Погода в столице и настроение наследника престола составляли разительный контраст. За окном завывал холодный ветер, кружа в воздухе хлопья снега. А цесаревич, сидя в своем кабинете, вроде как за чтением, но то и дело отрываясь от него и наблюдая, как языки пламени ласкают поленья в камине, не таил счастливой умиротворенной улыбки. Тепло, которое охватывало его изнутри лишь при одной мысли о принцессе, было куда сильнее той несносной погоды, что бушевала на улицах столицы. И даже то, что празднества, к которым столь долго готовились все обители Зимнего, проходят без него, совсем не расстраивало наследника. Скорее, даже радовало. Он любил и балы, и маскарады, но то, что он получал взамен в эти дни, было куда приятнее. Проводить вечера в компании Мари, слушать ее рассказы о жизни в Гессен-Дармштадте, просто любоваться этим хрупким изящным созданием, - Александр и подумать никогда не мог, что однажды для счастья ему окажется нужным столь мало.
И перевернув очередную страницу книги, он понял, что даже не пытается вникнуть в смысл слов, которые читает. Мысли его витали в другой части дворца, где среди покоев великих княжон располагались комнаты его невесты. Не минуты более не раздумывая, Саша отложил книгу и оставил свой кабинет.
В маленькой комнатке, что служила приемной, наследника встретила молоденькая камер-юнгфера, которая уже хотела отправиться к принцессе, дабы известить ее о приходе жениха. Но Саша мягко остановил ее и, загадочно улыбнувшись, решил сразу идти к своей невесте без всех этих нудных формальностей. Только не с Мари, рядом с ней хотелось быть свободным от этикета и прочих условностей.
Но у двери он резко остановился, ибо услышал ее голос и удивился. Дежурная дама ведь сказала, что принцесса одна в своей спальне.
Секунду он постоял, неуверенно задержав руку в воздухе, а потом все же костяшками пальцев постучал по деревянной панели и медленно отворил дверь. Встретил его испуганный взгляд Мари, которая стояла у окна и что-то прятала за спиной. На ее личике отразилось волнение и смущение, будто Великий князь застал ее за каким-то неблаговидным поступком.
–M-le d’Outermer сказала, что вы одна, но мне показалось, что вы с кем-то разговаривали?.. – Александр и сам смутился. Наверное, все же стоило позволить камер-юнгфере доложить о себе. Но теперь уже делать было нечего, Саша сделал еще несколько шагов, приближаясь к Марии, и виновато спросил: – Я не вовремя?

Отредактировано Александр Романов (2014-05-02 16:36:41)

Саша с недоумением смотрел на свою невесту, которая пятилась от него, как затравленный зверенок. «Да что с ней!?» - он вглядывался в ее личико, такое хорошенькое (даже не смотря на маленькое пятнышко под глазом, что и стало причиной их затворничества, когда весь высший свет придается веселью на балах и приемах в честь будущей великокняжеской четы), но при этом совершенно испуганное.
-Мария, я не понимаю, что-то… - слова наследника прервал неожиданный грохот, цесаревич опустил взгляд и увидел на полу куклу, а рядом с ней через мгновение оказалась и сама Мари.
Секунду он стоял неподвижно, молча смотрел, как его невеста обреченно прикрыла ладошками свое лицо, а потом сердце обволокло привычным нежным теплом, и он умиленно улыбнулся. Какое же чудо его невеста! Очаровательное чудо, которое хочется обнять и не отпускать от себя.
Александр подошел к принцессе и опустился напротив нее на колени. Взял аккуратно куклу в свои руки и внимательно посмотрел на нее. Старенькая, немного облупленная, но, наверное, очень дорогая. И не в том смысле, что когда-то за нее кто-то много заплатил, покупая в подарок маленькой девочке, а дорогая, как особая память. Наследник знал, что его невесте свойственно хранить такие вещи, которые составляли для нее особую ценность. Александр и сам отличался такой чертой и, например, по сей день с особой бережностью хранил сборник стихов Людвига Уланда, который подарила ему принцесса в Гессен-Дармштадте.
-Хорошо, что она не разбилась, - с деланной серьезностью изрек Александр, усаживая фарфоровую подругу своей невесты себе на колени. – Было бы обидно, если бы такая хорошенькая куколка превратилась в груду осколков.

Человеческая натура не постижима. Вот только что ты чувствуешь себя бесконечно счастливым, уверенным в том, что счастье это продлится вечно, а на тебя смотрят бездонные голубые глаза, - так предано и с такой любовью, что, кажется, в этой жизни тебе больше ничего и не нужно. Но несколько слов слетает с ее губ, слов, которые должны бы помочь взлететь еще выше от блаженства, но вместо этого тебя словно скидывают с огромной высоты, ты стремительно летишь вниз, и внутри словно что-то обрывается, и все естество наполняется неподдельным страхом.
Мари смотрит на него с такой любовью, столько надежды в ее голосе, а он вдруг малодушно смеет думать о том, что она ошибается: он не самый лучший человек во вселенной. Самый лучшей человек не заставляет страдать других людей.
Страх и сомнения заполнили душу. Меньше всего на свете он хотел, чтобы страдала его Мари. Видит Бог, он никогда никого еще так не любил и готов был на все ради своей маленькой принцессы. Но прошлое порой не хочет отпускать нас и вырывается наружу в самый неподходящий момент. Ведь по его вине уже страдали… И только сама мысль, что и Марии он причинит ту же боль, что некогда Ольге или Сонечке Давыдовой вдруг превращалась в горький отравляющий сознание яд.
Славно, что доверительно прижавшись к его плечу, принцесса не видела его лица. Александр глубоко вдохнул воздух, отчаянно гоня прочь эти злые мысли, убеждая себя в том, что он не способен на подобное. И как же хорошо, что человеку не дано знать свое будущее!
Мари рассказывала о своем детстве, и цесаревич попытался уловить ее слова о шалостях в Юкингейме.
-Мы с Сандро похожи, -  окончательно заставляя расстаться себя с отравой горьких домыслов, Александр медленно поднялся с пола и помог встать своей невесте. – Я тоже был еще тем сорванцом. Вечно дразнил своих сестер, а порой норовил и напакостить им. Особенно доставалось Мэри, но она была такой задирой в детстве, что сама вынуждала меня на крайние меры, - тепло рассмеявшись, Саша усадил свою невесту на кровать и опустился рядом. Старая кукла по-прежнему оставалась у него и вновь заняла свое место на коленях цесаревича, который сделал это чисто машинально, уже не обращая на фарфоровую Гретту никакого внимания.
-Впрочем, меня еще и оправдывает то, что мои сестры никогда не уступали мне. Вот, например, шалости Александры Николаевны вы уже видели и сами.*
Взгляд вновь остановился на ее милом личике. Она была ангелом. Сущим ангелом, спустившимся с небес. Даже не верилось, что именно такая девушка была уготовлена ему Судьбой. И разве у него хватит сил когда-нибудь обидеть это нежное создание? Сердце рвалось кричать со всей мощью: «Никогда»

*имеется в виду случай, когда Адини, переодевшись в старомодное платье и притворившись бедной сиротой, пришла в покои к принцессе якобы наниматься в гладильщицы. Случай описан в воспоминаниях Яковлевой А.И. (в девичестве - Утермарк), служившей в то время камер-юнгферой Марии.

Отредактировано Александр Романов (2014-05-11 12:22:36)

Задор, с которым говорила Мари, все же прогнал из души наследника те смятения, что недавно там поселились. Пусть не навсегда, пусть на время. Но смотреть на Марию и думать о чем-то другом, кроме как всепоглощающей любви, что вызывала в его сердце эта юная девушка, было едва ли возможным.
-Совсем не удивлен, - рассмеялся Александр в ответ на рассказ о шалостях проказницы Адини. – Однажды, моя сестрица, спрятав волосы под косынкой, пошла в покои к maman. Дежурная фрейлина заметила Адини, когда та уже входила в спальню государыни, и не узнала ее. С испугу, что мимо нее прошел к Ее Величеству кто-то посторонний, бедная фрейлина тут же рухнула в обморок.
Цесаревич развел руками, словно говоря тем самым, что его самая младшая сестрица неисправима и всем остается лишь только смириться с ее милыми проказами и любить ее такой, какая она есть. Впрочем, это было совсем не сложно. Как не сложно было влюбиться и в спокойную и рассудительную Ольгу, или немного взбалмошную Мэри. Его сестры были полны очарования, в плен которому без промедления попадал каждый, кому выпадала удача свести с любой из императорских дочерей чуть более близкое знакомство.
-M-le d’Outermer? – деланно удивился Александр, будто не мог поверить, что эта хорошенькая камер-юнгфера будущей цесаревны была способна на подобное. – Нет, конечно, мы не можем оставить ее безнаказанной, после того, как она посмела вступить в заговор против будущей жены самого наследника!
Вызов, читавшийся во взгляде великой княжны, был с энтузиазмом принят ее женихом. Наследник хитро сощурил глаза, пытаясь придумать что-нибудь этакое. Прямо как в детстве, когда они с Александром Паткулем пытались сбежать из-под надзора генерала Мердера ради очередной безрассудной шалости, за которую обязательно влетит, но если ее не совершить – то и жизнь не мила будет.
-Говорите, Вы очень сильно напугались из-за этой шалости моей сестрицы? А как думаете, Мария Александровна, мадемуазель де Утермер сильно испугается, если неожиданно мы исчезнем из вашей спальни, не предупредив ее? – поднявшись с кровати, Александр подошел к комоду и поставил на него Гретту, с которой все и началось, но которая уже благополучно отошла на второй план. А затем вернулся к кровати. - Как Вы смотрите на то, чтобы прогуляться по вечернему городу? Поверьте, Санкт-Петербург вечером и в компании жениха, куда интереснее Санкт-Петербурга днем и в обществе мадемуазель де Гранси, - подмигнув Мари, Александр протянул ей руку. – Вы согласны вместе со мной сбежать из дворца?

-Государыня, конечно, отчитала фрейлину за невнимательность и чрезмерную впечатлительность, но не более, - с улыбкой рассказал Александр об участи той девушки, что не повезло стать «жертвой» шалостей младшей дочери Николая I. Право, было бы слишком сурово и несправедливо наказывать фрейлину за тот случай. Тем более, Александра Федоровна всегда относилась к молоденьким девушкам, что служили в ее свите, с заботливостью и лаской, которые можно было бы сравнить с материнской нежностью. За это фрейлины буквально боготворили свою императрицу, восхищаясь каждым ее жестом, каждым словом, произнесенным Александрой Федоровной.
Но предложение наследника в тайне бежать из дворца куда больше заинтересовало принцессу, чем рассказ о несчастной фрейлине, выдворив из прелестной головки великой княжны мысли о проказах и шалостях Адини.
-Да, прямо сейчас, пока еще не совсем поздно, - завороженно глядя на воодушевившуюся Мари, ответил цесаревич. – А мадемуазель Уотермер после этого больше не посмеет сама что-то делать от вас в тайне и с кем-то сговариваться за вашей спиной, - резюмировал Александр, сжимая в ладонях хрупкие пальчики своей невесты.
-Как мы незаметно исчезнем? – повторил Великий князь за Марией и задумчиво обвел спальню принцессы взглядом. – А ведь соседние с вашими комнаты – принадлежат Олли?
Мыслями Александр попытался вернуться во времена до злосчастного пожара в декабре 1837 года. И память учтиво подсказала, что когда-то эти комнаты, которые теперь занимала невеста наследника престола, относились к соседним покоям, которые после пожара были переделаны, и теперь их занимала средняя дочь императора. А значит, была вероятность, что покои до сих пор были связаны между собой. Осталось лишь найти - где именно.
Взгляд остановился на двери красного дерева, около которой стояла кровать принцессы.
-Ваша гардеробная… - задумчиво проговорил Александр и не дав толком разобраться Мари, к чему это он вдруг заинтересовался сей комнатой, за руку повел свою невесту к той двери.
Интуиция и память не подвели своего обладателя, за одной из ширм Александр нашел заветную дверь.
-Через нее мы можем попасть в комнату Ольги, - наконец, объяснил цесаревич своей невесте, зачем он неожиданно сюда ее привел. – Сестра с Maman и Papa все равно на балу, так что мы спокойно сможем пройти через ее комнату в коридор, потом ко мне, а дальше – покинем дворец.
Все звучало просто и легко, Александр не видел препятствий, которые могли бы возникнуть на их пути, а поэтому, подмигнув Мари, весело добавил:
-Берите верхнюю одежду и скорее пойдемте, пока ваша дежурная дама не зашла к нам и не сорвала все наши планы.

Отредактировано Александр Романов (2014-05-29 15:52:55)