Шел февраль месяц, на улицах града Петрова было снежно и людно, как и всегда в этой стороне. В то время, когда в той части Петербурга, что больше походила на каменную сказку, барышни да молодые (и не очень) господа отходили от заполуночных балов, да приемов, торговая часть города уже жила полной жизнью. Туда-сюда сновали мальчишки со своими ношами, торговцы чинно открывали свои лавки, ростовщики чинно вышагивали к своим клиентам, дабы получить взнос. Смеялись, ругались, спорили, мирились, торговались – словом жили своей обычной жизнью. Такой его уже в который раз встречала улица, в конце которой стоял огромный дом купца Волынникова – человека большой души и страстного лошадника. Что за красавцы жили в его конюшнях! Каждый раз, проходя вдоль них, у Драгомира останавливалось дыхание.  И послал же Бог столько счастья в одни руки! Арсений Захарович лишь посмеивался в свои пышние усы, коими его так же не обделила природа.
- Ну что, хорош мой Вихрь? – с гордостью в голосе спросил купец, скрестив на груди руки.
- Ох! – вздохнул цыган, - хорош, - Драгомир смотрел на чагравого жеребца влюбленными глазами, - Ваше счастье, барин, что я не конокрад, а не то завтра же у вас его не было, - усмехнулся Мирек, на что Волынников басовито рассмеялся, а Вихрь всхрапнул.
- Знаю я эту породу, - чуть прищурился он и завел разговор таким тоном, будто он был столетним старцем, умудренным опытом и перевидавшем все-все на своем веку, - я бы тебя на ружейный выстрел бы не подпустил ни к одной из моих красавиц.
- Арсений Захарович, да такую красоту за пазухой не удержишь, - тоже рассмеялся цыган, знавший купца уже лет пять.
- Как и ту, что мне пытался продать? – все с тем же хитрым прищуром спросил он.
- Кто же знал, что меня так разделают под орех! - рассмеялся Драгомир, вспоминая как несколько лет назад, еще не зная Волынникова, пытался сплавить ему древнюю клячу, выдавая ее чуть ли не за племенную кобылу, - вы мне всю коммерцию попортили тогда, Арсений Захарович.
- Оно того стоило, - прикрякнул купец, смеясь, - но хватит воспоминаний.

Когда Драгомир закончил свою работу, зимний день уже подступил к полудню и белое солнце ярко светило в высоком чистом небе не согревая. В воздухе кружились крупные хлопья снега, напоминавшие больше тополиный пух, чем изящные снежинки. Выйдя за ворота купеческого дома, цыган тут же был вовлечен в снежную баталию, которая развернулась по среди улицы от тротуара до тротуара. Едва он ушел дойти до бакалейной лавки как  мимо его плеча просвистел ком снега и вслед за раздавшимся звоном окна послышалась громкая ругань:
- Окна колотить, окоянные?! Ух, я вам щаасс! – потрясая кочергой, кричала дородная дама, а бойцы лишь дружно ржали, похлеще коней Волынникова. Следом за этим последовал дружный залп противников и девичий писк. Прохожие испуганно жались к стенам домов, а те, что помоложе, азартно вступали в битву. Баба с кочергой уже перестала ругаться, а деловито давала советы.
- Эй, Мишка! Слева! Ай, дурень ты! – громовым голосом хохотала она, - Да за шиворот ему! За шиворот! Дашка! Не сиди в сугробе! Вылазай оттудава. Дмиий Ефимыч! А вы где шлялись? Я вас с утра дожаться не могу! – хохот сменился угрозой, но лишь на мгновение внимание молодняка было приковано к помятому служке из бакалейной лавки, чьей участи сочувствовали совсем не долго. Драгомир сам не заметил, что стоит в стороне и с азартом наблюдает за происходящим идлилось это покуда чей-то снежный снаряд под общее ржание залепил ему половиный физиономии.
- Вкусно?! – хохотал парень, придерживаясь за живот, - от ты рожу состроил!
- Ах, вы черти! – воскликнул Мирек, вливаясь в общее побоище раздавая снежки поровну в обе стороны. Гам, писк, визг, ржание, смех, веселая брань – все слилось в общую какофонию веселья.

Отредактировано Драгомир (2014-04-18 09:28:20)

- Дмитрий Ефимыч! – вновь разрезал воздух громовой голос бабы из бакалейной лавки, - хватит прохлаждаться, окаянный! – она  вновь затрясла кочергой, да сделала это так грозно, что ни один из бойцов не осмелился запустить снежок в такую замечательную мишень, а бедный щупленький мужичонка со всех ног зигзагами бросился к лавке, зажав под мышкой спадавшую на бегу шапку.
- Дашка! – вновь баба вступила на свою любимую стезю, - вылазь оттудава! Кому сказала?! – затрубила она на всю улицу, - заболеешь, кто у Клавки работать будет? Девушка с писком вылетела из сугроба и спряталась от летящего в нее снежного кома за спиной какого-то детины с абсолютно детским лицом. Все это забавно выглядело со стороны, но не долго Мирек оставался зрителем, о чем в принципе не жалел.
- Ах вы черти! – хохоча и отплевываясь воскликнул Драгомир, тут же начиная лепить снежный ком. Улица тонула в снежной пыли, звонком хохоте и веселая ругань. Из близлежащих лавок и домов начали выглядывать зеваки и давать советы бойцам. Тот вертлявый паренек, что залепил цыгану полморды куда-то делся и Драгомир не мог его найти, чтобы добросовестно закопать его в сугробе. Дабы неповадно было. Однако его это не сильно опечалило, поскольку  волна веселья, захватившая улицу, подхватила и его.
Какая-то девица с веселым гиканьем, задорно сверкая глазами, запустила в него, но на сей раз цыган увернулся и зачерпнув снег, махом смастерил ком, чтобы отправить его вслед глазастой девице. Однако девушка, показав язык, юркнула за паренька в овчинном тулупе, который и принял на грудь снаряд, пущенный цыганом. Помянув свою криворукость недобрым словом, Мирек вновь принялся за снежок.
Какой-то мальчишка, точно маленький принц, расселся на развилке дерева и улюлюкая принялся с особым остроумием комментировать бой, то и дело отклоняясь то влево, то вправо, а то и вовсе нагибаясь, чтобы в него не попал снежок. А некоторые бойцы точно специально поставили себе задачу сбить мальца.
Мирек же с таким же веселым гиканьем раздавал снежки направо и налево, не забывая при этом высматривать того ушастого мальца, что залепил в него снежком. Неожиданно, его внимание привлекла забавная девичья фигура, сайгаком скакавшая через сугробы под перекрестным огнем. Летящие снежки он мог сравнить разве что с птицами или пчелами. Пронзителен на небе был птичий клин!
- Выше прыгай! Попадут! – неслось с дерева, - да не прыгай влево! Вправо давай! Вправо! – малец засвистел на дереве и загикал, - а вы чего стоите? Догоняйте ее!
Но не долго ему удалось, хохоча во все горло, наблюдать за невероятными скачками барышни, Мирек прицелившись, запустил в мальчику смачный ком. Его примеру последовали и другие, на какое-то время потерявшие интерес к вертлявой мишени, но снова взявшиеся за свое дело. На сей раз, мальчишке не удалось удержаться и он, отчаянно вереща свалился вниз, под ржание парней и восторженный визг девиц. Мирек так же хохотал, что есть мочи, глядя на взъерошенного, точно воробья, паренька и не заметил, что как та девушка со всего маху налетела на него так, что ему не удалось удержать равновесия и Мирек, повалился в сугроб, утягивая за собой запыхавшуюся девицу. 
- Какой снежок! – весело выдал Морозов, фыркая как лошадь, из-за налипшего на лицо снега.
- Вот вы и попались, Витязь! - засмеялась она, да так пронзительно, что у Мирека заложило уши.
- Да не квохчи ты так, - засмеялся он, распластавшись на снегу, - оглушишь совсем! Девушка, повернулась на бок и попыталась отползти от него.
- Ох, и лихо же ты скакала! – продолжал весело говорить он, приподнимаясь на локтях и разглядывая самый большой снежок сегодняшней битвы.  Девушку нельзя было назвать красавицей, как его сестру, но в ней было обаяние. То простое обаяние, что выделяет человека из толпы и делает его особенным.
- Не зашиблась? – поинтересовался он, вставая на ноги и подавая ей руку, - поднимайся, пока не застыла вся.

Чудны и веселы были русские забавы. Вроде и дерутся, а всем смешно. Снегом кидаются и все веселятся. Драгомир тоже веселился. Одно воспоминание улепетывающей девушки чего только стоило! Он даже представил на ее месте Литу. Вот только сестрица его не стала бы улепетывать, а припечатала бы шутников тяжелым взглядом, пообещав, что пойдут они вперед коленками, коли будут в нее снегом кидать. Морозовы не всегда были молчаливы и хмуры, но почему-то людям запоминалось именно это. Шутка ли кузнец и шувани в одном доме! Конечно же они с чертями да с лешими водиться будут, иначе чего им жить на отшибе? Представляя какими глазами смотрели бы таборные на развеселившихся бы вдруг Морозовых, Мирек рассмеялся и принялся поднимать упавшую на него девушку. Ее крохотная ручка даже в рукавичке тонула в его лапе кузнеца, да и она сама казалась на его фоне хрупким созданием. Драгомир, подняв ее точно пушинку совершенно не ожидал, что пушинки умеют толкаться. Засмотревшись на раскрасневшееся миловидное личико, мужчина не успел отреагировать на толчок, последовавший под смех незнакомки. Выругавшись по-цыгански, он, смеясь, утянул барышню за собой.
- И это твое спасибо? – только и успел сказать он, как в них полетели снежки. Как и полагалось порядочному мужчине, Мирек, быстро вскочив на ноги, поднял и девушку, прикрывая ее собственной внушительной фигурой от снежных снарядов. Он бы мог спокойно подхватить ее под мышку и побежать вместе с ней, но выглядело бы это крайне странно, да и не пришло цыгану этого в голову.
- Бежим! Живо, пока из нас снеговиков не сделали! – весело смеясь, крикнул Морозов, утягивая за собой и без того запыхавшуюся девушку. Они бежали, а им вслед неслись снежки. Кажется, на них открыли зимнюю охоту. Будь он один, Драгомир ни за что бы не убежал, а задал бы жару шутникам, но с ним была барышня, которая по его разумению обладала весьма хлипким здоровьем, как и положено барышням благородным.
- Ух, убежали, - прерывающимся голосом сказала незнакомка, отцепляя от него свою руку и пытаясь отдышаться.
- Угу, - только и ответил Драгомир, самым внимательнейшим образом рассматривая заляпанную снегом одежду, - не за что, - отмахнулся он и тут же добавил, - а ну-ка повотись, барышня. В снегу вся. Сказав это, цыган с самым деловым видом, на который был способен, начал стряхивать с нее снег.
- Да не вертись! – буркнул он и тут же добавил, - звать то тебя как? Мирек деловито убирал снег, набившийся под воротник, - обогреться бы. Он отошел от нее и принялся стряхивать снег с себя, при этом продолжая бурчать в своей обычной манере. Оставалось только диву даваться куда делся тот весельчак, что лихо забрасывал снежками, - Мне то ничего не будет, а ты околеешь не ровен час, - он снял с себя армяк и холодный ветер, нахально начал забираться под рубашку. Мужчина передернул плечами, - Трактир тут за углом есть, - Мирек тряхнул свой овчинный «кафтан», - Чай дают и пряники вкусные, - он поспешно натянул его обратно на себя и удовлетворенно шевельнул плечами. Сразу стало тепло, хотя холодок все еще гулял по спине, -  Пряники то любишь? – подмигнул он девушке.

Наконец-то внимательно присмотревшись к незнакомке, цыган всё же заключил, что не из благородных она. Не из тех благородных, что чаи да кофйи за обедом вкушают по щебет райских птичек, а лицом то она была всяк милее некоторых барышней голубых кровей, что так занимали Ягори. Купчиха или из зажиточных мастеровых – такое было заключение цыгана, глядя не небогатую, но очень опрятную одёжу своей спутницы. 
- Не вертись, сказал, - буркнул цыган, положив свою лапу девушке на плечо  в подтверждение своих слов, - снег за воротник попадет. А девушка точно в насмешку продолжала вертеться точно пятак на ровнехоньком столе. Но девушке, то ли развеселившейся от приключений, то ли смешливой от природы всё было нипочём.
- Дома меня Сашкой звали, - хлопая рукавицами сказала она, на что цыган лишь буркнул «угу», в приличных кругах растянувшееся бы до «Очень рад познакомиться с вами, сударыня». Или как там говорят баре? Всего и не упомнишь, уж больно замудрёно изъясняются. Вот вроде и на своем говорят, а не поймешь, а уж как начнут на своём благородном (прим. иностранном) лопотать, так совсем! «Угу» и последний снежок летит с воротничка Саши. Мирек осмотрел себя и улыбнулся в усы. Грозя спасённой превращение в снежную фигуру, он сам чуть было ею не стал.
- Оставшийся тоже полезет на печку, - буркнул цыган и повел плечами. Холодок всё ее приятно бегал по спине, - только с лихорадкою, - сказал, как отрезал Морозов. Нет, не потому что сомневался в том, что тут он будет прав, а насмотрелся он  уже на таких спорщиков к своим двадцати шести. К бабке его с хворями бегали, к сестре. Как же не насмотреться?
- Там хорошие, - кивнул Мирек, - сестре нравятся больно, - зачем-то добавил он. Лита его была всегда охоча до сладостей, а особенно до пряников, да вот только в доме их, не самом бедном в таборе, подобные лакомства всегда были праздником. Раньше гостинцы привозил отец и сын, противно кривя рожицу, едва попробовав отдавал свою долю сестре. Знал он, любит их Лита, потому и отказывался, а вот уличи кто его в обмане, мальчик бы не признался в этом и под пытками. А теперь он сам привозил сестре гостинцы.
- А тебя-то как звать? – спросила Саша и Мирек вспомнил, что спросив имя спутницы, сам не представился. «Вот же голова то моя», - с досадою подумал цыган и на мгновение на его лице появилась растерянная улыбка.
- Драгомиром звать меня, - появилась и вновь спряталась за почти непробиваемой хмуростью, - ты из купеческих будешь? - зачем-то осведомился цыган, - нам сюда, - указал он на дверь трактира, до которого они дошли так быстро, что чуть было, не пропустили. В три шага он взлетел на крыльцо и остановился, чтобы пропустить барышню вперед, как это положено у господ. «Тьфу ты ну ты! Нахватался же!» - подумал с досадой цыган открывая перед Сашей дверь из-за которой пахнуло теплом и еще чем-то вкусным.

«Из купеческих ли?» - подумал цыган, едва задал вопрос. Для купчихи она выглядела весьма скромно, ведь они, как и мещане старались одеваться богаче и надевать побольше украшений, показывая, видимо, тем самым, что дела у них идут в гору. «Наверное, у отца дела неважно идут», - сделал он вывод, когда Саша сказала, что она из купеческих и вновь посмотрел на свою спутницу из-под насупленных бровей. «Надо чаем горячим отпоить барышню, а то вона уже как носом хлюпает… По снегу она босиком с тяткой бегала видите ли. Один раз и то потом заболела небось», - он ухмыльнулся себе под нос и пошел привычно дорогой, даже как-то и забыв, что он не один, а с барышней, чьи маленькие шажки ничуть нельзя было не сравнить с его  лосиной поступью. Опомнился же он к своему стыду, лишь у дверей того самого заведения, к коему он так стремился. Увидев раскрасневшееся лицо, запыхавшейся девушки, цыган почувствовал себя неловко. «Эк я пень то! – поругал он себя, - а она ведь даже ни словечка не сказала. Гордая» Он посмотрел на девушку, что входила в трактир даже с неким уважением.
- Ну и чего стоишь? – брякнул Мирек, все с тем же хмурым выражением лица, когда Саша замерла, в нерешительности, словно не могла выбрать, куда ей лучше сесть. Он пожал плечами и обойдя девушку, остановился, расстегивая на ходу армяк. Морозов кивнул барышне, мол пошли, и уверенной поступью направился за самый дальний стол, что стоял в углу. С детства не любил он сидеть на виду. Еще будучи мальчиком и приезжая в город с отцом, Мирек уяснил, что ежели желаешь поесть в трактире, а не поточить лясы со знакомыми, которые точно сыщутся, едва примешься есть, то стоит садиться туда, где тебя сразу и не заметят.
В воздухе витал запах свежей еды, а не тяжелый спиртной дух, что выделяло его среди других подобных заведений, которые знал цыган. Он находился в таком месте, что сюда чаще заходили перекусить или заключить какую-то сделку, нежели напиться вдрызг до состояния деревенских хряков. Кормили здесь не дорого, простенько и сытно, а тараканов и крыс успевали вовремя травить, или же просто не заводили. И это вполне устраивало Драгомира.
К ним подскочил юркий половой, в котором цыган узнал своего старого знакомого.
- Сашко! – улыбнулся цыган, с жаром пожимая руку знакомцу, - и давно ты здесь? Михеич выгнал? – с хитрым прищуром спросил Мирек.
- Тьфу на тебя! – с чувством обиженно воскликнул Сашка, сам ушел, - Жмот он последний Михеич твой, - насупился он, - чего тебе.. вам, - на губах мелькнула усмешка и тут уже насупился Драгомир, - принести?
- А чего это мой-то? – хмуро ответил цыган, - ничуть не мой, - паренек стоял, всё еще насупившись, - да не обижайся. Шучу я, -   Мирек снял армяк и кинул на спинку стула, бросив взгляд на свою собеседницу, пытаясь понять нужно ли ей помочь или сама справится. «Чай не маленькая, в салопе (прим. Адель, я не нашел в постах в чем вы одеты. Если что, скажите на что салоп исправить))) то не заплутает» подумал он и сказал, - принеси-ка мне пока чаю с пряниками и щей, а барышне чаю горячего и чего она сама скажет, - цыган посмотрел на девушку из-под насупленный бровей и внезапно улыбнулся.

Отредактировано Драгомир (2014-11-21 12:56:53)

Трактир был хорош и чист, для трактира конечно же. Здесь, даже грубо сколоченные стулья попадались (наверное, чтобы кидаться удобно было), а не только век не скобленые лавки.  Вечером по обыкновению тут конечно же была суета и хлопьями плавали винные, а то и самогонно-водочные пары, но днем спокойствие нарушала лишь зычная ругань двух не поделивших что-то приказчиков. Даже хозяин не поет соловьем, а меланхолично посапывает в углу, зыркая на новых посетителей из-под вихрастого седого чуба, некогда бывшим рыжим. На фоне вертлявого полового, эта глыба спокойствия и недвижимости выглядела особенно колоритно.
- А есть то не будешь? – хмуро спросил цыган, рассматривая худющую фигурку девушки и злясь на себя за забывчивость. Обещал, обещал, да позабыл про пряник. А она видать то-ли из скромности, то ли из гордости ничего окромя этого пряника злосчастного не попросила. Морозов поймал взгляд девушки и по спине у него поползли какие-то непонятные мурашки. Хоть и из купеческих, да ничуть не была похожа на избалованных дочек Волынникова, что любили на него поглядывать и на которых он обращал внимания не больше, чем на предмет мебели. Самого купца это лишь забавляло, но цыган знал, что так будет лишь до той поры, покуда он не переступит границу, а поскольку эти купчихи были нужны кузнецу, чуть меньше, чем любимая ваза супруги Волынниковова, то Арсению Михайловичу предстояло посмеиваться над дочками еще очень и очень долго.
- Ты у купца Волынникова службу несешь или же лошадь ему какую продаешь? - наконец проявила своё любопытство девушка, подтерев нос платком. «Всё таки замерзла», - с непростительным торжеством подумал цыганя, памятуя о ее рассказе про беготню по снегу. Но при всём при этом Мирек настороженно смотрел на девушку. Очень уж ему не хотелось, чтобы она заболела. Обычно нелюдимый кузнец и сам-то понятия не имел, откуда столько заботы о чужом человеке, а уж ежели и спросят, то и вовсе не сможет объяснить. Вон даже Сашко с хитринкой на него поглядывал. «Ишь угорь!» - подумал Морозов.
- А про Арсения Захарыча то откудова знаешь? – усевшись в полоборота к собеседнице и прислонясь спиной к стулу, спросил цыган. При этом Мирек нахмурил брови и улыбнулся, что в такой комбинации явно должно было означать заинтересованность и удивление, но по обыкновению пугало собеседника и делало его чересчур подозрительным, - я вроде ни слова, ни говорил, - мужчина пожал плечами и положил левую руку на стол, посматривая то на Александру, то туда, откуда должна была к ним прийти еда. О самом вопросе, обращенном к нему, Мирек мигом забыл, заинтересовавшись как девушка угадала про купца. «Родственница его что-ли?» - подумал цыган припоминая купцову болтовню про какую-то его племянницу, к которой всё женихов заманить не могут. Рассказывал он тогда это так занятно, что под конец оба сотрясались от смеха.

Отредактировано Драгомир (2014-11-21 11:18:36)

Ему было весело наблюдать за этой забавной девушкой, которая кажется, совершенно его не боялась, несмотря на его вечно хмурую морду, что по вечерам уже довела до икоты ни одного человека, особенно на Купалу, когда везде грезятся черти да лешие.
- Аааа… - протянул Мирек, отклоняясь назад и прислоняясь спиной к стене. Он же Сашу ни разу не видел. А впрочем, даже если и видел, то мог и не запомнить и не познакомились бы они, коли не снежная битва. Это веселое знакомство отодвинуло на второй план необъяснимую тревогу, что не отпускала его уже несколько недель.
- Хотел, - кивнул морозов, хитро прищуриваясь и точно собираясь добавить «если догонит» или же что-то еще в том же духе, - если подковы во время забега отвалятся, - на губах у него появилась лукавая улыбка, вслед за чем он решил пояснить свое положение, - кузнец я. Иногда с лошадьми у него дело имею, а иногда…
- И ведь не свел ни одной до сих пор! Вот же выдержка! – раздался восхищенный и ехидный голос полового. Еда, конечно же, сама по себе не ходила, а делала это ногами чересчур болтливого Сашко, который хоть после этого  и отошел от них на всякий случай, но все же продолжал появляться в самое неожиданное время. Обижаться на него было бесполезно, бить тоже, поэтому цыган предпочитал отшучиваться или же как сейчас просто махнуть рукой на эту беззлобную болтовню. 
- Дадо и сам у него коней покупал и ему продавал, - добавил мужчина, пододвигаясь к столу и украдкой наблюдая за смакующей свой заказ Сашей, которая смешно тыкала в него пальцем в точности как Лита, еще несколько лет назад.
- Так значит здесь готовят самые лучшие пряники? – с довольным и веселым выражением личика спросила девушка на что Драгомир кивнул с самым суровым выражением лица, поскольку увидел вновь приближающегося к ним полового.
- Самые что ни есть! – опять встрял в их разговор Сашко, сгребая с соседнего столика посуду, - у царя-батюшки таких нет!
- Пожадничали? – ехидно спросил цыган, усмехаясь в усы и с удовольствием вдыхая запах супу.
- Не спросили! – обиженно воскликнул половой и умчался, негодующе посапывая, вместе с горою посуды, чтобы наверняка вскоре вновь замаячить поблизости. Драгомир же только рассмеялся, глядя ему вслед и весело пробурчав «не спросили их!» взялся за ложку. Аппетит даже не испортило упоминание яблок, которые он (особенно мочёные!) с некоторых пор терпеть не мог.
- Лита тоже их любит, - улыбнулся мужчина как обычно потеплевшей улыбкой, когда он говорил о сестре, - но пряники больше. Рассказывать о кулинарных талантах сестрицы, что время от времени обещала ему наварить супу из кошек, коли он возмущаться будет, цыган благоразумно не стал и так сегодня он не походит на себя слишком много болтая.
- Сама то чем занимаешься? – больше для приличия спросил цыган, чтобы не обижать девушку невниманием, хоть и понимал, что вряд ли они еще встретятся.

Сашко был абсолютно беззлобным балбесом, у которого, как  порою утверждают, язык был абсолютно без костей. (Будучи угрюмым молчаливым мальчишкой, Мирек не раз пытался понять смыл этого выражения, не находя костей и в своем языке) Цыгану часто надоедала его пустая болтовня и он порою даже слишком резковато осаживал знакомого. Обиды же знакомец  забывал быстро и уже в следующий раз вел себя, как ни в чем, ни бывало. Мужчина мог, конечно, и разозлиться, но выглядело это так не серьезно, что и обижаться на него было грешно. Сейчас тоже цыган был готов уже вспылить, если Сашко опять не даст ему донести до рта ложку супа и приглушенное урчание в животе подтверждало, что намерения эти вполне серьезны. К счастью, словоохотливого полового окрикнул хозяин и Морозов облегченно выдохнул, с жадностью посмотрев на еду, у которой уже не осталось шансов быть не съеденной. Адель же с интересом разглядывала окружение, но не со вниманием первооткрывателя, а вниманием натуралиста, который читал про бабочек в книжках, а теперь увидел один из тех самых экземпляров. «Швейка значит», - подумал цыган, активно работая ложкой и по обыкновению не отвлекаясь на стороннюю болтовню.
- Я и моя дружка людей калечим, - совсем уж таинственным тоном сказала Саша и цыган соизволил оторваться от щей, тем более, что они уже были уговорены. Он вопросительно посмотрел на нее, откладывая ложку, молча ожидая пояснений. На лихого человека она была совсем не похожа, значит просто шутила.
- Роняем тяжелые утюги на ноги, а потом из-за угла смотрим как они людей бранят всякими погаными словами, - пояснила она отстраняясь от цыгана и лукаво посмотрев на него заразительно засмеялась да так, что на них стали оборачиваться, прибавившийся за это время народ. Он тоже рассмеялся, шутя, погрозив пальцем и представляя, чтобы было, ежели бы он уронил что-нибудь на бар в кузне.
- Идти бы нам пора, - абсолютно серьезно сказал он, отсмеявшись, и его лицо вновь приняло угрюмое выражение, - а то подумают чего дурное. Подумав об этом только сейчас, Мирек чувствовал себя полным идиотом и ему было стыдно за это перед Сашей за свою недальновидность.

Покуда время шло, а суп убывал, народу в трактире прибывало, да так, что хозяин, сонно поглядывающий на посетителей со своей табуреточки, встрепенулся и соколом зыркал по сторонам и шугая половых. Так что досталось даже и Сашке, благодаря чему Мирек и его новая знакомая смогли спокойно поесть. Однако чем чаще на них поглядывали, тем больше цыгану хотелось увести отсюда Александру. На него самого-то пусть бы пялились, чай не казенный, а вот девушке такое внимание было без надобности. Кто он ей? Не сват, не брат, а не знамо кто. Чем дольше морозов думал об этом, тем сильнее хмурился и быстрее орудовал ложкой. Но веселый нрав его знакомицы не позволял долго хмуриться. Вот набежит на него тучка хмурая, а стоит ей что-нибудь сказать или подмигнуть, как ему снова хочется улыбаться. «Совсем как Ягори», - подумал он и на его челе снова появилась хмурая складка. Чем он не угодил Тагару, цыган до сих пор не мог понять. Или же старый хоревод не хочет упускать своей выгоды? Конечно, через пару годков его дочь заблистает пуще прежнего, а потому и не даст он на нее платок надеть, да увести за собой пыль под телегой глотать. Такие думы от него не могла отвести даже эта светлая девушка с ее лукавым взглядом, что был точно солнышко весеннее. И смех ее был звонким-звонким, как капель из первые весенние бубенцы. Так он и выхлебал кипяток, даже не ощущая, как он обжигает, а потом сказал, что пора бы и честь им знать. Но сказал это видимо слишком зло и хмуро, что девушка стала собираться быстрее деда Кузьмы, что может на скорость прятать от своей бабки запасы самогона так, что потом сам же и ищет. От его слов ее взгляд стал серьезным, однако, не утратив своего огонька, что жил в нем. Видимо было что-то в ее жизни, что заставило так молниеносно отреагировать на слова цыгана. «То не мое дело», - подумал Мирек так же поднимаясь из-за стола натягивая армяк.
- В чужом глазу пылинку видать, а в своем и бревно не мешает, - спокойно ответил мужчина, пожав плечами. А девушка все же была настроена решительно, а потому цыган, бросил на стол пятаки, подхватил под мышку пряники, рукавицы  и зашагал к двери размашистой поступью, чтобы догнать ее. Да сделал это так резво, что на самом крыльце поскользнулся, и чуть было не упал, но пряников не выронил, да и сам сумел удержать равновесие. Александра, как показалось Драгомиру, с явным неудовольствием натянула варежки. «Простудится», - подумал он, переводя дух от своего скользкого приключения.
- А пряники действительно знатные, не зря хвалил, - сказала и тут же шмыгнула девушка. «Простудилась», - констатировал он, вытаскивая из-под мышки рукавицы, которые он не успел надеть.
- Держи, - протянул он их ей, - Сестра их любит, - улыбнулся он в усы, и, произнеся слово «сестра»  с обычной теплотой, - тебе далеко идти? Может проводить, а то вдруг чего… от снежков опять спасать придется.
Он снова улыбнулся. Почему-то на улице он чувствовал себя спокойнее, чем там, в трактире, но все же какое-то сосущее под ложечкой чувство надвигающейся грозы не отпускало. А с какой стороны придет беда он не знал. Может поэтому и беспокоился за эту весеннюю девушку, чей смех напоминал капель.

Отредактировано Драгомир (2015-02-26 01:20:29)