли с семьей с первого этажа. Но мадам всегда спит до полдня, раньше этого времени к ней никто не поедет. Выходит, ко мне? Кто? Директор спит, как и мадам Соли, хористки не сунутся, ибо с ними она дружбы не водит, Клодитта вообще разлепит веки к вечеру после вчерашнего бала. Неужели?... И прима побледнела еще больше, но теперь от досады. Ну надо же, как кому-то не терпится! Подождать до приличного времени для визитов не смог! Тьфу! Не буду принимать, скажу Моник, чтоб не пускала. Но стук входной двери и поспешность горничной получили в ответ еще один стук. Снизу раздался возмущенный возглас служанки, которую, видно, попросту оттеснили с дороги.  Все-таки плохо быть маленькой полноватой итальянкой, есть наглые господа, что в высокомерии своем попросту не обращают внимания на такую преграду.
- Кажется, к нам гости, - извиняющее пожала плечами Симона, нежно взглянув на любовника и неожиданно легонько хлопнув его кончиком пальца по носу.  – Ничего, меня в этом доме ослушаться не смеют, - начала она, намереваясь сообщить, что сейчас пойдет и лично выставит наглеца, но в этот момент в комнату – вперед  робкого стука -  почти влетела Моник. Вид у нее был растерянный, взволнованный и… благоговейный? Да что там стряслось?
- Госпожа, там… там лорд Фэнтон… с срочным визитом… - выпалила на одном духу горничная. А Симона от удивления растеряла всю свою ярость, да так и села с открытым ртом. Подумать только, лорд Фэнтон! На вчерашнем балу она видела его всего пару раз в зале, зато разговоров о нем было больше, чем о политике и конце света.  Говорили, что этот англичанин богат, как Крез, влиятелен, как фунт, да еще и  не женат, но таком мерзком характере это не удивительно.  И хотя каждая вторая дама порицала его нрав, но признавала, что с удовольствием вышла бы за него замуж.  Этот человек ждать не будет. И второй раз не вернется….
- Я… сейчас, - пробормотала девушка, чувствуя себя почему-то так, словно вот-вот лишится чувств. Неужели ее так разволновал визит богача? Вряд ли, в стенах ее обители бывали не менее богатые люди, а уж стены, в которых звучал ее голос, видели даже королей и Пап. Так что, однозначно, не это причина того, что сердце норовит выпрыгнуть из груди. Может, все дело в ее Марсе? Очень уж подозрителен был его взгляд, очень тяжел. Что же это? Влюбиться за одну ночь, точно Амур сменил лук на пистолет и поразил ее в самое сердце? Нет, нет, невозможно. И все же ей трудно дышать, в груди засело смущение и стеснение, и именно сейчас она безумно жалела, что не принудила гостя уехать с рассветом, не медля. Ибо невообразимо не хотелось, чтобы он видел, слушал, знал.  Отчего то возжелалось стать такой чистой, невинной, как много лет назад, с незапятнанной, неповрежденной репутацией. Или повернуться и сказать, что он говорил слова нежности и любви куртизанке, дорогой содержанке, чей голос открывает путь не в врата рая, а всего лишь к кошелькам богатеев.  Тряхнуть волосами, пренебрежительно расхохотаться, как раньше, а после рыдать, уткнувшись в подушку? Как раньше. Да. Счастливый исход бывает только в сказках, а в реальной жизни она – продажная женщина, пусть и стоит безрассудно дорого для простого смертного, а он…. А кто он, ей и вовсе неизвестно.
В приемной ее ждал гость. Вокруг была изысканная дорогая мебель, но он не пожелал опуститься ни на одно из предложенных кресел, оставшись стоять посреди комнаты. Симону немного поразило то, что он стоял, перехватив руку с тростью и шляпой в замок другой, широко расставив ноги. Более того, этот лорд отличался от прочих тем, что явился сюда верхом. Его костюм для верховых прогулок сидел идеально и говорил о мастерстве швеи. Сапоги блестели так, что успешно могли заменить зеркало. А лицо казалось безмятежным только на первый взгляд, глаза же выдавали привычку властвовать и подчинять. Все это Симона отметила за тот миг, что гость поворачивался к ней.
- А. Вот и вы, - голос был под стать. Сухой, жесткий, какой-то мертвый, точно все эмоции оттуда удалили. Не было ни восхищения, ни подобострастия, ничего, точно он обращался к каменной статуе. Это задело Симону, заставив краску отхлынуть от лица, однако, прима взяла себя в руки и двинулась к нему навстречу.
- Доброго утра, милорд. Право, я озадачена, что же вынуди… - и замолкла, так как гость вскинул вверх руку, призывая ее замолчать.
- Оставьте. Ни к чему патока, - сухо. Колко. Неприятно. И девушка почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Пожалуй, только осознание того, как  обида этого человека может испортить ей жизнь, удерживало ее от соблазна нахамить ему и выставить за дверь. – Я занятой человек , времени мало, чтобы тратить на красивые обороты. Поэтому перейду сразу к делу, мисс.  – Симона нетерпеливо дернула ногой, сцепив пальцы рук, и даже изобразила подобие очаровательной улыбки. Нет, такой содержатель ей не по вкусу. – Вы мне понравились вчера, и я имею к вам деловое предложение. Я не самый общительный джентльмен, - тут гость неожиданно улыбнулся, по крайней мере, честно попытался, но дрогнули лишь уголки губ.  – Но желаю вашего общества. В моих силах устроить вам весьма приличное содержание, лучше, чем  вы можете рассчитывать в этих краях. – Трость в его руках ожила и стукнула по начищенному голенищу. Резкий звук удара заставил девушку нервно вздрогнуть.
- Я на многое могу рассчитывать, - негромко отозвалась Симона, намекая, чтобы он перестал воображать себя пупом земли. Конечно, богачей, равных ему, в этих краях и впрямь по пальцам сосчитать, но все же… гореть ему в адском пламени, что он о себе вообразил?
- Значит, вы согласны? Отлично! – теперь уже он улыбнулся.  – Люблю такой подход. Пришлю за вами экипаж в семь. – и двинулся к выходу, прежде чем Симона успела его остановить отрицанием.
- Милорд…! Ми… Проклятье! – под руку подвернулась ваза, которую прима просто смахнула со столика рукой. Дорогой фарфор разлетелся вдребезги, а прима буквально рухнула в кресло, закрыв лицо руками. Я не соглашалась! Не соглашалась! Нет! Нет! Нет-нет-нет! Ну почему все так нескладно? Может быть, просто собрать все драгоценности и сбежать вместе с Марсом на его корабле?  И гори оно все адским пламенем! И этот город, и этот лорд! Ну ничего, вечером я вам все объясню, месье, как вы приняли желаемое за действительно, хоть и терпеть ненавижу подобные повторные разговоры.